Игрушка для императора - Костин Сергей. Страница 64

С каждой секундой редели ряды защитников. Мой натренированный на смерть взгляд то и дело замечал, как в последнем броске, в последнем ударе, иногда безумно, иногда с усмешкой, исчезали под многочисленными телами монстров защитники.

Я бросался в стороны разные. Хотел объять необъятное. Хотел успеть везде. Но каждому не помочь. И от каждого не отвести смертельный удар. Слишком много их, проклятых.

Первыми полегли домовые. Их короткие ножи, более пригодные для отрезания хвостов обнаглевшим домашним котам, ничего не могли сделать против мощных дубин и длинных, с руку длинной, мечей. Домовые умирали молча, пытаясь в последние секунды жизни забрать с собой как можно больше нелюдей. Но их мохнатые тельца разрывались на куски и тут же исчезали в ненасытных, голодных желудках нежити.

Вслед за домовыми наступила очередь мертвяков. Словно почувствовав, что именно мертвяки причиняют нелюдям больший вред, чем кто-либо, нежить организованными толпами набрасывалась на каждого из защитников. Сминали, заваливали и восторженно визжали, радуясь легкой победе. И как бы славно и отважно не сражались мертвяки, численный перевес всегда оказывался не на нашей стороне.

И пришел момент, когда понял я, что не в силах мы больше сдерживать натиск. Придется оставить стены. Слишком мало нас. И слишком ослабли мы.

— В башню! — срывая голос, заорал я, — Все в центральную башню!

Это последнее спасение для тех, кто еще не погиб. Там, в единственной уцелевшей от первого нападения высокой башне мы сможем продержаться достаточно долгое время. Толстые стены и крепкие двери защитят нас. Ненадолго, но защитят. Может быть час, а может быть месяц. И если не произойдет ничего, что укоротит на неопределенный промежуток времени наши, никчемные жизни.

Нелюдь, занятая дележом скудной добычи, не обратила внимания, что неистовые защитники, до этого защищавшие каждый метр, побросали все и быстро отходят к высокой круглой башне. Они уже праздновали победу. Какое им дело до кучки живых, убегающих и побежденных. Впереди много времени, чтобы разобраться с теми, кто так поспешно убегает от их победоносных мечей.

Я последним забежал в башню, захлопнув за собой толстые, дубовые двери. Дерево не задержит нелюдь надолго. Но нам это и не надо.

Быстрее вверх по лестнице, криком подгоняя тех, кто слишком медлителен и помогая тем, кто ранен. Здесь, на широкой и достаточно крутой лестнице тоже не годно принимать последний бой. У нападающих будет слишком выгодная позиция. Только там, на верху мы сможем продержаться еще немного.

Еще немного… Надо признать, что все усилия, все старания защитников не принесли практически никакого результата. Слишком много врагов. И слишком мало нас. Как часто за сегодняшний день я повторяю эти слова. Но что остается делать? Кого винить? Императора? А может себя? Ведь признайся честно варркан, все твои старания с треском провалились. И только ты, варркан, виновен в том, что тысячи живых полегли под мечами и дубинами мертвых.

Каменная лестница заканчивалась узким люком, ведущим на смотровую площадку. Здесь собрались те, кто уцелел во время всей безумной драки. Два десятка леших, зализывающих раны. Несколько мертвяков, осторожно выглядывающих через узкие бойницы вниз, на кровавое пиршество разнузданного врага. Два домовых, угрюмо вытирающих ножи. И король, сидящий у стены с безумными глазами, уставившимися в одну точку. Это все, что осталось от его армии. Тридцать живых существ, включая меня, самоуверенного варркана.

Я усмехнулся. Такого позора я еще не испытывал. И такого стыда. Чертова работа. Собственными руками положить к ногам нелюди тысячи душ. Такого даже волшебники Корч не придумали бы.

— Мули еще держатся, — донесся хриплый голос одного из мертвяков, наблюдающий за событиями во внутреннем дворе крепости.

Я подскочил к бойнице, одновременно с очнувшимся от тяжелых мыслей Королем.

У ворот, так и не позволив открыть их с той стороны, прижавшись спинами к железу, стоял насмерть отряд Мулей. Их тяжелые дубины обрушивались на головы нападающих, круша и ломая черепа, расплескивая по каменной брусчатке мозги и черную кровь.

— Почему они там? — Король вцепился в мое плечо и основательно тряхнул, — Почему они не послушались тебя?

Король и сам знал ответ. Мули слишком медлительные создания и слишком гордые, чтобы спасаться бегством. Даже при всем желании они бы ни сумели добежать до башни.

— Мы должны помочь им!

Король метнулся к своему мечу, прислоненному к стене, к люку и оттуда обернулся, собираясь бросить остатки своих сил на верную смерть. Но остановился. Он был неглупым человеком, этот последний из живых королей. И он понял, что даже при всем желании ни он, ни остатки защитников, не смогут ничего сделать для Мулей. Но я был, почему-то, благодарен ему за этот безумный жест. За этот благородный жест.

— Ты не успеешь, Король!

Внизу, у ворот, нелюди, потеряв несколько сотен дух, отступили. Всего мгновение. Чтобы в следующую минуту расстрелять Мулей из арбалетов.

Я отвернулся. Я был не в силах смотреть, как умирают те, кто доверился нам. Кто пошел за нами. И кто с самого начала знал, что эта битва будет последней. Я отвернулся. Потому что наверно впервые понял, что я слишком плохой варркан, раз не сумел справиться с ситуацией и положил на весы войны столько живых.

— Будь все проклято! — Король зло швырнул меч в сторону, Этот мир не стоит того, чтобы в нем жить. И уж конечно, он не стоит тех ребят, которые только что погибли под стрелами, защищая меня.

— Мы все виноваты, — вздохнул я, — И больше всех виноват я.

— Ты, варркан?

— Мне надо было с самого начала попытаться убить Императора. Но я надеялся, что смогу вернуть его вам.

— Убить Императора? — повторил Король, глядя на меня, Убить моего сына и наследника? В чем ты винишь себя, варркан. В том, что советь твоя чиста, а желания человечны? В чем? И почему ты не послушался своей варркановской души? Пожалел старого короля? Ни одна жизнь, даже жизнь королевского отпрыска нес стоит того, что мы сегодня видели. Если бы ты, варркан, поменьше задумывался над этичностью своих поступков, а побольше беспокоился об уничтожении зла, то ничего бы этого просто не было.

— Может быть да, а может и нет, — покачал я головой, — Я, как ты говоришь, варркан. И я не могу убивать людей. Живых людей. А твой сын просто болен.

— Странная болезнь, — горько усмехнулся король.

— Да, странная, — согласился я, — Но он всего лишь только мальчишка, у которого было тяжелое детство.

— Угу, — короля передернуло, — Трудное детство, тяжелое бремя наследника, нежелание играть в нормальные игры. Мне следовало самому убить его в день восьмилетия. Тогда бы мир не перевернулся наизнанку. Подумать страшно, что я мог сделать это, но не сделал.

— Нельзя винить вас в этом, величество. Вы прежде всего отец.

Короля передернуло в очередной раз. Он как-то гордо выпрямился, взгляд его стал твердым.

— Прежде всего я король своей страны, а уж потом все остальное. Разве в твоем мире, варркан, ради счастья страны правители не жертвуют своей кровью и своим наследием.

Где найти такие страны?

— Молчишь, варркан? — король тяжело вздохнул и продолжил чуть слышно, — Мы все виноваты в том, что случилось. И у каждого своя доля вины. Это естественно и понятно. В любом мире и в любой стране, что бы ни произошло, чтобы ни случилось, у каждого есть доля вины. У кого-то за поступки, у кого-то за молчание, у кого-то просто за нежелание что-то делать или менять.

Горьки слова короля. И мне нечего ответить ему.

— Посмотри на них, варркан, — король кивнул на леших, которые вместе с домовыми делили оставшееся оружие, — Они не хотят сдаваться. И они лучше умрут, чем поверят в то, что проиграли. Вот настоящая правда. Сколько нам осталось? Немного, варркан. Если мы не умрем от ржавого меча или шальной стрелы, то все равно погибнем без воды и пропитания. Мне не нравится смерть от голода, варркан. Я не хочу, чтобы мои исхудавшие остатки с аппетитом чавкал какой-нибудь нелюдь.