Король пепла - Гэбори Мэтью. Страница 30

В три выпада ему удалось прижать Мэла к одной из лавочек и наискось оцарапать его лицо. Монах сощурился от ярости и стыда и сделал выпад, ранив харонца в бок. Затем он поднял меч и, хотя харонец пытался его остановить, вонзил клинок в горло противника, так что кончик меча показался со стороны затылка.

Кровавая желчь потекла изо рта убитого. Мэл издал удовлетворенное рычание. Он только что убил своего первого харонца, и, в отличие от Коума, сделал это без колебаний. Сие событие наполнило его необыкновенной радостью.

«Родился новый воин», — подумал Мэл, отбрасывая труп подальше.

В этот момент Коум пытался избавиться от второго нападавшего, надеясь в то же время ускользнуть от третьего. Он лихорадочно бегал от одного к другому, отражая выпад и тотчас отбегая. В отличие от Мэла, ему не довелось упражняться в пустыне, и он знал, что еще не способен победить харонца. В том сражении в оазисе ему просто повезло. И главное, тогда рядом с ним был Эзра.

Мэл показался за спиной одного из харонцев, осаждавших Коума, — гиганта с длинными закованными в железо руками. Желтый меч обрушился на его плечо сзади, затем пронзил затылок. Харонец развернулся, чтобы отразить эту предательскую атаку, и тут же получил мечом по зубам. От ожога фениксийского клинка его зубы обнажились до самых корней, язык затвердел, а мозг закипел, брызнув из ушей.

Коум не сумел воспользоваться вмешательством товарища, он сделал неудачный выпад, и противник тут же выбил меч у него из рук и рассек ему бедро до самой кости. Коум взвыл от боли и повалился на песок.

Позади харонца, собиравшегося его прикончить, он заметил подоспевшего на помощь Мэла с занесенным мечом. Его клинок был раскален добела. Ненависть Мэла и его вкус к поединкам передались мечу, пройдя через сознание Феникса, в чьем огне он был создан.

Коум был так поражен этим, что на мгновение забыл о харонце, готовившемся его убить. Он закрыл глаза, поручив себя Завету, но смертельного удара все не было. Приоткрыв веки, он увидел прямо над собой пылающий меч Мэла, торчавший из харонца. Вокруг меча словно расцвел цветок с тлеющими лепестками, понемногу превращавший тело в обугленную статую.

Коум отполз назад, стиснув челюсти, чтобы не застонать. Боль в бедре была адская. Мэл склонился над ним и сказал:

— Первая рана кажется невыносимой. Все последующие причиняют гораздо меньше боли. Ты привыкнешь, брат мой.

Коум вытаращил глаза. Мэл говорил, словно опытный воин. Он удержался от того, чтобы ему это высказать. В конце концов, двенадцатилетний послушник только что выказал необыкновенный талант бойца, и Коум мог лишь радоваться этому.

Даже если во взгляде друга таилось безумие.

Сражение увело фениксийцев от центра города. В этот момент стражей Эль-Задина вновь охватила паника: Темная Тропа ширилась, изрыгая все больше харонцев. Те бросались на ликорнийских солдат, мешая им добраться до муэдзинов и предупредить их об опасности. Никакая стратегия не могла блокировать это вторжение.

Через несколько часов воины Харонии поглотят Эль-Задин изнутри.

За стенами города ликорнийские воины продолжали сеять смерть, создавая огромные бреши в сумеречных батальонах. Фениксийские мечи творили чудеса, внушая энтузиазм ликорнийцам. Земля была залита кровью. Кое-где можно было просто провалиться, словно в зыбучих песках.

Сыновья пустыни опустошали вражеские ряды, несмотря на болотистую почву, в которой лошади теряли скорость и слишком часто увязали. Харонцы не поддавались на уловки и больше не давали заманить себя к стенам Эль-Задина. Однако это уже было не так важно, так как лучники не решались пускать стрелы в долину, боясь ранить собственных солдат. Они довольствовались тем, что отстреливали отдельно стоящих врагов, целясь им в горло, грудь или поясницу.

С наступлением ночи число харонцев значительно уменьшилось. Чтобы покончить с оставшимися, предводители ликорнийских племен решили бросить в бой последние силы.

Фатум уже покидал минарет, как вдруг столкнулся с морщинистым высоким ликорнийцем с коротко остриженными седыми волосами.

— Эзра! — воскликнул муэдзин. — Ты сбежал, несчастный!

— Нет, Фатум, — хрипло ответил тот. — Смотри, твое правосудие свершилось.

Эзра вытянул вперед перевязанные обрубки, которыми заканчивались его руки.

— Коррозия Темной Тропы разрушила двери моей темницы, — продолжал муэдзин. — Харонцы захватывают город. Фатум, твои стражи гибнут.

— Но… — пробормотал Фатум, — …меня не предупредили…

— Никому не удалось до тебя добраться. Их просто уничтожают одного за другим. Только я смог сбежать и проскользнуть сюда. Нужно действовать как можно быстрее!

Фатум пребывал в полной растерянности. Зрачки его бегали, неудержимая дрожь сотрясала его тело. Видя, что он не способен принять какое-либо решение, Эзра бросил его и убежал прочь.

Был лишь один выход. Но нужно было, чтобы фениксийцы согласились принести эту последнюю жертву.

Море Слоновой Кости нежилось под лучами солнца, никак не реагируя на все потрясения Миропотока. В порту Аиффаз никого это не беспокоило. Все дееспособные мужчины уехали сражаться на материк. Несколько женщин с лицами, закрытыми вуалью, в голубых платьях, бродили по набережной, таская за собой детей, явно напуганных атмосферой опустошения, нависшей над городком.

Саина была одной из них. Она с шестилетним сыном шла к гадалке, к которой посоветовала ей обратиться сестра. Говорили, что старуха умеет читать обрывки будущего в зрачках своих клиентов. Саина никогда в это не верила, но в этот раз она решила с ней посоветоваться. Она хотела знать, жив ли еще ее муж. Месяцем раньше он ушел из дома, чтобы сражаться за Эль-Задин. До него дошли слухи, что харонцы собрались осаждать город.

Саина чувствовала, как от страха и отчаяния тошнота подступает к горлу. Она была настолько потрясена, что уже не слушала плача сына, шедшего позади нее.

Она уже собиралась свернуть на улочку, где жила гадалка, как вдруг ребенок перестал плакать, что привлекло ее внимание.

Мальчик, широко раскрыв глаза, неотрывно глядел на море.

Саина повернулась в ту сторону, и из ее уст нечаянно вылетело ругательство, которое, как ей казалось, она не способна произнести.

В заливе тянулась вереница огромных парусов цвета яшмы. К порту приближалась целая флотилия — десяток кораблей со змеевидными рострами. Никем не замеченные, они готовились пристать к берегу.

Саина еще этого не ведала, но в это мгновение она вошла в историю Ликорнии. Пергаментные хроники народа пустыни будут помнить ее как ту, что увидела, как пришло подкрепление с Берега Аспидов.

Эзра ворвался во дворец столь стремительно, что стражи не успели ему помешать. Он широко распахнул двери зала, где расположились фениксийцы.

Там, в полумраке занавешенных окон, горели сотни свечей. Их алый свет отражался на черных металлических урнах, стоявших на железных пьедесталах. Шестеро фениксийцев, привезших их из Альдаранша, повернулись к незваному гостю.

Эзра коротко поприветствовал их и без лишних слов приступил к изложению своего плана.

— Прошу прощения за вторжение, но это очень важно. У нас очень мало времени, необходимо спасти город.

— Что происходит? — поинтересовался один из монахов, по имени Сильвиэль. — Мы собирались совершить первый ритуал Возрождения, и сейчас не время тревожить нас. Прошу вас обратиться к Коуму, он должен быть…

— Нет времени, — прервал его Эзра. — Выслушайте меня: только вы можете мне помочь. Я не знаю, согласитесь ли вы на то, что я вам предлагаю, если вы откажетесь, я покорюсь вашему решению. Но знайте, что ваш отказ станет смертным приговором для этого города и ускорит падение этой части Миропотока.

Сильвиэль скрестил руки на кожаной тунике, закрывавшей его монашеское одеяние, и переглянулся с собратьями.