Охотник за бабочками - Костин Сергей. Страница 23

— Значит, ты меня решил сюда заслать на смерть верную? Прием!

— Все-таки обижаешься. Да слышу по голосу. И снова зря. Кому как не тебе, урод, этим кораблем владеть. У меня глаз наметан. Я как тебя увидел, сразу понял. Ты и эта железяка, я хотел сказать, этот отличный корабль, созданы друг для друга. Ведь по твоим меркам скроен, под тебя, под уродца.

В этом Лысина права. Я даже поначалу на данный факт внимания и не обратил. А сейчас, да. Внутри все миниатюрное, и двери, и кресло.

— А крики, почему здесь слышаться? Прием! Прием!

Динамик некоторое время молчал.

— Он странный, этот корабль, — подал голос лысый, — В первые дни все порывался удрать от нас, пока мы его на цепи не посадили.

— Сам? Без экипажа? Прием!

— В том то и дело, урод. Это меня и беспокоило. Так что ты там поосторожней. Мои специалисты намекали на то, что с этим железом поаккуратней надо быть. Может и живой, кто его знает. Наверняка он вас сейчас и не выпустит из нутра. Вот пошли своего таракана проверить.

Кузьмич побледнел, сорвался с места и, затарахтев крыльями, со сверхзвуковой скоростью метнулся туда и обратно.

— Замуровал, сволочь, — сообщил он, — Как есть намертво.

— Вот видишь, — было слышно, как вздохнул лысый, — Теперь ты его то ли хозяин, то ли пленник. Разбирайся. Мы цепи уже сняли. И я там запчастей, на всякий случай, подкинул. Лети, сокол. И подальше. Не хочу я это хозяйство на блокпосту иметь. Прощай, урод. Да! Если тебе интересно, данное космическое чудовище имеет довольно странное название. Мои лингвисты так и не смогли перевести. Запоминай по буквам. «В». Точка. «О». Точка. «Л». Точка. Дальше какая-то гадость непонятная с хвостиком. «Ф». Конец названия. Заслонки я открыл.

Динамики затихли. На корабле наступила тишина, нарушаемая только внутренним гудением генератора.

— Это на древнеземном, — лучший лингвист всех времен и народов Кузьмич тер ладошкой лоб и водил носком ноги по выведенным на пыльной панели письменам, — Определенно древнеземной. И означать это может только одно. Волк. Не сойти мне с этого места.

По ржавому кораблю в очередной раз пронесся дикий смех. Но почему-то, на этот раз, он не показался мне нервным. Было в нем что-то довольное, и даже, дружелюбное. Хотя… Я могу и ошибаться.

— Взлетим, разберемся с этим, — я кивнул в сторону дверей. Смеяться на моем корабле разрешено только мне и Кузьмичу.

— Ну, — поддакнул друг, стирая с панели остатки букв.

— А что такое «волк»?

Кузьмич повертел перед своим носом руками, взмахнул пару раз крылышками.

— Кажется, жил в древности зверь такой. Волк. Да я точно и не знаю. Козлов, каких-то, любил. Девок малолетних обманывал. Вместе с бабками ихними. Что еще. Браконьерил на озерах. А, вот! Добрым молодцам, типа, помогал.

— Последнее мне нравится больше всего. Ну, волк, так волк. Давай-ка, Кузьмич, взлетать. А то нас заждались, поди. Назначаю тебя первым помощником и заместителем по техчасти. Справишься?

Этот справится.

Взлетали тяжело.

Тяга ни к черту. Поворотные механизмы юзом идут. Компрессия визжит. Клинкерсы заклинкерсивает. И Кузьмич все время, словно ни разу на аврале не взлетал, орет:

— Там паксы прорвало, все наружу.

— Ерунда! Взлетим!

— Л. Джи электроника перегорела.

— Запасная есть?

— Завода «Красный Малаховский».

— Наше что ль? Ставь, надежнее будет.

И ведь все равно взлетели. Не рассыпались. Ну, потрясло немного, побросало по сторонам. В трубе этой, взлетной, сломали что-то. Не беда. Главное, живы.

В открытом пространстве стало легче.

Я откинулся на спинку кресла, поднял руки. Пальцы не дрожат. Вот что значит выдержка.

— Смотри, — возник перед глазом радостный Кузьмич, — У меня даже крылья не дрожат. Вот что значит настоящая выдержка.

Да. У каждого народа свои понятия ценностей. Тем мы и интересны.

— Со смехом что делать станем, — поинтересовался я.

— Да не слышать, что-то, — Кузьмич оттянул правое ухо, медленно повернулся на триста шестьдесят градусов, проверяя, — Точно не слыхать. Да и какая в нем беда, то? Смеется, ну и пусть смеется. Лишь бы до нас не приставал.

Умен Кузьмич, ничего не скажешь. Но проверить не мешает.

Прихватив с собой, на всякий случай, железяку от Л.Джи электроники, я двинулся по отсекам. Кузьмич, справедливо полагая, что место командира всегда впереди, жужжал за спиной.

— Это камбуз, — сообщал он. Камбуз, та же кухня, но забитая до самого потолка сухарями.

— Это ванная комната, — помещение с питьевой водой.

— Гальюн, сортир, М.Ж., толчок, отходное место, — туалет, стало быть. И сам понял.

— Машинное отделение, — грохоту не слыхать. Скрипа и прочих посторонних шумов тоже. Это и странно и приятно.

— Багажный отсек, — с ящиками потом разберусь. Инструмент отыщу понадежней, и разберусь.

— Отсек психологической разгрузки, — небольшое пустое помещение с единственной металлической, шарообразной штуковиной на полу. Серого цвета. У штуковины ручка из такого же металла и цифра «тридцать два кы. гы». Лучше не трогать, а то рванет, не дай бог.

— А здесь спать будем. Ты в гамаке, а я на кровати, — Ишь, зяву куда загнул. Ну, уж нет. Это я на кровати, а сам путь спит, где найдет.

— Здесь скафандры, — размерчик мой. Подгонять не надо. Но дырявые.

— А здесь я и сам не знаю что.

Кузьмич развел руками, показывая, что он не обязан все знать.

Последний отсек был самый маленький. Совершенно и абсолютно пустой. Только в потолку крюк. Острый, зараза.

— Наверно, камера пыток, — предположил Кузьмич. Всяко может быть на чужом корабле.

Ничего подозрительного не обнаружив, вернулись мы в капитанскую рубку. Странный смех был списан на галлюцинацию. Так и договорились. Услышим что подозрительное, все на это дело и спихивать. А то, что сказывал Лысина про странности корабля во внимание не брать. На границе столько послужишь, и не то в голову взбредет.

После нашей небольшой экспедиции Кузьмич, сославшись на вселенскую усталость, свалил в отсек для отдыха. Наверняка, только для того, чтобы место забронировать. И, конечно, займет кровать, чтобы потом, с самыми честными глазами заявить о своем законном праве на первую лежку. Как всегда брешет. Кузьмич может годами не спать, и вселенская усталость не помеха. Ну и бог с ним. Потом разберемся насчет места. Все равно сгоню.

Пока Кузьмич валялся на кровати, вернее на том, что от нее осталось, я занимался прокладкой курса.

Достаточно сложное занятие, могу заверить. Современная техника позволяет обойтись без этого кропотливого дела. Заходишь на мостик и, позевывая, сообщаешь центральному мозгу, куда тебе надо. И все. Занимаешься, чем хочешь.

Совсем другое дело старые корабли. Каждую циферку на свое место поставь, каждую запятую туда, куда надо. Сотню, другую кнопочек и переключателей нажми. Да смотри, в строго определенном порядке. Намучаешься.

И совсем уж последнее дело корабли типа «Зубило». Хотя, я, может, и зря грешу. Может совсем другая марка. Но суть одна.

Сиди сиднем на капитанском сиденье и руководи безвылазно полетом. Никаких вам координат, никакой автоматики. Крути штурвал и лети, куда хочешь.

Штурвал влево. Корабль влево. Штурвал вправо. Корабль вправо. Штурвал на себя и вбок. Корабль послушно делает мертвую петлю с тройным пируэтом.

— Хорош баловаться! Укачивает сильно!

Это Кузьмичу не спится на новом месте. Придуряется.

— Кузьмич, хорош придуряться. Или сюда. Я тут пару штуковин занятных отыскал.

Долго ждать себя Кузьмич не заставил. Даже морда не примята. Наверняка снова сухари жрал.

— Вот смотри, — я ткнул пальцем в сторону красной рукоятки, на которой висела странного вида железяка с дужкой и с дыркой посредине, — Тут написано, что эта ерунда служит для управления корабельным огнем. Здорово! Только она не работает. Вот эта гадость мешает.

Я подергал железяку, зачем-то заглянул внутрь ее, но ничего подозрительного не обнаружил.