Игрушка для императора - Костин Сергей. Страница 10

Дрогнула стена. Словно почувствовала, что пришло ее время. И сдалась, пропуская через себя всего одну спрятанную волю. Но самую главную. Волю к жизни.

Тонким, невидимым ручейком пробивались сквозь толщу ждущие действия души. Ломали, камень за камнем, преграду. И звали за собой тех, кто еще не знал, что телу, в котором они столько времени прятались от бытия, требуется помощь.

А оно не просто звало. Оно молило. Уже не в силах сдерживать превращений. И не в силах удержать равновесие.

Но теперь те, кто так долго ждал своего часа, знали. Они, круша последние остатки стены, вливались в меня, говорили со мной, думали и делали за меня. Неудержимым потоком обволакивали каждую клетку, ища чуждую мысль и изгоняя ее прочь. Они растекались по мне, вызывая странные образы, воскрешая былые дни, возвращая гордость побед и горечь поражения.

Как прежде.

Как раньше.

Как всегда.

И много было тех, кого я просто слушал. И много было тех, с кем просто говорил. Передо мною пролетали души, давно забытых тел исчезнувших могил.

…Старенький грузовик на горном серпантине. Черная кошка на дороге. Бесконечное падение в ущелье. Смерть, положившая начало новой жизни в новом обличии варркана. Ночная дорога. Нападение нелюдей. Блеск серебра и огонь поверженных тел.

Великие Шептуны и волшебники замка Корч говорили со мной. Давно превратившиеся в прах друзья и враги смотрели мне в глаза. Варрканы, чье предназначение избавлять мир от темных сил, припав на колено, салютовали мне серебряными клинками.

И принцесса Иннея, вместе с зеленоволосой Ило, улыбались мне, шепча слова любви, и сливались в один, такой дорогой мне образ Илоннеи. Пьер, держа в ладонях Глаз Дракона, собирал свое серебряное войско. И Джек, варакуда с серебряными клыками, гордо задрав морду, сидел у его ног.

И были еще победы. Сотни побед. И тысячи лап тянулись ко мне, моля о пощаде. Стоны убитых наполняли меня, проклиная на все времена. И стоны отмщенных пели во мне, склоняясь в благодарном поклоне.

Живи варркан. И делай то, что ты умеешь делать лучше всего. И лучше всех. Убивать тех, кто идет против света. Живи варркан.

Образы менялись, расплывались в единой мешанине размазанного сознания, крутились в калейдоскопе необъятной силы. И над всем этим звучали барабаны, отбивая непереносимым грохотом боевую песню варркана. Единственного варркана. Потому, что теперь в этом мире оставался только один. Я. Варркан Файон. Сжигающий серебряным огнем.

Краски тускнели, успокаивались. Образа расплывались и превращались в одно единственное лицо. В одну единственную морду. Нелюдя боболока. Графа, по имени Луиза де Шовиньона. Он звал меня, беззвучно открывая пасть. Он звал меня, чуть слышно произнося мое имя. Он кричал, пытаясь возвратить меня из небытия.

— Варркан! Варркан!

И я открыл глаза.

— Варркан! — Граф прижался мордой к прутьям решетки и испуганно смотрел на то, что раньше было простым человеком, — Ты… в порядке?

Я сел. Стиснул пару раз кулаки, покрутил головой, щелкнул пальцем по своему носу. Провел языком по зубам, проверяя, не выросло ли чего ненужного. Не выросло. И не должно.

— В порядке. Сколько я тут прохлаждаюсь?

— Неделю, варркан. Целую неделю. Да-да.

Процесс с каждым разом затягивается. Это не слишком хорошо. Хорошо если в клетке, а вдруг приспичит на костре?

— Что это вы Граф на меня так странно поглядываете?

— Да нет, ничего, — смутился Луиз, — А ты, варркан, есть не хочешь? Мяса там свежего. Или крови.

— Мяса? — я немного подумал, хочу ли я свежего мяса и пришел к выводу, что не очень, — Мяса не хочу. И крови не хочу. А вот если… Чего вы прыгаете Граф?

Боболок и в самом деле проворно отскочил от клетки, едва я поднялся на ноги. Лапы его судорожно сжимали эфес серебряной шпаги, а он сам чуть слышно похрюкивал. Все тот же атавизм.

— Ясно, — помотал я головой. Потом подошел к прутьям и просунул сквозь них руку, — Валяйте свои прививки. Да отвернусь я, отвернусь. До чего пугливые нелюди пошли.

— Станешь тут пугливым, — признался Граф, осторожно приближаясь ко мне, — Видел бы ты себя со стороны в эту неделю, да послушал все то, что орал благим ревом, и не так бы скакал. Так я тебя немного порежу?

— Режь, — согласился я, — Только руку не оттяпай. Она мне еще пригодится.

Я отвернулся, дабы не смущать Графа в его справедливом желании проверить меня на предмет монстроидальности. Слышно было, как он, бормоча молитву, сделал несколько шагов. Потом по руке скользнуло холодное серебро, вспарывая кожу и разрезая мясо.

— Все?

— Все, — Граф занял безопасную позицию и оттуда наблюдал за состоянием раны.

Я посмотрел на руку и скривился. Граф меры не знал. Порез оказался длинный и глубокий. Хирург из нелюдя при всем желании не получился бы.

— Не горит? — пощелкал я пальцами.

— Не горит, — Луиз подергал поросячьим носом, принюхиваясь. Хотя давно известно, что серебряное пламя не пахнет, — Так ты точно без последствий, или охрану звать?

Я с шумом выпустил из легких воздух. Доказать, что ты не верблюд в этом мире оказалось сложнее, чем предполагалось.

— Граф, ты меня уморил. Нормальный я. Шерсти нет, клыков нет. Серебро не берет. Какие еще тебе доказательства нужны?

— А ты поколдуй, варркан, — нелюдь поскребла за широким ухом. Волнуется, значит. Боболоки, когда волнуются, чешутся без меры, — Нелюдь колдовать неспособен, это тебе каждый детеныш скажет. Вот и докажи.

Я вздохнул. Творить волшебство просто ради представления не хотелось. Но надо.

Помахав в воздухе рукой, я протянул к Графу кулак и разжал его. Над ладонью парила яркая звездочка. Элементарное заклинание малого огня, не требующее больших, как умственных, так и физических способностей. Как ни странно, Граф знал и об этом.

— Так и я могу, — рыкнул возмущенно боболок, помахал лапами и, что-то пробормотав, разжал когтистую пятерню. Из нее вывалилось куриное яйцо и с хрустом раскололось об пол. Графа сей факт ничуть не смутил, — Не то заклинание, — пояснил он, улыбаясь, — А ты, варркан, сделай что-нибудь повесомее, посерьезнее.

— Надоел ты мне Граф. Но, так и быть. Смотри на прутья, и не говори, что не видел.

Я дотронулся пальцами до толстых, железных прутьев клетки. Они издали тихий шелест и ржавой шелухой осыпались вниз.

Это колдовство больше потрясло Графа, нежели пустяшный фокус со звездой. Он удивленно задрал брови вверх и нечленораздельно промычал. Не понял что.

— Устраивает?

Но угодить боболоку было не легко.

— Если ты такой умный, варркан, то почему не выходишь сам? А просишь открыть клетку? Нестыковочка выходит, варркан.

— Ну…, - я неопределенно помахал головой, — Если ты тоже такой умный, то должен был понять, что это только иллюзия, — прутья материализовались на своем месте, целые и невредимые, — А также должен понимать, что не могу я сейчас выбраться сам. Лень мне. А если быть более откровенным, то просто не хватает сил. Устал. Вот отдохну с твоего позволения, тогда поколдую на радость тебе и твоим подданным. Короче Граф, или открывай и приведи меня в порядок, или я тебе не товарищ. Будешь сам с людьми разбираться.

— Так бы сразу и сказал, — крякнул боболок, звякая запорами, — Смотри-ка, а рана-то твоя!.. Кончилась!

На месте пореза оставался только грубый шрам, который, я знал это, через сутки рассосется без следа. Заставить работать регенеративную систему, это единственное на что оставалось сил. Не истекать же кровью попусту.

Поднимаясь по крутой лестнице, я споткнулся и чуть позорно не загремел вниз, но Граф вовремя придержал меня сильной лапой.

— Слабоват ты, варркан. Слабоват. Я-то думал, что выписываю из другого мира воина и силача. Но что-то не вижу перед собой эпосного героя сказок. А может ты и не варркан вовсе? Может, врут сказки и предания?

— Не врут, — успокоил я нелюдя, — Дай немного времени. Чуть-чуть только.

Сказать честно, я и сам был немало удивлен слабостью организма. Такого со мной еще не случалось. В прошлые прибытия в этот мир тело, после превращений, наполнялось силой и мощью. А сейчас? Глаза слипаются. Руки дрожат, словно у немощного старика. Хорошо хоть не видит меня в таком жалком состоянии Илоннея. Но я стал варрканом. Я знаю это. В мозгах пока сплошная неразбериха, но мне нужно совсем немного времени, чтобы привести все порядок. Совсем немного. День, два. Месяц. И все это время я буду спать. Спать. Спать…