Условный переход (Дело интуиционистов) - Дегтярев Максим Владимирович. Страница 9

Яна ждала, чтo Шеф скрутит из проволоки теперь, после такого исчерпывающего доклада.

— Неплохо для мусорщика, — сказал он. — На кой черт кому-то понадобилось за ним следить?

— Неизвестно. Ни Моцарту, ни полиции.

— Ладно. Есть только один вариант, при котором это может нас касаться. Но доказательств в его пользу у нас нет. Не думаю, что хотел бы их найти. Портрет ЧГ проверила?

— Да. Имеется отдаленное сходство с неким Феликсом Парависино, год рождения уточняю, но, Шеф, вы, конечно, извините… — она сделала паузу.

— Извинил. Продолжай.

— Не позднее тысяча шестисот девятого года, когда Эль-Греко писал его портрет. Кроме того, он был монахом.

Шеф перевел взгляд на меня.

— Твоя Вельяминова, она в своем уме?

— Она просто очень впечатлительная девушка. Образование таким во вред.

Все почему-то посмотрели на Яну.

— Да, Шеф, — сказала она, — я не уверена, но портрет Парависино мог находиться в той книге, которую Лия рассматривала, когда повстречала Человека с Гвоздем. Это надо уточнить у Лии. Собственно, из-за этого монаха я и начала с того, настоящего, Моцарта. Думала, мало ли…

— Мало думать, надо еще и работать. Из ОИБ есть новости? — спросил Шеф у меня.

По пути в Отдел я заскочил к коллегам со второго этажа. За ночь они кое-что раскопали.

— Мобильный номер был приобретен концерном «Роботроникс», на кого — неизвестно. Они взяли себе двести номеров, отличающихся от номера с камня последними тремя цифрами. Оптовый заказ. Трафик оплатили на год вперед. Наши уломали кое-кого сделать несколько звонков с одновременным пеленгом. Сигнал шел из квартала Б-4 Северо-восточного округа. Определить более точные координаты невозможно, там все экранирует, как в комнате смеха. Сегодня они готовы продолжить, но для этого требуются более серьезные санкции. Их человек в «Информканале» не хочет рисковать.

— «Роботроникс», — пробормотал Шеф задумчиво, — они, кажется, выпускают роботов?

— Да. Бытовых. На самом деле, это дочернее предприятие. Сборочный цех и небольшое конструкторское бюро. Головная контора находится на Земле. К слову, мы на них никогда не работали.

— А против? — полюбопытствовала Яна. Она у нас сравнительно недавно, поэтому могла быть не в курсе.

— И против не работали. Поэтому досье пусто.

— Начать собирать?

— Собери то, что есть в открытом доступе. — Шеф специально сделал ударение на слове «открытом», чтобы Яна, в трудовом порыве, не полезла вскрывать их текущий баланс. — Хью, что у тебя с голосами?

Минуту назад Ларсон перестал ерзать от нетерпения в кресле. Теперь он встал, почесал небритый подбородок и, наконец, выдал:

— Шеф, я отказываюсь от всего, что собирался вам доложить. Дайте мне еще три часа.

Шеф хмыкнул.

— Бери, если найдешь.

Ларсон прошествовал на выход и тихонько притворил за собой дверь.

— A la recherche du temps perdu, — грассируя где надо, пропела Яна.

— В каком смысле «пердю»? — спросил я.

— В поисках утраченного времени. Это я про Ларсона, но относится к нам ко всем. Это наш девиз, но для внутреннего употребления. Не для клиентов.

— Вот именно, — сказал Шеф, — хорошо бы форсировать…

И он раздал задания на сегодня.

Вдоль стены тянулся длинный узкий стол с экранами. Увидев меня, Лия сдернула очки и, прикрыв их ладонями, спрятала на груди. Она сидела перед одним из экранов. Античная статуя с крыльями поворачивалась то так, то сяк. Статуя была без головы. Я хотел спросить, куда девалась голова, но потом подумал, что, наверное, все так спрашивают. Поэтому, произнеся «привет», я несколько мгновений не знал, что сказать.

— Вы ко мне? — Лия, вероятно, забыла, что только что по ее просьбе меня пропустили в технический отдел Фаонской Планетарной Библиотеки. Я — репортер из «Сектора Фаониссимо» и должен ей в чем-то там помочь.

— Усеченка? — кивнул я на экран.

— Нет, — возразила она, хотя готов поклясться, что Лия слышала это слово впервые. — Библиотека планирует заказать две-три копии античных статуй для нового зала изобразительных искусств. Мне поручили выбрать кандидатов.

— Понятно. Уберите ее пока. Сейчас мы будем производить опознание. — Я подал ей кассету с кристаллозаписью. — Загрузите и откройте файл…

Я запнулся: Яна назвала файл «ботаничка». Пока Лия настраивала очки, я быстро усек «ботаничку» до «бот». Второй файл — «Дело о покушении на губернатора» — я стирал медленно, чтобы Лия успела прочитать название. Этот пустой файл предназначен для возбуждения клиентов. Фигурируя под разными номерами, файлы с делами о покушении расплодились по кассетам в таком количестве, словно наш губернатор заговоренный.

— Жмите, — сказал я остолбеневшей девушке.

— Почему «бот»?

— Сейчас увидите.

Среди пяти снимков, первым слева был протрет Микеле Марулло Боттичелли.

— Вот вам и «бот», — сказал я.

За Боттичелли, слева направо шли Джулио Кловио кисти Эль-Греко и Филлип Меланштон Гольбейна. В нижнем ряду находился тот монах того же Эль-Греко и портрет академика Лиувилля местного производства, оставшийся у нас с предыдущего дела. Понятно, что все имена и названия были закрыты, как на билетах мгновенной лотереи.

— Не бойтесь, они вас не видят.

Безбоязненно Лия рассматривала эту портретную галерею.

— Последнего не знаю, — призналась она, правильно отгадав остальные четыре портрета.

— Мы ищем Человека с Гвоздем, — напомнил я.

У Лии округлились глаза.

— Ой, — сказала она, и ее пальчик потянулся к монаху. — Вы его имели в виду?

— Лия, — произнес я внушительно, — мы по определению ничего не можем иметь в виду. Мы хотим установить, кого имели в виду ВЫ.

— Его. Но глаза были другими. Здесь перед вами сидит хитрый инквизитор, а у него… как бы вам сказать… нет, вы лучше посмотрите…

Она затеребила клавиши. Нежно коснувшись ее запястья, я остановил расширенный поиск фаюмских портретов.

— Лия, вы готовы дать гарантию, что, когда мы найдем ЧГ, он не окажется низеньким лысым блондином?

— Лысым блондином?

— Я хотел сказать, толстым.

— Готова, — ответила она твердо, и я, наконец, допер.

— Тогда, в кафе, вы сняли очки, потому что вообразили себе, будто они вас портят.

— Меня ничем уже не испортишь. — Всхлипнув, она сняла очки и закрыла лицо руками. — Ничем.

Я ждал, когда она успокоится. Как это ускорить, я не имел ни малейшего понятия.

— Понимаете, — говорила она чуть слышно, — художник видит в живых лицах свои будущие картины, а искусствовед — чужие и прошлые. Избыток знаний провоцирует ассоциации и гасит воображение. Зашоренность сознания, поэтому… поэтому так получилось…

— А как вы рассмотрели гвоздь и монетки?

— Когда он отвернулся к бармену, я смотрела через очки. И все видела — и монетки, и гвоздь, и часы, которые были у него на руке. Честное слово!

Я почесал в затылке

— Примут ли это в суде…

— В каком суде? — испугалась она.

— Нет, это я так… Опишите мне его часы.

Лия положила перед собой чистый лист бумаги и принялась делать набросок. Я же решил, что живописи с нас хватит.

— Нет, — сказал я, — давайте моим методом.

Карандаш замер в ее руках.

— Каким?

— Опознание.

Мы просмотрели несколько локусов, торговавших часами дорогих марок. Лия с уверенностью опознала «Омегу» в одну пятую цены моего флаера.

— Мне такие не нравятся, — прибавила она, как будто я советовался насчет подарка для Шефа.

— Вы завели себе БК?

— Нет, не успела. Вы же только вчера мне о нем сказали.

Браслет-коммуникатор я на всякий случай захватил с собой.

— Держите. С нами связывайтесь только с него. По номеру, полученному от ЧГ, больше не звонить. Все понятно?

Она не понимала. Но вдаваться в подробности я не стал. Возможно, все еще обойдется. Попросил не провожать.

С ночной смены Сигизмунд Моцарт вернулся в девять утра и сразу завалился спать. Во время смены ему удалось выкроить для сна часа два. Сейчас половина третьего. Итого: семь с половиной. Дам ему еще полчаса, подумал я и заскочил в «Мак-Дональдс» выпить чашку горячего шоколада.