Охотник за бабочками - Костин Сергей. Страница 47

— Зато я поумней некоторых.

— Да у тебя мозги непонятно где.

— Стоп! — заорал Кузьмич и протиснулся между нами, — Стоп! Разойтись по своим углам. Эх, люди! Эх, куколки! Что это такое! И не стыдно вам! А?

Мне было не стыдно. Да и Ляпушке, судя по ее морде, тоже. Но лаяться мы прекратили. Хотя, признаюсь, мне даже понравилось. Как-то… по-семейному мы это дело организовали. С душой и с огоньком.

Кузьмич на правах нейтральной стороны взял управление собранием в свои маленькие, но очень крепкие крылья.

— То, что отвечать придется тебе, командир, в этом нет сомнения, — нравится мне он такой. Когда шибко умный, — А то, что выкручиваться из ситуации придется тебе, куколка, тоже без вариантов. Поэтому я предлагаю не плеваться друг в друга, тем более, что с куколкиной стороны плеваться черным жемчугом нетактично, а хорошенько подумать.

Хорошенько думали два часа. За это время с их сторон поступало немало предложений, но все они были не приняты. Кузьмич предлагал загримировать куколку под красную девушку. Отказ. Как не гримируй, а уродство наружу все равно вылезет. Предлагалось также пригласить на роль невесты незаинтересованную сторону. Мало ли девок в мегаполисе без дела шастают. Тоже не прошло. Откровенная подстава. Да и найдем ли мы такую, даже за брюлики? Я предложил смыться пока не поздно. На что Кузьмич доложил, что периметр дома распоряжением паПА закрыт и тщательно охраняется.

Уже за полночь, когда умные мысли в голову больше не приходили, а глупые сами куда-то подевались, куколка вздохнула. Тяжко так вздохнула. Словно на смерть свою смотрела и вздыхала. И говорит, глаза потупив.

— Ладно, мальчики. Возьму я грех на душу свою безгрешную. Будет вам завтра чудо. Только не спрашивайте, меня ни о чем. Не моя эта тайна.

Мы с Кузьмичем естественно сразу вопросами куколку и засыпали. Как поможешь, да как выкрутишься? А она только глаза от нас прячет, да слезы изумрудные редкие в траву-мураву роняет.

— Может, и зря я так переживаю, — говорит, — Только чувствует мое сердце куколкино, что на беду я с вами связываюсь. Ну да делать нечего.

Сказала так, и отвернулась от нас

Кузьмич почесал за крыльями рукой, махнул на кокон и сказал:

— Пойдем-ка спать, дорогой ты мой командир. Утром не вечером, позор переносить легче.

Эту ночь спали мы с Кузьмичем, как ни странно, крепко. Сны мне не снились, да и Кузьмич во сне не буйствовал.

Утром, едва продрав глаза, поплелся я в ванную комнату. Дойдя до дверей на автопилоте, я обнаружил, что ванная заперта изнутри, чего не случалось с самого моего рождения. За дверями слышался звук льющейся воды и восторженное чирикание Кузьмича.

— Кузьмич, открой двери! Какого черта?

— Я принимаю ванну, — донесся голос Кузьмича.

— Какую ванну? Я ж тебе аквариум для этого выделил.

Дверь чуть приоткрылась и в щели показалась обиженная физиономия бабочки. На голове Кузьмича красовалась красная шапочка с цветочками, а в руках он с трудом удерживал вибромочалку.

— Аквариум для меня мелковат, командир. Хотелось что-нибудь покрупнее.

Я оттеснил Кузьмича и заглянул внутрь.

Когда Кузьмич говорил о вещах более крупных, чем аквариум на двадцать стандартных ведер, он имел в виду, что и сама ванная комната для него маловата. Вода из кранов давно заполнила мое личное гигиеническое корыто и переливалась через край, образуя на полу здоровую лужу. Почему не сработала система безопасности, непонятно. Скорее всего, Кузьмич, по собственной прихоти отрубил ее на неопределенное время.

В этом импровизированном море плавали куски пены, пластмассовые лебеди и уточки.

Мне оставалось только сказать неопределенное «мда» и потребовать незамедлительно покинуть помещение всех незаконно вторгнувшихся. А чтобы было понятно к кому именно обращены мои слова, я пинком выкинул из ванной комнаты намыленного Кузьмича. В аквариуме обмоется. В том самом, в котором я развожу африканских пираний. Редкой доброты рыбки.

Через полчаса я встретил Кузьмича около оранжереи. Он недоуменно разглядывал витрину, которая была сплошь залеплена белой паутиной.

— Ни фига не видать. Опять она творит неизвестно что. Говорил я тебе, командир, говорил же.

Говорил, говорил. Кузьмич многое чего говорил. Про поцелуи дурацкие, например. Сейчас бы висела наша куколка, молчала в свой кокон, и никаких проблем.

Я осторожно постучал в двери, попробовал открыть их, но они оказались запертыми. Прям день закрытых дверей какой-то.

Кузьмич был менее галантным. Он забарабанил пяткой и заорал:

— Эй, крошка! Пришел твой папочка. Открыва-ай! Пора в филармонию. А то дверь выломаю.

— Не готова я еще, — донесся голос Куколки, — Вы уж, мальчики, без меня идите.

— А-а… Что значит идите?

— А я попозже саму приду.

Мы с Кузьмичем переглянулись. Совсем у куколки кокон поехал. Сама. Да она и шагу не сделает.

— Поверьте мне, мальчики. Все будет хорошо.

Последнюю фразу она даже пропела. Вот так: — «Все будет хорошо!!!». А я и не знал, что у нее есть музыкальные способности.

— Поверим? — Кузьмич был как никогда серьезен.

А что нам еще оставалось делать.

— Только, вы мальчики, не удивляйтесь ничему, — пропищала из-за паутины и дверей куколка, — Может и не получится у меня, а может и получится. Но, все равно, если твой старик, то есть паПА, спросит, где это я, то скажи, соколик мой ясный, вот что. Мол, припозднилась она, носик свой пудрит. И все такое. А если вдруг услышишь перекаты громовые, не пугайся. Пусть все гости пугаются, а ты нет. Ты ж у меня смеленький.

Конечно, я смеленький. А чего пугаться-то? Но переспрашивать не стал. Сама не говорит, значит и не знает.

— Двигайте ножками то, — напутствовала нас куколка.

Уже по дороге на этаж паПА, Кузьмич, озабоченно нарезая пируэты, щебетал:

— Ну, командир, я тебе сегодня не завидую. Не знаю, что она там придумала, но ничего хорошего из ее затеи не получится. Поверь мне на слово. Прожил я не одну тысячу лет, повидал многое, но такой штучки не видывал. Подведет она тебя под петлю.

— Не вешают сейчас, — буркнул я.

— Тогда под камеру электрическую. Или в поселенцы. Разницы маловато. А ты чего сегодня без смокинга? Ну и правильно. Перед кем там красоваться? Так и иди. В тапочках домашних, да пижаме полосатой.

Пристыдил. Пришлось переодеться. Не в смокинг, конечно. Не люблю я это дело. Рубашечка, там, галстук. Штиблеты лакированные. По старомодному. Мода то нынче совсем другая. Шортики коротенькие, да маячки по пупень. Чтобы было видно красоту человеческую. А мне есть что скрывать.

Кузьмич, по случаю торжеств, надраил воском крылья. Я даже разрешил побрызгаться ему своим дезодорантом. Последняя разработка химиков — запах зеленого скунса.

Еще на подходе к гостиному залу слышна была музыка. ПаПА по поводу торжеств заказал Большой симфонический оркестр Земной Армии и Флота. В полном составе, со цветомузыкой. По коридорам, у стен, стоял почетный караул с квантовыми винтовками и в начесаных мохнатых шапках ушанках. Все молодцы, как на подбор, с искусственными усами и бородами. На груди сверкали десятки медалей со значками и аксельбантами. И ремень с золоченой бляхой до самого пупа. ПаПА говорил, что именно так ходили в прошлом бойцы отрядов специального назначения, которых в целях секретности именовали отрядами «дмб». Молодцы внимательно разглядывали всех проходивших мимо, изредка отдавали честь, и стреляли, шутя, по гостям. Гости радостно улыбались и падали на пол.

По коридору сновали дворецкие, таскающие здоровые подносы с едой и питьем.

— Смотри, как папенька твой старается, — Кузьмич жадно принюхивался к пролетающим мимо подносам, — Смотри, смотри! Коньячок. Водочка кристальная. Салат «оливье» потащили. А вон грибочки маринованные.

У дверей в гостиный зал нас остановила охрана. Здоровые мускулы-переростки под два семьдесят ростом приставили меня к стене и тщательно проверили на предмет оружия. Мои попытки доказать, что я жених, а также вроде бы и хозяин дома, ни к чему не привели. Правила одни для всех. Для этих ребят что хозяин, что простой человек, что гражданин, что урод.