Булавка против носорога - Аверченко Аркадий Тимофеевич. Страница 2
— Эй, вы! Постойте! Обождите! Что вы такое хотите делать?
— Ослепли, что ли? Надо расстрелять эту рухлядь.
— Постойте! Одну минуту… Мы…
— Ну?..
— Мы… вы…
— Ну, что такое — мы, вы? В чем дело?
— Мы вы… выражаем свой протест против такого зверского обращения с мирным населением…
— Энергичный протест! — подхватил секретарь.
— А вы не можете выразить свой протест немного левее от этого места?
— А что?
— Да, что ж вы торчите между ружейными дулами, и этими вот… Отойдите в сторонку.
— Мы, конечно, отойдем, но тут же считаем своим долгом громко и во всеуслышание заявить свой протест…
— Энергичнейший! — крикнул секретарь…
— Пли!..
Всякое самое удивительное, самое редкое явление, если оно начинает быть частым, сейчас же переходит незаметным образом в будничный уклад человеческой жизни, становится «бытовым явлением» (в кавычках).
И без этого бытового явления, без этого штриха, вошедшего в жизненный человеческий уклад, — становится как-то пусто… Чего-то не хватает, что-то будто не сделано.
Первые выступления нейтральной международной комиссии протеста на местах против германских зверств некоторым образом удивляли, сбивали с толку.
А потом все вошло в колею.
Запыхавшийся немецкий солдатик в сдвинутой на затылок каске прибежал в местечко, где содержались пленные и, отдышавшись, спрашивал:
— Не у вас ли, которая комиссия для протеста?
— У нас. Давеча долго протестовала, что, дескать, голодом морим пленных…
— Так передайте им, чтобы они сейчас же шли протестовать в деревню Сан-Пьер. Мы ее подожжем с четырех концов, а жителей вырежем.
— Опоздал, братец! Их тут уже с полчаса дожидается ординарец: приглашают протестовать против добивания раненых на поле сражения. Только что сорок человек добили.
— Эх, незадача!
— Да нешто без них, без комиссии-то, — уж и деревни не подожжете?
— Поджечь-то конечно, можно, да все как-то не то. Без протеста нет того смаку. Опять же для порядка…
И работает доныне, работает усталая комиссия, не покладая рук и языка.