Счастливая куртизанка - Дефо Даниэль. Страница 48

Сэр Роберт с улыбкой объявил мне, что мне угодно изъясняться на языке амазонок; что ему редко доводилось встречать женщин, разделяющих мой образ мыслей, а из тех, что его придерживались немногие в конце концов поступали в соответствии со своими взглядами; однако, продолжал он, насколько он понимает, ведь и сама я, несмотря на мои рассуждения. которые, по его мнению, не лишены оснований, в свое время отступилась от своих правил и состояла в супружестве. Это так, отвечала я, но разве он когда от меня слышал, чтобы прошедший мой опыт ободрил меня его повторить? Я благополучно вышла из этого испытания и, если соглашусь себя подвергнуть ему еще раз, то мне уже никого не придется за это винить, кроме себя.

Сэр Роберт от души рассмеялся на мои слова, однако прекратил дальнейшие уговоры, сообщив лишь, что беседовал обо мне кое с кем из достойнейших лондонских негоциантов, но поскольку я запрещаю ему заговаривать о сем предмете, обещал больше меня не беспокоить подобными разговорами. Он одобрил то, как я веду свои денежные дела, и предсказал, что со временем я сделаюсь чудовищно богатой; однако он не знал и не подозревал, что при всем своем богатстве я не более как потаскуха и непрочь умножить свое состояние за счет своей добродетели.

Возвращаясь к своему рассказу, я должна повторить сказанное мною ранее, а именно, что мой образ жизни никак не соответствовал цели, мною поставленной, привлекая ко мне одних охотников за приданым да мошенников, которые рассчитывали меня облапошить и прибрать к рукам мои денежки; словом, я сделалась предметом домогательств изрядного числа поклонников, красавчиков и щеголей благородного происхождения. Но не того мне было надобно; я метила на другое и, будучи столь высокого мнения о моей красоте, соглашалась довольствоваться в качестве любовника лишь королем — не меньше! Такое мое тщеславие вызвано было нечаянным словом, оброненным неким лицом, с коим мне довелось беседовать; человек этот, случись мне с ним встретиться несколько ранее, быть может, и был бы в состоянии мне в этом способствовать; к этому времени, однако, двор, как будто, начал отходить от сих забав [84]. Впрочем, коль скоро такое дело было упомянуто, и разговор этот как будто получил несколько излишнюю огласку, вокруг меня стало собираться великое множество народу, причем с намерениями отнюдь не добродетельными.

Новое поле деятельности открылось мне. Придворная жизнь в ту пору была беспримерно изысканной и оживленной; правда, тамошнее общество составляли преимущественно мужчины, ибо королева не слишком часто удостаивала придворные сборища своим присутствием [85]. С другой стороны, не будет клеветой сказать о придворных, что их проказы вполне отвечали возлагаемым на них надеждам. У короля было несколько любовниц, и все они были отменно хороши собой и нарядны, и в этом смысле двор был воистину великолепен. Коли сам государь позволял себе всевозможные вольности, то нельзя было от его придворных ожидать особенного целомудрия; настолько далеки они были от этого, что хоть я и не желаю представить их в более темном свете, чем они заслуживают, однако ни одна женщина мало-мальски приятной наружности не могла пожаловаться на недостаток поклонников.

Вскоре и я оказалась окруженной целым сонмом воздыхателей, и стала у себя принимать весьма высокопоставленных вельмож, которые проникали ко мне через посредство неких старых дам, сделавшихся отныне близкими моими приятельницами; одна из них, как я впоследствии узнала, была нарочно ко мне приставлена, дабы попасть мне в доверенность с целью добиться того самого, что вскорости и воспоследовало.

Разговор в моей гостиной вполне соответствовал духу, царящему при дворе, никогда, впрочем, не переступая черты благоприличия. Наконец, кто-то из гостей предложил играть в карты и устроить то, что у них называлось вечер. Этому, по-видимому, способствовала одна из моих приживалок (как я уже сказала, у меня их было две), полагая, что таким путем ей удастся вводить ко мне, кого ей заблагорассудится; так оно и вышло. Ставки были высокие, игроки расходились поздно, — правда, извиняясь передо мной всякий раз и испрашивая моего разрешения прийти на завтра. Я держалась так же весело и беспечно, как мои гости, и однажды вечером сказала одному из джентльменов, милорду ***, что, хоть игорного стола я не держу, но, поскольку им угодно оказать мне честь проводить у меня время и они, по-видимому, испытывали желание у меня бывать, я хотела бы, если бы им то было приятно, задать на следующий вечер у себя небольшой бал. Приглашение мое было принято с великой охотою.

Вечером гости начали сбираться, и я им показала, что знаю толк в таких вещах. В доме была большая зала, служившая мне столовой; Остальные пять комнат на том же этаже я обратила в гостиные, приказав убрать из них на время все постели. В три комнаты я распорядилась внести столы, уставленные винами и лакомствами; в четвертой стоял стол с зеленым сукном для игроков, пятая же была собственно моей гостиной, где я восседала в ожидании гостей, которые приходили ко мне на поклон. Нарядилась я, как вы догадываетесь, со всем тщанием, надев все свои драгоценности. Милорд ***, с которым я накануне поделилась своей мыслью, предоставил к моим услугам великолепных музыкантов из театра, дамы танцевали, и мы весьма развеселились. Но вот, часу в одиннадцатом,, мне докладывают, что ко мне намерены явиться маски. Известие сие явилось для меня сюрпризом, и я пришла в немалое замешательство, но, заметив это, все тот же милорд *** принялся меня успокаивать, говоря, что двери моего дома охраняются отрядом гвардейцев, которые не допустят никакого неприличия; сверх того еще один господин намекнул, что среди масок возможно ожидать появления короля. Кровь так и бросилась мне в лицо, и я высказала великое изумление. Впрочем, отступаться было уже поздно, и я оставалась в своей гостиной, распорядившись лишь, чтобы двери ее были распахнуты настежь.

Через некоторое время маски явились и начали отплясывать комический танец и на самом деле весьма забавный. Покуда они плясали, я удалилась, поручив одной из моих приживалок сказать гостям, что вскорости вернусь. Не прошло и получаса, как я вернулась, наряженная турецкой княжной, — облачение, которым я обзавелась в Ливорно, где, как я уже сказывала, мой заморский принц купил мне в подарок турчанку. Мальтийский военный корабль захватил в то время турецкое судно, направлявшееся из Константинополя в Александрию, на борту которого находилось несколько дам, державших путь в Великий Каир, что в Египте; дамы эти были проданы в рабство, а заодно пошли в продажу и их великолепные наряды, — таким образом вместе с моей турчанкой я заполучила также роскошное ее одеяние. Платье ее и в самом деле было чудо как хорошо, и я купила его для курьезу, поскольку мне ничего подобного не доводилось видеть; кафтан был из тонкого персидского либо, индейского Дамаска, земля — белая, а по ней золотые и лазоревые цветы, шлейф длиною в пять ярдов; под кафтан надевалось платье из того же материала с золотым шитьем и там и сям нашитыми жемчугом и бирюзой; кушак на турецкий манер, шириной в пять или шесть дюймов, обхватывал мой стан, а пряжки, соединяющие оба конца, были отделаны бриллиантами — по восемь дюймов с каждой стороны — (бриллианты, правда, были поддельные, но того никто не мог знать, кроме меня).

Тюрбан к этому платью, иначе говоря, головной убор, завершался острой башенкой, дюймов пять, не больше, в высоту, с коей свисала лента из легкой флорентийской тафты; впереди же, над самым лбом, я вшила подлинный драгоценный камень.

Костюм этот достался мне в Италии примерно за шестьдесят пистолей, хоть в стране, откуда он был привезен, стоил много больше; не думала я, чтобы довелось мне когда сделать из него такое употребление, хоть я я неоднократно в него облачалась в прежние времена с помощью моей турчанки, да и после, наедине с Эми, — для того лишь, чтобы покрасоваться в нем перед зеркалом.