Магия взгляда. Часть 2: Ливтрасир - Юрьева Ирина. Страница 55

— Когда ты тушил огонь Руни, ты просто лишился сознания. Значит, ваши силы с лесянкой равны. Неужели ты веришь, что Дух, уничтожив ее, не сумеет сразить тебя, Норт? — повторял он, пока тот его не спросил:

— Что же ты предлагаешь?

— Призвать в Гальдорхейм Истребителей!

— Нет!

Ответ был очень жестким. Хранитель не стал объяснять, почему он так резко отверг эту мысль, но Хейд знал: Норт не верит, что “Служба” способна изгнать Черный Дух.

— И напрасно! — не раз приходило на ум. — Пусть они не сражались с ним много веков, и их больше заботит земная власть, чем безопасность людей, но любой Истребитель способен понять, чем грозит появление Лайцерфа! (В силу привычки Хейд звал Дух тем именем, что и в Лонгрофте.) Они знают, как с ним бороться.

Хейд почувствовал, что он готов бросить все и отправиться в Лонгрофт один, чтобы только найти помощь.

— Ты не дойдешь, — сказал Норт, подошедший к нему. — Ты не знаешь лесов Гальдорхейма.

— Отправь тех, кто знает, — ответил Хейд.

— Нет! Истребители нам не помогут.

Уверенность Норта смущала, но Хейд не хотел отступать. Понимая, что сам не сумеет дойти до Лонгрофта, он начал искать человека, который бы мог отвезти письмо, но убедился, что местные вряд ли нарушат волю Хранителя. А посылать привезенных из Лонгрофта было безумием: лес не доступен чужим. На дороге посланца мгновенно схватили бы.

Взгляд Хейда чаще и чаще скользил по большой клетке. Два сверга Бронвис были здоровы и веселы.

Сверги — особые птицы-посланцы. У них редкий дар находить путь туда, где они родились. Хейд отлично запомнил, что Бронвис с собой привезла из Лонгрофта семь свергов. К моменту негаданно вспыхнувшей страсти красавицы к Орму их было лишь три, остальные уже улетели с записками в Лонгрофт, к Властителю. Бронвис надеялась, что он вспомнит о ней и опять призовет ко Двору. Поселившись у Орма, она взяла свергов с собой.

Когда Орм прогнал Бронвис из замка, она позабыла про клетку, и Хейд забрал птиц. Он по-прежнему верил, что сможет вернуть ее, и не ошибся. Забыв обо всем, что с ней было, она согласилась остаться с ним. Вскоре один сверг исчез, подсказав, что жена не смирилась с Гальдором и хочет вернуться из ссылки. Однако прошло больше года с момента отлета крылатого вестника, а две последние птички по-прежнему прыгали в клетке. Хейд, глядя на них, думал, что это символ удачного брака. Жена, ощутив интерес к новой жизни, уже не стремилась вернуться в Лонгрофт.

Когда все ушли в лес, Бронвис взяла с собой птиц. Она больше не думала, что пошлет их в Лонгрофт, ей было жаль расставаться с “ее малышами”, как Бронвис звала свергов. Хейд замечал, что в последнее время она постоянно носилась с щенками, котятами и детьми слуг. Он стал привыкать, что, зайдя к ней, мог встретить двух-трех ребятишек. Ночами, когда они были вдвоем, Бронвис словно теряла рассудок. Сначала такой взрыв страстей опьянял. Хейд любил Бронвис и видел в этом порыве желаний ответное чувство. Однако чем дольше Хейд жил с ней, тем больше он убеждался, что Бронвис хочет ребенка. Он был бы не против, но… Год постоянных объятий не дал ничего.

— Может, дело в лечении Норта? Спасая рассудок и жизнь Бронвис, он, заблокировав память, лишил ее шанса родить? Ведь бывает побочный эффект от лечения… Вспомнив о своем прошлом в Гальдоре и пережив его, Бронвис сумеет родить, — говорил себе Хейд, сам не слишком-то веря таким объяснениям.

Он знал о жизни достаточно. Бронвис могла ничего не рассказывать о своем прошлом, Хейд видел сам, что оно было бурным. Ее первый муж, Орм, Властитель… Хейд знал лишь о трех, но он мог бы поклясться, что их было больше. Намного. Не будучи сам образцом добродетели, Хейд не искал в Бронвис робости и чистоты. Испытав все, что может дать плоть, он не ждал непорочности. Жизнь при Дворе научила, что верность — явление редкое. “Мужу лучше быть самым последним, чем первым в веренице любовников,” — часто говаривал он.

Хейд не думал, что прошлое Бронвис способно напомнить ему о себе.

— Было — значит, ушло! Теперь Бронвис со мной, в ее жизни нет места другим, — думал Хейд. — Ревновать ее просто нелепо. Кто станет, найдя драгоценный алмаз, безутешно рыдать, что его уже кто-то носил, тот достоин обычной стекляшки…

Сейчас же ему приходилось признать, что довольно беспечная юность красавицы может не раз отозваться в их будущей жизни. За легкомыслие женщины платят дороже мужчин. Но какой смысл думать об этом, когда ты не знаешь, как долго сумеешь прожить? День, два? Месяц? Может быть, год? А потом? Что случится потом?

Этим вечером Хейд, взяв кусочек пергамента, начал писать. После пятой попытки он смог сократить текст настолько, чтоб он уместился на узкой полоске, которую крепят особым зажимом под мягким крылом сверга.

“Лайцерф воплотился! Хранитель Сетью Защитников смол приковать его к землям Гальдора. Пришлите сюда Истребителей! Срочно! Иначе все люди погибнут! Хранитель пока их увел в леса, лишив Духа пищи, но Норт бессилен изгнать его.

Хейд,

Человек Двора.”

Эту записку Хейд, крепко свернув, прикрепил к птице. Выпустив сверга, Хейд верил, что помощь придет.

“После бунта детей в Агеноре нам нужно беречь Скерлинг и укреплять “Службу Магии”. Гокстед и Лонгрофт верны нам, они вправе ждать и поддержки, и помощи, как и Фирод. Гальдорхейм всегда был непокорен. Пусть сами сражаются с Лайцерфом. Это для них будет ценный урок!”

…Документ через много веков обнаружат в секретном архиве Скерлинга. Норт не ошибся. Попытка найти помощь у “Службы Магии” им ничего не дала.

Глава 12.

Орм не думал, что этот провал под плитой так широк. Летя вниз, он считал, что погиб. Но, мгновенно почувствовав сильный удар о шершавые камни, Орм понял, что ход не слишком глубок. Скользя вниз по наклонной стене, обдирая ладони, он знал: если “гору” не сменит провал, то он сможет добраться живым до подножья. Крутой виток резко швырнул его в сторону, острая боль опалила икру.

— Камень? Или кинжал, замурованный в стену? — подумал Орм, чувствуя, как по ноге заструилась горячая кровь.

Спуск все длился и длился. Спираль не давала разбиться ему насмерть, но от ударов о стены мутился рассудок. Когда Орм свалился на каменный пол подземелья, он в первый раз в жизни лишился чувств.

Холод заставил опомниться. Тело болело. Орм чувствовал странную слабость и тошноту.

— Это кровь… Я ее потерял слишком много, — подумал Орм.

То, что рассудок был ясен, внушало надежду на лучшее. Сняв камзол, Орм оторвал рукав от рубахи и попытался перевязать рану. Мрак подземелья давил.

— Отец думал, что кресло-ловушка — мгновенная смерть, а оно помогало взять в плен неугодного. Странно… Я прожил здесь тридцать лет и не знал о подземной тюрьме, а теперь сам стал узником, — вяло подумал Орм.

Будь под рукой факел или свеча, он сумел бы найти дверь, а может быть, и отпереть ее, но в темноте было трудно понять, где он. Орм пожалел, что он бросил мешок, так старательно собранный им для похода в лес. Шкура оленя, еда, да и сам арбалет, пробивающий дерево, здесь пригодились бы. Но его вещи достались неведомой дряни, явившейся в замок. При мысли, что та несусветная погань начнет нагло шарить по комнатам, много столетий служившим его предкам, Орм ощутил сильный гнев.

— Хорошо, что моя дочь в лесу! — вдруг подумал он. — Свельд понимала, что делала.

Не представляя, с чем свела его жизнь, не умея представить всю силу опасности, Орм хотел просто избавить свой замок от погани, вдруг оказавшейся в нем.

— Эти призраки будут жалеть, что пришли ко мне! — громко сказал Орм, пытаясь подняться. Он верил, что все будет именно так.

Странный, еле заметный свет в ближнем углу привлек взгляд. Опираясь о пол, Орм поднялся. Он сразу нащупал кинжал. Прыгнув в щель, Орм не бросил его, но во время падения выпустил. То, что кинжал оказался здесь, вдруг показалось хорошим знамением. Слабенький свет от клинка позволял хоть немного прогнать тьму.