Антология - Вежинов Павел. Страница 18
Именно летит — это, пожалуй, самое точное слово. Я помни), что не успел даже зажмуриться в предчувствии страшного удара. И вдруг с изумлением заметил, что машина плавно, как птица, проносится над бездной, вместо того чтобы рухнуть вниз. Я только придерживал руль, машина развернулась сама, и колеса легко, почти без толчка, коснулись асфальта.
С минуту я сидел словно в трансе. Первой моей мыслью было, что все это происходит во сне. Но нет, на сон не похоже. Я хорошо помню все, четко вижу мокрые листья и грязь на асфальте, ручеек, стекающий по изборожденному дождевыми потоками обрыву. Вижу птиц, усевшихся на телефонных проводах, совершенно ясно слышу пыхтенье паровоза, ползущего где-то в горах. Но яснее всего вижу бездну справа от себя, с ее резкой глубиной, мутную, взбаламученную бурей реку. Не сои, но, может быть, галлюцинация? Правда, галлюцинациям я не подвержен, тем более будучи в трезвом уме и здравой памяти.
Я совсем позабыл о человеке, сидевшем сзади. Неожиданно раздался его голос, по-прежнему ровный и негромкий:
— Не стоит так уж изумляться. Все, что произошло, — факт реальный и вполне естественный.
Я вздрогнул и обернулся. Он спокойно сидел на своем месте, словно бы ничего и не случилось.
— То есть как реальный?
— Абсолютно реальный! — ответил он серьезно. — Вы человек культурный, вы же знаете, как называется это явление.
— В том-то и дело, что такого явления не существует, — ответил я, все еще не вполне придя в себя. — Во всяком случае, ни один человек на свете этого не видел…
— Не стоит утверждать так безапелляционно… Разве вы ничего не слышали о левитации?
— Слышал, разумеется; но ведь это же какой-то факирский фокус… И кроме того, подобный фокус вряд ли можно проделать с легковой машиной.
Незнакомец улыбнулся.
— Да, с машиной несколько труднее… Но принцип тот же.
— Не хотите ли вы сказать, что знаете и умеете применять законы антигравитации?
— Да, что-то в этом роде…
— Но для этого нужен какой-то мощный источник энергии? — усомнился я.
— Понятие об энергии отнюдь не исчерпывается тем, что знают о ней люди…
Знают люди? Что он хочет этим сказать? Разве он не человек? Но какое бы значение ни крылось в словах, факт оставался фактом. Перед моими глазами все еще стоял грязный след от колес, оборвавшийся почти у самого края пропасти. И вместо того, чтобы лежать где-то там внизу со своей вдребезги разбитой машиной, я мирно сидел за рулем в нескольких метрах от возможной катастрофы. Я человек без предрассудков, я готов признать, что существует даже дьявол, но только в том случае, если увижу его собственными глазами. А человек на заднем сиденье мог быть похожим на кого угодно, только не на дьявола.
— Вы сделали это ради меня? — продолжал я задавать вопросы.
— Не совсем так… Ведь вы по моей вине чуть не попали в беду. Если бы я не сел в машину, этого бы не случилось. — Он откинулся назад и прибавил:
— Ну поехали.
Я молча включил мотор и только теперь припомнил, что не выключал его. Я вел машину на небольшой скорости, руки у меня все еще слегка дрожали. Когда мы проехали сотню-другую метров, я снова подал голос:
— В сущности, каждый земной человек, кто бы он ни был, тайно верит в чудеса. И я только сейчас ясно осознал, почему. Потому что он никак не может примириться с мыслью о смерти.
— Вот уж что нельзя назвать чудом, — возразил он, — а также каким-то особенным благом. Бессмертие сознания не является проблемой в существующей и возможной жизни. Проблема совсем в другом…
— В чем именно?
— Много хотите знать, — шутливо сказал он. — Вообще проблема заключается в самом существовании…
— А вы земной человек? — спросил я внезапно.
Он промолчал.
— Интересно бы услышать ваше мнение…
— Мне это представляется совершенно невероятным, — ответил я. — То, что вы уже умеете, люди, наверно, смогут делать только спустя сотни лет…
— Оптимизм хорошая вещь, — сказал он. — И все же я не верю, что это будет так скоро.
— Отсюда следует, что вы посланец некой внеземной цивилизации?
— Вы мыслите логично! — ответил он.
— А разве это неверно?
— Доверяйте своей логике…
— А почему вы не отвечаете мне прямо?
— Очень просто, — сказал он. — Я обязан хотя бы формально придерживаться инструкций, которые мне даны.
— Ясно, — кивнул я.
Некоторое время мы ехали молча, но мысль моя продолжала напряженно работать. Любопытно все же, как легко, как быстро свыкается человек с самыми необычайными явлениями, стоит только ему однажды поверить в них. Я, кажется, действительно поверил, хотя разум мой все еще сопротивлялся.
Дождь перестал, и впервые с тех пор, как началась гроза, мимо проехали два грузовика. Это словно бы придало мне храбрости, и я спросил осторожно:
— Куда же вы направляетесь?
— Я уже сказал — просто так, путешествую…
— Тогда, может быть, заедете ко мне?
— А почему нет? — ответил он. — Такому человеку, как я, некуда спешить…
Мы были уже недалеко от Владо Тричкова. Навстречу попадались люди, по обочине босой мальчишка тянул на короткой веревке большую белую козу. Как всегда, перед кафе стояло несколько грузовиков, из открытых окон слышался обычный гомон. Я свернул с шоссе на узкую ухабистую дорогу, и она привела нас к даче.
— Приехали! — проговорил я, вздохнув с облегчением.
Мы вылезли из машины и пошли по дорожке. У ворот я нарочно пропустил его первым. Мы шли вдвоем под нависшими ветвями деревьев, задевая влажную листву, Крупные дождевые черви, розовые, отмытые дождем, ползали повсюду, и я заметил, как он осторожно переступал через них. Господи, совсем обыкновенный человек. Все в нем было очень земным, очень будничным — стоптанные ботинки, брюки, уже изрядно поношенные, даже рюкзак, в котором он, наверно, прячет свои удивительные сокровища. Да мне бы и во сне никогда не приснилось, что я встречу такого представителя звездных миров!
В холле он снял рюкзак, я предложил ему мягкое кресло, а сам расположился напротив. В ту минуту я не чувствовал ни смущения, ни беспокойства, ни даже особой почтительности — словно бы ко мне в гости зашел один из старых друзей. Теперь я мог смотреть ему прямо в лицо, но это ничего не прибавило — и лицо было самым обыкновенным. Он выглядел человеком из плоти и крови — от седых волос в бороде до рыжеватых выгоревших ресниц.