Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы - Андреев Андрей Юрьевич. Страница 25

Следующая неудачная попытка венгерских королей относится к открытию университета в Буде, которое по-разному датируется историками – 1389 или 1395 г. И здесь уже в 1400 г. университет прекратился, правда, имел потом еще и второй отрезок существования с 1410-х гг. до середины XV в. Нереализованной осталась дарованная в 1386 г. папой Бонифацием IX привилегия на открытие университета в Кульме (Хелмно) в Польше. [223]

В условиях отсутствия жизнеспособного университета в Венгерском королевстве Краковский университет в XV в. нес функцию подготовки духовной и светской элиты и для польских, и для венгерских земель. Поток учащихся в Краков особенно вырос после исхода студентов из Праги в 1409 г. Перед битвой при Мохаче в университет в Кракове ежегодно записывались около 300 студентов, причем уроженцы Венгерского королевства составляли одну пятую часть всего студенческого корпуса, немало также было и выходцев из Силезии. В этот «золотой век» с Краковским университетом связаны имена Коперника и ученых-гуманистов, здесь поддерживались связи с университетами Падуи и Феррары, делегаты университета участвовали на Констанцском и Базельском соборах, причем по запросу последнего ученые из Кракова представили справку о реформе календаря. [224]

Однако в ходе Реформации уровень Краковского университета значительно упал, хотя он и сохранил свое региональное значение. И в это время, и позднее он посещался исключительно католиками. Заметно было, что монополия на подготовку образованной элиты, которую Краковский университет долгое время имел, негативно сказывается как на нем самом, так и на развитии высшего образования в Польше (аналогичная ситуация, впрочем, была характерна и еще для некоторых стран: в частности, в Англии два средневековых университета – Оксфорд и Кембридж, хотя и соперничали друг с другом, но в течение столетий полностью блокировали возможности дальнейшего распространения университетов в стране).

Одним из наиболее значительных последствий Реформации для Восточной Европы явилось углубление дифференциации региона, по степени которой он значительно превосходил Священную Римскую империю. Характерными особенностями Восточной Европы в XVI–XVII в. было сложное сочетание полиэтничности и поликонфессиональности, накладывавшееся на социальное расслоение общества. Население региона объединяло людей, говоривших на германских, романских, западно-и восточнославянских, балтийских и угро-финских языках. Помимо католического большинства, в населении была представлена значительная доля протестантов (как лютеран, так и кальвинистов) и православных (а также отделившихся от них в XVII в. униатов). То, как это могло переплетаться с социальной дифференциацией населения, показывает пример балтийского побережья Польши, где в городах жили в основном немецкоговорящие ремесленники и купцы, исповедовавшие лютеранство, притом что сельское население там же было представлено говорящими по-польски католиками. Другой пример сочетания социальной и религиозной дифференциации демонстрирует Великое княжество Литовское во второй половине XVI в., где значительная часть польскоговорящей знати перешла в кальвинизм, а носители литовского языка – крестьяне сохранили католичество [225].

В то же время внутри Восточной Европы существовало и несколько областей, которых можно определить как «пограничье», где различные этнорелигиозные традиции сосуществовали на одном социальном уровне. Это, в частности, польско-венгерское пограничье в Закарпатском регионе, где славянское население существовало в пределах Венгерского королевства (будущая Словакия), обширная и подвижная вследствие военных походов венгеро-османская граница, включая сюда и Трансильванию, наконец, русско-польское пограничье на восточных землях Речи Посполитой. Уникальным в смысле этнорелигиозной дифференциации регионом являлась Трансильвания, где почти в равных долях сосуществовали католики (венгры и немцы), кальвинисты (венгры), лютеране (немцы), униаты и православные (румыны) и иудеи.

В каждой из этих территорий вопрос конфессиональной самоидентификации стоял остро – недостаточно было быть просто католиком или православным, но необходимо постоянно защищать, бороться за веру против «еретиков» и «схизматиков». Образование являлось важным инструментом такой борьбы. Именно это лучше всего позволяет объяснить особенности распространения университетов в Восточной Европе в XVI–XVII в.: если раньше единственный Краковский университет расположился почти в географическом центре всего региона, то теперь университеты возникают в вышеназванных областях этнорелигиозного пограничья и служат там средством экспансии католицизма, орудием Контрреформации.

Этот процесс в Восточной Европе возглавили иезуиты. Скорость, с которой Орден продвигался на восток, действительно, впечатляет: в Польском королевстве иезуиты поселились в 1564 г., спустя всего одиннадцать лет после их появления в Священной Римской империи, а еще через несколько лет они достигли даже царского двора в Москве. [226]

Желание Ордена укрепиться в Польше в определенном смысле явилось ответом на возникновение Кёнигсбергского университета – «Академии Альбертины», который быстро развился в ведущее учебное заведение региона, привлекавшее не только немецкое городское население Прибалтики, но и жителей польских и литовских земель (тем более, что король Сигизмунд II запретил своим подданным учиться в протестантских университетах на территории Священной Римской империи). [227] Этому центру Реформации иезуиты противопоставили свою систему католического образования. В 1564 г. в Браунсберге, по приглашению местного епископа, они открыли первую на территории Польского королевства школу, с 1568 г. преобразованную в коллегию и ставшую базой их дальнейшего распространения на восток. При дворе веротерпимого польского короля Сигизмунда Августа иезуиты встретили хороший прием, что выразилось в дальнейшем умножении числа коллегий (в Пултуске, Кракове, Познани, Ярославе, Люблине). Тогда же была основана и первая коллегия в столице Великого княжества Литовского Вильне (1570) при поддержке виленского епископа Валериана Протасевича [228].

Но полностью Орден иезуитов укрепился в польско-литовском государстве при новом короле Стефане Батории (1576–1586), князе Трансильвании, избранном на польский престол после пресечения династии Ягеллонов и последовавшего за ним ослабления королевской власти в Речи Посполитой. Интересно отметить, что, воспитанный в католичестве, Баторий в своем родном государстве, Трансильвании, проявлял полную веротерпимость, но, въехав в Польшу, неизменно поддерживал здесь католическую церковь, опираясь на самых ревностных борцов с протестантами – иезуитов. Весьма вероятно, что, тем самым, король рассчитывал на укрепление, благодаря деятельности Ордена, своих собственных позиций и порядка в государстве. Поэтому именно Баторию принадлежит честь открытия сразу двух новых восточноевропейских университетов – академий в Вильне и Коложваре, обе из которых находились под полным контролем иезуитов. Можно, впрочем, вспомнить, что новый король и сам не был чужд университетскому образованию – в 1549 г. Баторий был записан в студенты Падуанского университета, а спустя годы поддерживал материально учившихся там же выходцев из Трансильвании. [229]

Первая привилегия на преобразование Виленской коллегии в академию была дана Стефаном Баторием 7 июля 1578 г. во Львове, а затем повторена, когда король, готовясь к большому походу против русских войск, завершившемуся захватом Полоцка, прибыл в Вильну. Иезуитская коллегия там уже насчитывала к этому времени около 700 учеников, значительной была и роль иезуитов в местной церковной жизни, отстаивании позиций католиков в диспутах с протестантами. Через посредничество епископов Валериана Протасевича и Юрия Радзивилла (последний происходил из знатной семьи литовских магнатов, придерживавшихся кальвинизма, и самими же иезуитами был обращен в католичество) иезуиты обратились к королю с просьбой торжественно подтвердить новые права их учебного заведения, что Стефан Баторий и сделал, издав 1 апреля 1579 г. повторную привилегию для Виленской академии. [230]