Магия взгляда. Часть 1: Руни - Юрьева Ирина. Страница 6

В своем первом послании “Службе” Хейд, как и решил, написал, что носителей Силы здесь нет, а из вирдов опасен лишь Орм. Они с ним невзлюбили друг друга с первого взгляда, но до открытой вражды между ними дело еще не дошло. Понимая, что сохраняя видимость дружбы с Победителем Бера, он избежит очень многих проблем, Хейд старался конфликтов не допускать.

— Орм испорчен слепым поклонением и не желает считаться ни с кем, — сообщал Хейд в письме. — Но его превосходство — за счет крепких мышц. Орм привык подчиняться лишь собственным прихотям. Вряд ли он будет способен использовать чары и колдовство.

Первый шок Хейд испытал через год. Он любил песни Норта, в которых История стала поэтическим вымыслом, но, признавая влияние этого человека, не видел угрозы. Хранитель не стремился к реальной власти, его занимал не ход жизни, а преломление фактов в душах людей.

Поначалу это смущало Хейда, привыкшего четко просчитывать каждый свой шаг, потом вызвало интерес. Он не мог не заметить, как любят Хранителя, а ведь Норт не похож был на вирдов, с трудом принимавших все новое. Вскоре Человек Двора понял: без Норта он вряд ли сумел бы понять и принять Гальдорхейм.

Но однажды, столкнувшись с пришлым охотником, Хейд услыхал от него:

— Да любой станет мудрым, прожив столько лет!

Восклицание было загадочным.

— Сколько лет?

— Я не знаю, но этот Хранитель пел песни, когда мой дед был ребенком.

Слова охотника потрясли. Возвратившись в свой замок, Хейд просто не знал, что теперь должен сделать. Впервые он понял, что в мире есть нечто за гранью привычной реальности. Вне сомнений, Хранитель был нелюдем, тайным носителем Силы, и Хейду теперь полагалось отправить донос или вынуть Железо Небесных Сфер. Но при мысли о гибели Норта Хейду стало не по себе.

— Смерть Хранителя вызовет бунт! Люди вряд ли смирятся с потерей! Резня, реки крови и полный развал Гальдорхейма, который поднимется против Властителя… — подумал он. — А для меня, Человека Двора, это станет началом конца.

И в отчете он написал о Хранителе, как о певце и поэте, удостоенном вирдами чести за свой редкий дар. Настоящая правда о Норте могла бы остаться одной из тайн Хейда, не явись сюда Вальгерд.

Поглощенный неприятными мыслями, Хейд вновь прошелся по комнате. С каждой минутой он все отчетливей осознавал, что, поддавшись порыву чувств, сделал огромную глупость, которая может обернуться трагедией. Очарованный Бронвис, Хейд искренне верил, что брат с сестрой смогут понять и принять Гальдорхейм через Норта, как раньше он сам, но Хранитель у Вальгерда вызвал лишь неприязнь.

— Вальгерд вряд ли посмеет уехать, нарушив волю Властителя, но в любой момент может послать гонца в “Службу Магии”… Что же, донос на Хранителя как на носителя Силы, который открыто бывает у Человека Двора — невысокая плата за возвращение в Лонгрофт… И Златоглазый не станет терзаться муками совести. Значит, мне нужно кое-что предпринять! — решил Хейд.

Глава 2

Официальное представление Златоглазых местному обществу состоялось после визита Хранителя, в праздник Леса, который в Гальдоре считали началом Возрождения Жизненных Сил. Позабытый в столице культ Леса не слишком мешал новой вере. Для вирдов Святой, о котором так много твердили проповедники Скерлинга, не был единственным Богом, он просто пополнил привычный для них пантеон.

В силу давних традиций большой праздник Леса был должен начаться в замке у Победителя Серого Бера. Продолжить его предстояло на круглой поляне, где раз в десять лет проходил поединок человека и зверя.

Бронвис ждала праздник Леса с большим нетерпением. Лучшие платья были не раз пересмотрены, как и шкатулки, в которых хранились ее украшения. Она выбрала темно-бордовый наряд с драгоценной отделкой из крупных позолоченных листьев, считая, что вирды отметят желание Бронвис проявить уважение к их старой вере. Она не забыла, как Хейд говорил, что в Гальдоре лист — символ Жизни.

— Сначала он дремлет в своей почке, словно младенец, потом пробуждается к жизни, растет, раскрывается, жадно вбирает свет Солнца. Меняет зеленый наряд на парадный убор и слетает на землю. Распавшись, он передает свою силу его породившему дереву. И возрождается вновь в тесной почке, забыв, что жил раньше. В Гальдоре считают, что люди подобны листве! — сказал Хейд.

Он ей обещал, что на празднике Леса Хранитель, исполнив балладу о листьях, поможет принять ее сердцем, и Бронвис поверила, помня, как действует голос певца.

— Не важно, о чем поет Норт. Раз услышав его, ты меняешься! — честно призналась она.

Ощущение чуда, которое Норт обещал перед песней, уже поселилось в душе Бронвис и не хотело исчезнуть. “Со мной что-то будет!” — не раз приходило на ум, когда Бронвис стояла у медного зеркала.

Взяв теплый плащ на меху, (несмотря на прозрачную дымку полураспущенных листьев, в лесу было холодно) Бронвис заколебалась. Темплеты, щитки, закрывавшие уши, мешали надеть капюшон, а убор из прозрачного шелка не мог защитить от гальдорского ветра. Однако желание нравиться было настолько сильно, что она не решилась снять редкий столичный убор.

Замок Орма снаружи казался не слишком большим, но центральная зала, вмещала не меньше двух сотен гостей. Оказавшись в толпе, Бронвис сразу оставила брата, который явился со свитой из новых приятелей.

— Хочется верить, что Вальгерд не станет искать ни с кем ссор, — прошептала она Человеку Двора.

Хейд согласно кивнул.

Молодая вдова, осмотревшись, не могла не отметить: убранство парадного зала казалось весьма дорогим. Кладку каменных стен прикрывали ковры и набор гобеленов, а скамьи вдоль них были плотно покрыты искусным узором. “Жаль, здесь нет подушек, как при Дворе, — вдруг подумала Бронвис. — А впрочем, неплохо и так!” Дорогая посуда из серебра и хрустальные кубки казались ей слишком массивными, но они ясно говорили гостям о богатстве владельца, как и большие чеканные блюда из бронзы. Обилие пищи на миг ужаснуло ее, но вино показалось хорошим. Присев рядом с Хейдом, красавица стала внимательно наблюдать за толпой.

Время шло… В сердце Бронвис закралась тревога. Она не могла не признаться, что, отправляясь на праздник, всерьез полагала, что с первого взгляда покорит диких вирдов, однако никто не спешил выражать ей свое восхищение и развлекать.

— Это не Двор! — будто бы прочитав ее мысли, сказал Хейд. — Большинство гостей не привыкли к женскому обществу. Они оставляют дома своих жен и дочерей.

Незаметно указав на кое-кого из собравшихся вирдов, Хейд назвал ей имена. Эрла пока в зале не было, как и самого Орма.

Среди мужской толпы внимание Бронвис привлек молодой человек в светло-зеленом костюме, расшитом золотом, с оторочкой из меха рыжей лисицы. Его волосы были такого же цвета, гладкие и блестящие, словно золоченая шапочка. Юношу было бы трудно назвать настоящим красавцем, поскольку черты лица были неправильны и грубоваты, но обаяние юности придавало ему особый шарм. Определенная жесткость во взгляде серо-зеленых глаз и уголках губ смягчалась смущенной улыбкой и робким румянцем, который контрастировал с гордой посадкой небольшой головы.

— Через два-три года он станет, как все эти дикие вирды: грубым, ограниченным, скучным, сейчас же… Сейчас он безумно мил! — вдруг подумала Бронвис.

“Кто это?” — тихо спросила она Хейда.

— Фланн. С точки зрения вирдов, достойный молодой человек, хотя и небогатый. Его небольшое поместье почти не приносит доходов. В Гальдоре Фланна считают большим другом Орма, хозяина этого замка, но я не согласен. Дружба — союз равных, Фланн же похож на верного пса, а вернее, на молодого щенка. Он настолько боготворит Победителя Бера, что целыми днями мечтает найти повод вызвать кого-то на бой за то, что тот не ценит великого Орма, — ответил ей Хейд и с насмешкой добавил. — Фланн очень жалеет, что Орм не имеет врагов!