Предназначено судьбой - Фолкнер Колин. Страница 49

Послышались удаляющиеся шаги, и Дункан остался наедине с морем.

Как поступил бы индейский воин, если бы его зарыли в песок перед приливом?

Дункан закрыл глаза и поблагодарил провидение за то, что он христианин. Это значило, что он может молиться Господу Всемогущему и Всемилостивому.

23

Дафна Родерик стояла на верхней палубе трехмачтового корабля и смотрела, как бушприт рассекает морские волны. Графиня откинула капюшон и глубоко вдохнула холодный, свежий воздух. Это придало ей бодрости, и достойная дама удовлетворенно улыбнулась, постукивая по палубе тростью с серебряным набалдашником. Может, она и старуха, но кое на что еще способна. Скоро она увидит, каковы они, эти хваленые колонии, столь дорогие сердцу внука. Если повезет, она еще успеет насмотреться на краснокожих дикарей.

Дафна искоса взглянула на любимого слугу своего внука. Атар стоял на почтительном расстоянии, кутаясь в плащ. От болезни, помешавшей ему отправиться в путь вместе с хозяином, не осталось и следа. Судя по всему, Атар не слишком обрадовался тому, что старая графиня собралась в Америку, но кого интересует мнение слуги? Разве этот раб может понять, сколь велика сила любопытства? Ведь ужасно интересно посмотреть, чем закончится противостояние между Дунканом и Джиллиан. А подержать на руках первого правнука? Человеку, лишенному семьи, эти желания недоступны.

Сзади раздался визгливый мужской голос, и графиня нахмурилась. Кто ее по-настоящему беспокоил, так это второй внук. Она увидела, что Алджернон шепчется о чем-то с одним из матросов, и отвернулась. Лучше уж смотреть на белые барашки, бегущие по морскому простору.

Когда Дафна сообщила Алджернону во Францию, что намерена отправиться в Америку, внук немедленно явился в Лондон. Он сказал, что непременно хочет сопровождать бабушку в этом тяжком и долгом путешествии. Не может же она пуститься в плавание в сопровождении одного-единственного слуги-негра. Дафна сказала, что Алджернону лучше будет остаться в Брекенридж-хаусе. В колониях ему лучше не появляться, Дункан оторвет ему голову, он дал это понять самым определенным образом.

Дафна твердо решила, что ее это не касается. На самом деле она не верила, что Алджернон пытался убить Дункана. У мальчика просто не хватило бы на это духа. Вероятно, история с обрушившимися лесами и тот случай с лучником — всего лишь досадное совпадение. Чего только не бывает в жизни! Однако Дафна была согласна, что Алджернону лучше держаться подальше от Дункана — во всяком случае, до тех пор, пока граф не уехал из Англии. Алджернона тоже жалко. Ведь у мальчика никого нет, он совсем один. А если вспомнить трагические обстоятельства его рождения, о которых Дункан ничего не знает, Алджернона жалко вдвойне.

Он сказал Дафне, что хочет помириться со своим кузеном. Нет, он не признает себя виновным в заговоре, но все же есть кое-какие обстоятельства, в которых он должен повиниться. Если же Дункан пронзит его шпагой, то он умрет с чистой совестью. В конце концов Дафна уступила. Да и что она могла сделать? Алджернон уже взрослый, может поступать как ему заблагорассудится.

Она задумчиво провела рукой по крашеным рыжим локонам. Ветер начинал пробирать до костей. Лучше бы вернуться в каюту, а то, не дай Бог, простудишься. Но уж больно хорошо было на свежем воздухе. Холод необычайно оживлял работу мысли. Графиня чувствовала себя помолодевшей лет на двадцать.

— Мадам, здесь очень холодно, — подошел к ней Атар. — Позвольте, я провожу вас в каюту, и вы выпьете вашего любимого чаю. Ваш внук беспокоится, что вы простудитесь.

Дафна улыбнулась. Атар такой внимательный. Хоть он был и против этой поездки, но вел себя все это время безупречно.

Она взглянула на него:

— Через минутку. Но сначала я хотела с тобой кое о чем поговорить.

— Слушаю, миледи. — Он поклонился.

— Сделай для меня кое-что.

— Что прикажете, миледи?

— Я хочу, чтобы ты приглядывал за моим внуком.

Лакей в красном камзоле бесстрастно смотрел на нее.

— За мистером Алджерноном?

— Да. Слишком уж он стал покладистый. Это на него не похоже. Люди в этом возрасте уже не меняются. Боюсь, он едет в Мэриленд не просто так, у него есть какая-то задняя мысль. — Она внимательно посмотрела на Атара. — Может быть, твой хозяин не зря подозревал Алджернона. Когда мы доберемся до Мэриленда, смотри за Алджерноном в оба. Я не хочу, чтобы произошел очередной несчастный случай.

— Я за господина Дункана жизни не пожалею.

— Вот и хорошо. Не теряй бдительности, понял?

Атар кивнул и покосился на Алджернона. Их взгляды встретились, и лакей отвернулся.

С первым лучом солнца Чома вышел на берег. Ему нравилось гулять на рассвете. Хорошее время — можно как следует все обдумать, никто не дергает, не мешает.

Гладкий белый песок был усеян ракушками, принесенными вчерашним приливом. Вдали торчала голова зарытого пленника. Чома ухмыльнулся. Вокруг кружили чайки, предвкушавшие скорую поживу. По песку ползали крабы, пощелкивая острыми клешнями.

Чома не спеша шел по мокрому песку, положив лопату на плечо. Теплое солнце согревало ему лицо. Индиго, или Господин — он велел, чтобы его называли именно так, — велел умертвить пленника, а утром выкопать труп и бросить в джунгли. Не хватало еще, чтобы на пляже валялась дохлятина.

Вечно одно и то же: «Чома, сделай то. Чома, сделай это!»

Так было всегда, с самого детства. Еще бы, ведь Индиго — старший брат, да и кожа у него белая. Его мать была француженкой, красивой парижанкой. Отец захватил ее на чужом корабле, в открытом море. Звали француженку Лили.

А Чома даже не знал, кто его мать. Должно быть, какая-нибудь из африканских рабынь. Отец всегда отдавал предпочтение Индиго — еще бы, такой красавчик, и на туземца не похож. Индиго ездил в Лондон и Париж, там из него сделали джентльмена, а Чома тем временем управлялся на плантации. Кораблями тоже командовал Индиго. Ему достались все деньги, вся земля, когда умер отец. А теперь у Индиго целых две англичанки, у Чомы же ни одной.

Он сплюнул. Брат совсем потерял голову из-за той рыжей. Вообразил, что влюбился в нее, а ведь она — настоящая стерва. Чома зло рассмеялся, и чайки испуганно взмыли вверх. По правде говоря, блондинка куда как симпатичней. Она нежная, тихая. Зовут ее Беатриса. Хорошо, что она все время помалкивает. Чома попросил брата, чтобы тот отдал ему Беатрису. Индиго ответил, что подумает, но ждать не хотелось. Индиго легко обещает, да не всегда выполняет.

Лучше уж позаботиться о себе самому. Чома понял это еще в четырехлетнем возрасте. Индиго тогда было шесть. Отец принес домой сахарную палочку и отдал старшему сыну, Чоме же ничего не досталось. Правда, позднее, когда отец ушел, Индиго поделился с братишкой, но это уже ничего не изменило. Чома запомнил раз и навсегда: он отцу не нужен, и обида осталась на всю жизнь.

Ничего не поделаешь, такая у него судьба. Поэтому Чома компенсировал несправедливость судьбы по-своему: воровал все, что было можно. Он задумчиво посмотрел на голову, торчавшую из песка. Скудные мысли в его собственной голове ускорили свой ход.

Здесь было чем поживиться.

Этот рыжий хорошо дрался. Чома никогда не видел, чтобы кто-нибудь так ловко владел саблей.

На шею зарытого нацелился краб, и Чома отшвырнул его в сторону.

— Ползи отсюда, — прошептал он. — Это моя добыча. Рыл Чома не спеша, то и дело отдыхал. По лицу стекал пот. Солнце едва взошло, а уже было чертовски жарко. Но особо медлить было нельзя — вода быстро прибывала. Еще немного — и пленник захлебнется.

Вот тело наполовину обнажилось, голова безвольно свесилась набок.

Потом Чома докопал до колен. Волны уже лизали края ямы. Закряхтев, Чома взвалил бесчувственное тело на плечо. Неправильно устроена жизнь, нечестно. Одним все, другим ничего. Индиго получил все земные дары на блюдечке, а он, Чома, должен надрываться из-за каждого медяка.