Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона - Дефо Даниэль. Страница 48

Закончивши торг, мы отпустили заложников и преподнесли трем купцам около двенадцати центнеров мускатного ореха и столько же гвоздики, и приличное количество европейского полотна, и шерстяных тканей для личного их пользования в виде вознаграждения за то, что мы у них забрали. Так ушли они от нас более чем удовлетворенные.

Здесь-то Виллиам рассказал мне, что на японском корабле повстречался он с каким-то монахом или японским священником, который обратился к Виллиаму с несколькими английскими словами. Когда Виллиам настойчиво стал у него допытываться, откуда он знает эти слова, тот сказал, что у него на родине тринадцать англичан. Он назвал их англичанами очень членораздельно и определенно, так как многократно и свободно беседовал с ними. Священник сказал, что это все, что осталось от тридцати двух людей, попавших на северные берега Японии благодаря тому, что однажды, в бурную ночь, они налетели на большую скалу и лишились судна, а остальные люди потонули. Священник убедил повелителя той страны послать лодки на остров, где погибло судно, чтобы спасти уцелевших людей и перевезти их на берег. Это было сделано, и с ними обошлись очень мягко, построили им дома и предоставили им пахотной земли для обработки. И так они живут своим трудом.

Я спросил у Виллиама, почему не узнал он у священника, откуда эти люди.

— Я спрашивал, — сказал Виллиам, — ведь и мне было достаточно странно, — сказал он, — услыхать об англичанах на севере Японии.

— Ну, — сказал я, — что же он рассказал об этом?

— Рассказал такое, — сказал Виллиам, — что удивит тебя, да и не тебя одного, а всех, кто бы ни услыхал об этом. Думается, что и ты, узнавши это, захочешь отправиться в Японию и разыскать их.

— Что же ты подразумеваешь под этим? — сказал я. — Откуда могли они прибыть?

— Да, — сказал Виллиам, — он вытащил книжку, а из нее кусочек бумаги, на которой было написано рукой англичанина и вполне правильно по-английски вот что. Я сам прочитал это: «Мы прибыли из Гренландии и с Северного полюса 329».

Это, действительно, поразило нас всех и еще более тех моряков из наших, кто хоть что-нибудь знал о бесконечных попытках, производившихся из Европы одинаково англичанами и голландцами, разыскать подобный проход в эту часть света 330. Так как Виллиам стал серьезно настаивать на том, чтобы двинуться на север, на помощь этим беднягам, то корабельный экипаж стал склоняться к этому же. Словом, мы все сошлись на том, чтобы двинуться к берегу Формозы, снова разыскать этого священника и разузнать обо всем у него подробнее. Согласно с этим шлюп двинулся в путь. Но когда он добрался туда, корабли, к великому сожалению, уже ушли, и так был положен конец нашим поискам англичан. Возможно, что это лишило человечество одного из самых замечательных открытий, какие когда-либо были сделаны или когда-либо будут сделаны на земле для всеобщего блага.

Виллиам так огорчился потерей этой возможности, что серьезно стал убеждать нас отправиться в Японию разыскивать тех людей. Он говорил, что если даже только освободить тринадцать честных несчастливцев из своеобразного плена, из которого им иным путем никогда не вырваться и в котором они, может быть, когда-нибудь будут убиты дикарями-идолопоклонниками, то и этим одним мы сделаем доброе дело, могущее еще явиться искуплением причиненного нами миру зла. Но покуда мы еще не знали, что значит угрызения совести из-за сделанного зла, и еще меньше было у нас забот о том, чем его искупить. Словом, Виллиам быстро понял, что такого рода убеждения мало на нас подействуют. Тогда он очень серьезно принялся уговаривать нас, чтобы мы отдали ему шлюп, и он отправится тогда за собственный страх. Я обещал ему, что не буду противиться его намерениям. Но когда он перешел на шлюп, никто из экипажа за ним не последовал, ибо дело было вполне ясно: у каждого имелась своя доля, как в грузе большого корабля, так и в грузе шлюпа, и богатство это было настолько огромно, что никто и нипочем не согласен был бросить его. Так бедняга Виллиам, к великому своему огорчению, должен был оставить эту затею. Что сталось с теми тринадцатью людьми, и там ли они еще, я сказать не могу.

Мы дошли уже до конца нашего путешествия. Захвачено нами было столько, что не только самые скупые и самые тщеславные души на свете были бы удовлетворены этим, но и мы были действительно удовлетворены, и наши заявили, что большего не желают. Следующим поэтому вопросом было, как возвратиться и каким путем пройти нам, чтобы голландцы не напали на нас в Зундском проливе.

Здесь мы как следует запаслись съестными припасами, и, так как близко намечался поворот муссонов, мы решили взять к югу и не только пройти, минуя Филиппины, то есть к востоку от них, но и затем по-прежнему держать к югу и попытаться оставить за собою не только Молуккские, или Пряные, острова, но также и Новую Гвинею и Новую Голландию 331. И таким образом, попавши в переменные ветры, к югу от тропика Козерога, мы направимся на запад через большой Индийский океан.

Действительно, сперва это показалось чудовищным путешествием, и грозила нам недостача съестных припасов. При этом Виллиам многословно объяснял нам, что мы не в состоянии взять для такого путешествия достаточно съестных припасов, а особенно пресной воды. И раз не будет на пути земли, к которой мы сможем пристать, чтобы обновить запасы, то безумие — предпринимать это путешествие.

Но я решил поправить эту беду и потому просил их об этом не тревожиться, так как знал, что мы можем запастись всем, что нужно, на Минданао, самом южном острове Филиппин.

Сообразно с этим мы, набравши здесь столько съестных припасов, сколько могли достать, двадцать восьмого сентября поставили паруса, при чем ветер сначала немного колебался от северо-северо-востока до северо-востока через восток, но впоследствии утвердился между северо-востоком и северо-востоко-востоком. Так шли мы в продолжение девяти недель, так как непогода неоднократно мешала нашему продвижению вперед, и остановились с подветренной стороны у островка на широте в шестнадцать градусов двенадцать минут; названия островка мы никогда так и не узнали, так как ни на одной из наших карт он не был помечен. Остановились мы здесь, говорю я, из-за страшного шквала или урагана, навлекшего на нас изрядную опасность. Здесь продрейфовали мы, приблизительно, шестнадцать дней, так как ветры были очень бурные и погода неопределенная. Как бы то ни было, на берегу раздобылись мы кое-какими съестными припасами, травами и кореньями и несколькими свиньями. Мы думали, что на острове есть обитатели, но не видели ни одного.

Как только погода выровнялась, мы тронулись отсюда дальше и прошли к южной части Минданао, где погрузили пресной воды и несколько коров. Но так как климат был здесь очень жарок, мы не стали засаливать мяса больше, нежели на две или на три недели. Мы направились далее на юг, пересекши экватор и оставляя Джилоло под штирбортом, и прошли вдоль побережья, которое называют Новой Гвинеей, где на южной широте в восемь градусов снова пристали к берегу в поисках съестных припасов и воды. Тут обнаружили мы кое-какое население, но туземцы бежали от нас и в отношения не вступали. Отсюда мы все еще держали курс на юг и оставили за собой все, о чем хоть как-нибудь упоминали наши карты и планы, и шли далее, покуда не добрались до широты в семнадцать градусов, при чем ветер все еще дул с северо-востока.

Здесь мы к западу увидели землю, и, так как в течение трех дней подряд она не исчезала из наших глаз, в то время как мы шли в четырех, приблизительно, лигах от берега, мы стали беспокоиться, будет ли вообще выход на запад, или мы окажемся вынуждены повернуть назад и под конец оказаться среди Молуккских островов. Но, наконец, земля исчезла, и под всеми парусами мы вышли в западное море, широко открытое на юг и на юго-запад. С юга катились большие волны, из чего мы заключили, что на большое расстояние не имеется там земли 332.