Беспощадная толерантность (сборник) - Володихин Дмитрий Михайлович. Страница 20

– Туда даже не смотри! – басом крикнула хозяйка, перекрикивая звериный и птичий хор. – Там щенята обычные, тебе это не надо. Потом погладить дам, только руки помоешь. Сейчас к уродцам пойдем.

За дверью длинного сарая помещались странные существа.

В вольере возле входа метался встрепанный трехголовый пес. Кидался на решетку, вцеплялся в прутья сразу двумя пастями, грыз железо, роняя на пол слюну. Третья голова поскуливала и тоскливо смотрела в сторону слезящимися глазами.

– Лапушка, – вздохнула Гертруда, погладила скулящую голову и ловко отдернула руку от оскаленной пасти первой головы. Щелкнув в воздухе зубами, первая разочарованно хрюкнула и опять набросилась на решетку. – Цербер наш, – Гертруда вытерла руку о юбку, – тут из ветинспекции все приходят, говорят, надо усыпить. А за что его, лапушку? Тут человек шизеет, если у него в башке две личности, а с собаки чего взять? Крокодил еще у меня такой был, на прошлой неделе забрали.

– Тоже трехголовый? – изумилась Настя. – Змей Горыныч?

– Ну, вроде, – улыбнулась Гертруда. – А тебе что, надо? С ним попроще, но тоже кормить сложно, головы на разные стороны тянут, дерутся друг с другом. Может, мне его опять обратно вернут. Я тебе позвонить тогда могу, если надо.

– Нет, спасибо. У меня он в квартиру не влезет. Так странно у вас. Интересно, как в сказке.

– Интересно? – почему-то неодобрительно прищурилась Гетруда. – Вот и им было интересно. Доинтересничались. Ты, лапушка, посмотри пока здесь сама. Может, что интересное для себя найдешь.

Шестиногая лошадь печально бродила по деннику. Спотыкалась. Поджимала ноги по очереди. Опять спотыкалась. Остановилась, укоризненно посмотрела на Настю.

В соседнем вольере летучая кото-мышь хлопала кожистыми крыльями, подпрыгивала и опять падала на пол. Села, задрала заднюю лапу, потянулась и свалилась на бок, запутавшись в крыльях и хвосте. Запищала жалобно, бестолково ворочаясь в попытках подняться.

– Интересно? – спросила хозяйка, заглядывая в огорченное Настино лицо. – А вот, смотри, кто тут еще есть.

Последний в ряду вольер показался сначала пустым. Только несколько рыжих апельсинов горкой валялись в углу.

– Кис-кис, – позвала Гертруда. Апельсины дрогнули и раскатились в стороны. Темный мохнатый комок двинулся к решетке – дергаными, рваными движениями. Потом запнулся и грохнулся на пол, задергался, еле слышно захныкал.

– Тихо-тихо, – неожиданно нежным и тихим голосом забормотала великанша. Открыла дверцу, подняла хныкающий комок, вынесла на свет, ближе к Насте. Размером с кошку, четыре маленькие лапки с короткими розовыми пальчиками, круглые испуганные глаза и огромные уши, толстые тяжелые мохнатые лопухи, в каждое из которых можно было бы завернуть странное существо целиком.

– Совершенно несамостоятельный, – вздохнула Гертруда. – Два шага сделает и падает, уши перевешивают. Сам есть не может, лапки короткие, мордочка плоская. Надо с ложки кормить и поить. Два раза в день минимум. Иначе умрет от голода, даже если рядом будет еда лежать. Вот так, лапушка. Интересный зверек, как думаешь?

– Ты извини, лапушка, – сказала Гертруда, когда они вместе пили чай в доме. Чай был черный и очень крепкий, от горечи и терпкости у Насти сводило скулы. – Что я с тобой резковато. Я, в общем, им и так многое прощаю, что не нужно.

– Кому им?

– Людям. Поработай у меня немного и поймешь, о чем я. Вчера вот пуделя принесли. Шок, истощение, обезвоживание, гнойные раны. Его избили, перемотали скотчем лапы и морду и бросили в кусты. Умирать. Он и умирал. Сутки или около того, пока случайные прохожие на него не наткнулись.

– Зачем, – еле слышно пролепетала Настя. Горло перехватило от слез. Она представила. Добродушный маленький песик, чей-то домашний любимец, которого любили, ласкали и гладили, доверчиво подходит к незнакомцу. А тот… – Зачем так с ним?

– Хо, лапушка, думаешь, ответ на этот вопрос что-то изменит? – Гертруда пожала плечами. Взяла со стола черную, прокуренную трубку, примяла пальцем табак, щелкнула зажигалкой. – Покуда у людей беспомощность провоцирует насилие, ничего не изменится. Ни-че-го.

Гертруда выпустила из трубки клуб ароматного дыма. Спохватилась:

– Не возражаешь, если я тут покурю?

– Это твой дом, – улыбнулась Настя.

– Ну, – невнятно буркнула великанша, придерживая зубами кончик трубки и доливая в чашку чай. – Это не всех останавливает.

– Кого?

– Некоторых гостей. Бывает же, а? Ты их даже вроде не зовешь. А они припрутся, напачкают сапожищами, разлягутся на твоем диване, наплюют семечек. И еще будут тебе указывать, в какой одежде тебе ходить, какой температуры кофе им подносить и можно ли тебе курить в собственной гостиной. И что, я должна это терпеть?

Гертруда фыркнула и пыхнула трубкой.

– Нет уж. В моем доме ходим в тапочках, разговариваем вежливо, и вообще живем по моим правилам. Не устраивают правила – до свидания. Валите к себе домой и живите там по своим правилам. Каким хотите. Хоть в сапогах по постельному белью ходите и в занавески заворачивайтесь, мне наплевать. Извини, лапушка, что-то я сегодня нервничаю. Новости утром посмотрела. Так что, ты именно Чебурашку решила взять?

– Кого?

– Хо! Ты не читала эту сказку? – изумилась великанша. – Обожди, сейчас найду. Я ее как раз перечитывала недавно. Вот, возьми. А насчет Чебурашки подумай хорошенько. Зачем тебе столько возни? Странную зверушку для поднятия гражданского индекса я тебе могу и попроще подобрать. Сейчас чай допьем и пойдем во второй блок. В общем, первый я тебе так показала. Для расширения кругозора и избавления от некоторых иллюзий.

– Не надо, – сказала Настя.

– Чего? Избавления от иллюзий? Хо! Лапушка, это самое лучшее, что я могу для тебя сделать.

– Не надо зверюшек для поднятия индекса, – Настя поморщилась. Подумала, что великанша права. Что выглядит это именно так: пришла девушка не помочь бездомному животному, а подыскать себе средство для поднятия индекса. – Я возьму его.

– Ну, – Гертруда развела руками. – Я предупреждала. Апельсины не забывай ему давать. Он с ними спит в обнимку. Привык. Мне его так и подбросили – в ящике с двумя апельсинами.

– Подбросили?

– Хо! Думаешь, я выиграла его в лотерею? Или купила на аукционе? Лапушка, ты куда пришла? В питомник йоркширских терьеров или в приют брошенных животных? Брошенных, лапушка! Это значит, что бывшие хозяева, в лучшем случае, удосужились принести нежеланных младенцев…э… то есть надоевших питомцев мне под дверь и быстро смыться, стеснительно избегая встречи. А в худшем… Я тебе рассказала про вчерашнего пуделя? Ты видела детишек из первого блока, которых этот ублюдочный ветинспектор регулярно предлагает усыпить? Раньше люди хотя бы просто приручали, а потом вышвыривали своих питомцев из дома на улицу, а сейчас… Ты ведь, лапушка, смотришь телевидение и знаешь, что у нас теперь продвинутое современное общество, где все прежние отклонения считаются нормой, а норма, стало быть, превратилась в отклонение? Поэтому в соответствии с новой нормой мы сперва создаем уродов, неспособных даже существовать самостоятельно, а потом вышвыриваем их на улицу уже не просто мучиться, а мучительно умирать.

Дом для Чебурашки Настя устроила в большой картонной коробке, оставшейся от переезда. Постелила на дно одеяло, положила подушку, прикрепила в углу лампочку. Чебурашка постоял возле стенки, разглядывая новое жилище. Попробовал двинуться вперед, но сразу же упал мордочкой вниз и захныкал. Потом они приспособились – Настя взяла Чебурашку за лапку, а другой рукой придерживала со спины, прислушиваясь, куда он хочет идти. Так, уцепившись маленькой ладошкой за Настин палец, Чебурашка обошел свой новый дом. Потрогал подушку, покатал апельсин и наконец уселся под лампочкой, облокотившись о стену. На его страдальческой мордочке появилось подобие улыбки. Кажется, дом ему понравился.

По дороге на работу Настя занесла Чебурашкин паспорт в отдел регистрации.