Оружейный барон (СИ) - Старицкий Дмитрий. Страница 63

Ага… брось обоз… жену отдай дяде а сам поди к мляди… Умные они все тут в больших штабах, когда все под боком. Знаем уже, как гладко бывает на бумаге…

Но хочешь — не хочешь, а компромисс искать надо. Иначе по старому плану нарвемся на такую артиллерийскую засаду противника, что лучше было и не начинать.

Хорошо республиканцы воюют, научились за столько лет. Маневр резервами — основа 'окопного тупика'. Однако… они научились воевать в траншеях против голой пехоты. А это значит…

— Уговорили… Вот здесь, — показал я на карте. — В пятидесяти километрах от места расположения бригады у врага стык двух дивизий. Причем дивизии из разных корпусов. Похуже. Конечно предложенной вами позиция, но годная. Тем более, что с одной дивизии всю артиллерию вывезли уже на место предполагаемого нами прорыва.

— У тебя, Савва, сейчас стволов больше, чем в двух пехотных дивизиях, — ухмыльнулся Бьеркфорт.

— Но мне придется разделить бригаду, чтобы показать, что наступление мы готовим именно там, где строим мосты. Так что мой понтонный парк надо оттягивать назад. Срочно, — закончил я выкладывать свои соображения.

— Как будешь делить? — спросил фельдмаршал.

— Оставлю на месте все гаубицы — девять штук, они не такие ходкие, как остальные машины. И один батальон огемских саперов-штурмовиков. Его подопрем пехотным полком, что в лесочке квартирует рядом. Еще там мои снайперы остаются. И… нужна бомбардировка вражеских позиций с воздуха чтобы они окончательно поверили. Плюс артиллерия дивизии, что в окопах. Устроим демонстрацию. С артподготовкой. А на новом месте в атаку пойдем за огневым валом. Сразу. Тогда лететь надо мне прямо сейчас.

— А кто огневой вал обеспечит? — спросил Бьеркфорт. — Я таких умельцев мало знаю. И все они на востоке.

— Мои 'коломбины', - ответил я. — У них дальность выстрела десять километров. И далее они огнем поддержат 'артштурм' в атаке со второй линии.

— Ну, летите, — подытожил совещание фельдмаршал. — Вроде все оговорили. Пехотной дивизией тебя подопрем в атаке, она и фланги загнет, если прорвешься. А в прорыв запустим ударный корпус Бьеркфорта. Пусть резвиться по тылам. Он это любит.

— Люблю, — не стал отпираться старый кавалерист. — Тем более что у меня сейчас пулеметные тачанки нормальные, не то, что прошлой зимой. И снега пока не навалило. Самое время устроить врагу веселье.

— Черте что, все планы побоку… — выругался фельдмаршал и сломал в пальцах карандаш.

— Ни один план еще не выдержал соприкосновения с жизнью, экселенц, — утешил его я.

— Это точно, — поддакнул мне Молас. — Когда вылетаешь?

— Сразу вылетим, как только я получу на руки от вас письменный приказ, — ответил я. — Только поспешите, а то стемнеет и мы не найдем куда сесть в темноте. Гробанемся об землю.

Сразу улететь не удалось. На аэродром прискакал император со свитой. И сразу наехал на меня.

— Что за бардак творится здесь, барон? Новая техника летает, воздушную разведку ведет, а адмирал неба о ней узнает последним. Это как, по-вашему? Порядочно?

Мы с мичманом стояли навытяжку у законцовки плоскостей аэроплана и терпеливо ждали конца высочайшего разноса. Вовремя улететь не успели и когда теперь дадут добро на взлет только ушедшие боги знают. А император все разорялся.

— От кого, от кого, а от тебя, Кобчик, я такого не ожидал. Ты же все-таки капитан-лейтенант воздушного флота. Состоишь у меня в прямом подчинении…

— Осмелюсь возразить, ваше императорское величество, бывший капитан-лейтенант. Год назад вы сами отправили меня в отставку, — четко отрапортовал я.

Как сладко говорить гадости в лицо вышестоящим, если это самое лицо ничего тебе сделать при этом не может.

— Мда?.. — монокль выпал из глазницы монарха, раскачиваясь на тонкой золотой цепочке. Озадачился император.

— Так точно, государь, — напомнил императору его адъютант, — Имперский рыцарь барон Бадонверт в январе этого года вчистую уволен с воздушного флота в отставку по причине несоответствия службе из-за многочисленных ранений.

— А теперь ты кто? — не унимался монарх.

Аршфорт за спиной императора только глаза закатил под брови.

Молас вообще прикинулся ветошью с краю императорской свиты.

— Осмелюсь доложить, ваше императорское величество, в настоящее время я состою на службе в гвардии рецкого герцога, в должности командира 'Железной' бригады в чине гвардейского майора, — отчеканил я строго по-уставному.

— А как же твои несовместимые со службой раны? — голос императора закипел подозрением с некоторой долей ехидства.

— В начале октября я прошел медицинскую комиссию во Втуце, и она признала меня годным к занятию командных должностей. Горы лечат, ваше величество.

Черте что… драгоценное время тикает, а меня тут мордуют по каким-то бюрократическим придиркам.

— Ладно, раз так, — разом успокоился император. — Ремидий известен своей добротой. А ты у него еще и в камергерах ходишь, не так ли?

— Так точно, ваше величество.

— Хорошая идея, — улыбнулся монарх и снова вставил монокль в глазницу. — Надо и мне половину моих камергеров загнать в окопы. В воспитательных целях. Но мы отвлеклись. Кто пилот этого аппарата?

Мой сосед по подпиранию аэропланного крыла сделал шаг вперед и откозырял.

— Я, ваше императорское величество. Мичман воздушного флота Йозе Гоффен. Откомандирован командором Плотто на калужский авиазавод в качестве летчика-испытателя аппаратов тяжелее воздуха. На данном аппарате конструкции барона Бадонверта мной сегодня совершен тридцатый вылет.

— Аппарат тяжелее воздуха? Летает? А мне, адмиралу неба, никто ни слова. Безобразие…

Император был искренне возмущен.

— Осмелюсь доложить, ваше императорское величество, — четко барабанил слова мичман, — данный аппарат не выставлялся на комиссию по принятию на вооружение и только проходит окончательные войсковые испытания, к тому же является собственностью барона Бадонверта. Впрочем, как и калужский завод по их производству.

Накрылся вылет. У меня опустились плечи. Все насмарку идет, когда операция запланирована по часам и даже минутам. Принесла же монарха нелегкая в самый неподходящий момент. Вот и воюй в такой обстановке!

А мичман-то сияет так, хоть от лица его прикуривай. Сподобился монаршего внимания и млеет.

Император ходил вокруг паролёта, щупал плоскости, колеса, гладил перчаткой пропеллер и кабину. Издавал какие-то междометия. Наконец сказал громко и с большим удивлением.

— Надо же… Просто этажерка тряпочная… несерьезная такая с виду. И летает. Сколько же он стоит, барон? По сравнению с дирижаблем?

— Точно не подсчитывали, ваше величество, — отозвался я. — Пока модели экспериментальные и они обходятся намного дороже тех, что будут поставлены на поток. Но по сравнению с затратами на дирижабль, думаю, сотен пять — шесть аэропланов построить можно. Может даже больше. — На всякий случай цену самолета я загнул в большую сторону. Авось… — А если использовать дюралевые трубы вместо стальных…

— Для чего вы построили именно такую модель, барон? — перебил меня монарх.

— Разведка. Оперативная связь между штабами. Скоростная курьерская почта, — ответил я. — Вооружения на ней нет.

— Как долго готовить пилота? — заинтересованно спросил уже не монарх, а адмирал неба.

— Шесть месяцев, ваше величество, — ответил я.

— Сколько у вас готовых пилотов?

— Три летчика-испытателя из воздушного флота. Мичманы-энтузиасты. Два гражданских летчика, инженеры с моего завода. И я — человек, который первым в мире поднял в небо летательный аппарат тяжелее воздуха. Всего шестеро.

— Вейхфорт, — император оглянулся на своего бессменного адъютанта. — Возьми список этих мичманов и заготовь приказ о производстве их всех в лейтенанты воздушного флота. Заслужили. Энтузиасты, — последнее слово император просто выплюнул.

Адъютант с готовностью кивнул.

— А теперь, лейтенант, поднимите-ка меня в воздух, — приказал император пилоту и попёрся прямо к кабине с явным намерением сесть в нее