О маленьких – для больших - Аверченко Аркадий Тимофеевич. Страница 22

– Раньше лучше было.

– О Бог мой!! Слизняков, Гавриил!

– Лучше было. Раньшее.

– Прежде всего – не ранышее, а раньше. Да что вы, господа, – затмение у вас в голове, что ли? Тут вам и дома, и электричество…

– А на что дома? – цинично спросил толстый Фитюков.

– Как на что? А где же спать?

– А у костра? Завернулся в одеяло и спи сколько влезет. Или в повозку залезь! Повозки такие были. А то подумаешь: дома!

И он поглядел на учительницу не менее победоносно, чем до этого смотрела она.

– Но ведь электричества нет, темно, страшно… Семен Заволдаев снисходительно поглядел на разгорячившуюся учительницу…

– Темно? А костер вам на что? Лесу много – жги сколько влезет. А днем и так себе светло.

– А вдруг зверь подберется.

– Часового с ружьем нужно выставлять, вот и не подберется. Дело известное.

– А индейцы подберутся сзади, схватят часового да на вас…

– С индейцами можно подружиться. Есть хорошие племена, приличные…

– Делаварское племя есть, – поддержал кто-то сзади. – Они белых любят. В крайнем случае можно на мустанге ускакать.

Стриженые головы сдвинулись ближе, будто чем-то объединенные, – и голоса затрещали, как сотня воробьев на ветках акации.

– А у городе у вашем одного швейцара на лифте раздавило… Вот вам и город.

– А у городе мальчик недавно под трамвай попал!

– Да просто у городе у вашем скучно – вот и все, – отрубил Слизняков Гавриил.

– Скверные вы мальчишки – просто вам не приходилось быть в лесу среди диких зверей – вот и все.

– А я была, – пискнула Наталья Пашкова, которую не оставлял в покое школьный бес.

– Врет она, – загудели ревнивые голоса. – Что ты все врешь да врешь. Ну, если ты была – почему тебя звери не съели, ну, говори!

– Станут они всякую заваль лопать, – язвительно пробормотал Кругликов Капитон.

– Кругликов!

– А чего же она… Вы же сами говорили, что врать – грех. Врет, ей-богу, все время.

– Не врать, а лгать. Однако послушайте: вы, очевидно, меня не поняли… Ну как же можно говорить, что раньше было лучше, когда теперь есть и хлеб, и масло, и сахар, и пирожное, а раньше этого ничего не было.

– Пирожное!!

Удар был очень силен и меток, но Кругликов Капитон быстро от него оправился:

– А плоды разные: финики, бананы – вы не считаете?! И покупать не нужно – ешь сколько влезет. Хлебное дерево тоже есть – сами же говорили… сахарный тростник. Убил себе бизона, навялил мяса и гуляй себе, как барин.

– Речки там тоже есть, – поддержал сбоку опытный рыболов. – Загни булавку да лови рыбу сколько твоей душеньке угодно.

Учительница прижимала обе руки к груди, бегала от одного к другому, кричала, волновалась, описывала все прелести городской безопасной жизни, но все ее слова отбрасывались упруго и ловко, как мячик. Оба лагеря совершенно не понимали друг друга. Культура явно трещала по всем швам, энергично осажденная, атакованная индейцами, кострами, пантерами и баобабами…

– Просто вы все скверные мальчишки, – пробормотала уничтоженная учительница, лишний раз щегольнув нелогичностью, столь свойственной ее слабому полу. – Просто вам нравятся дикие игры, стреляние из ружья – вот и все. Вот мы спросим девочек… Клавдия Кошкина – что ты нам скажешь? Когда лучше было – тогда или теперь?

Ответ был ударом грома при ясном небе.

– Тогда, – качнув огрызком косички, сказала веснушчатая, бледнолицая Кошкина.

– Ну почему? Ну, скажи ты мне – почему, почему?..

– Травка тогда была… я ллюблю… Цветы были.

И обернулась к Кругликову – признанному специалисту по дикой, первобытной жизни:

– Цветы-то были?

– Сколько влезет было цветов, – оживился специалист, – огромадные были – тропические. Здоровенные, пахнут тебе – рви сколько влезет.

– А в городе черта пухлого найдешь ты цветы. Паршивенькая роза рубль стоит.

Посрамленная, уничтоженная учительница заметалась в последнем предсмертном усилии:

– Ну, вот пусть нам Катя Иваненко скажет… Катя! Когда было лучше?

– Тогда.

– Почему?!!

– Бизончики были, – нежно проворковала крохотная девочка, умильно склонив светлую головенку набок.

– Какие бизончики?.. Да ты их когда-нибудь видела?

– Скажи – видела! – шепнула подталкиваемая бесом Пашкова.

– Я их не видела, – призналась простодушная Катя Иваненко. – А только они, наверное, хорошенькие… – И, совсем закрыв глаза, простонала: – Бизончики такие… Мохнатенькие, с мордочками. Я бы его на руки взяла и в мордочку поцеловала…

Кругликов – специалист по дикой жизни – дипломатически промолчал насчет неосуществимости такого буколического намерения сентиментальной Иваненко, а учительница нахмурила брови и сказала срывающимся голосом:

– Ну хорошо же! Если вы такие – не желаю с вами разговаривать. Кончайте решение задачи, а кто не решит – пусть тут сидит хоть до вечера.

И снова наступила тишина.

И все решили задачу, кроме бедной, чистой сердцем Катерины Иваненко: бизон все время стоял между ее глазами и грифельной доской…

Сидела маленькая до сумерок.

Деловая жизнь

Ознакомившись с городом, я решил заняться делами. Узнав, что все деловые люди собираются в специальном кафе на Пере, я пошел туда, потребовал чашку кофе и уселся выжидательно за столик – не наклюнется ли какое дельце.

На ловца, как говорится, и зверь бежит. Ко мне подсел неизвестный господин, потрепал меня по плечу и сказал:

– Здравствуйте, господин писатель! Не узнаете меня?

– Как не узнаю, – с вялой вежливостью возразил я. – Очень даже хорошо узнаю. Как поживаете?

– Дела разные ломаю. А вы?

– Я тоже думаю каким-нибудь делом заняться.

– Лиры есть?

– Немножко есть, – хлопнул я себя по карману. Лицо моего собеседника выразило напряженное внимание.

– Гм… Что мне для вас придумать?.. Гм… Есть у меня одно дельце, да. Впрочем, поделюсь с вами. Скажите, вы знаете, сколько весит баран?

– Какой баран? – удивился я.

– Обыкновенный. Знаете, сколько он весит?

– А черт его знает! Я до сих пор писал рассказы, а не взвешивал баранов.

– Как же вы не знаете веса барана! – с упреком сказал незнакомец.

– Не приходилось. Впрочем, если нужно, я как-нибудь на днях, когда будет свободное время…

– Ну так знайте же, что средний баран весит три пуда.

Я изобразил на своем лице напряженное удовольствие.

– Смотрите-ка, кто бы мог подозревать!

– Да, да. Три пуда. А вы знаете, сколько стоит фунт баранины? Пятьдесят пиастров!

– Да, вообще сейчас жизнь очень запуталась, – неопределенно заметил я.

– Ну, для умного человека жизнь проста, как палец. Итак, продолжаю. А знаете ли вы, сколько стоит целый баран в Кады-Кее? Десять лир. Итак, вот вам дело: вы даете двадцать лир и я двадцать лир. Я покупаю двух овец, режу их…

– Не надо их резать, – сентиментально заметил я, – они такие хорошенькие.

– А как же иначе мы их на мясо продадим? Я их сам зарежу, не бойтесь. Итак, на ваши двадцать лир вы будете иметь шесть пудов овечьего мяса. По розничной цене – шестьдесят лир. Да шкура в вашу пользу, да рога.

Хотя я до сих пор рогатых овец не встречал, но это, очевидно, была местная порода.

Я кивнул головой с видом знатока:

– Очень хорошее дельце. А когда прикажете внести деньги?

– Да хоть сейчас: чем скорей, так лучше. Сколько тут у вас? Ровно двадцать? Ну вот и спасибо. Завтра утром бараны будут уже у нас. Хотите, я приведу их к вам показать?

– Не знаю, удобно ли это. Вдруг ни с того, ни с сего бараны заходят на квартиру… Да еще моя хозяйка против этих посторонних визитов… Нет, лучше их просто зарежьте. Только не мучьте. Хорошо?

Мой новый компаньон заверил, что смерть этих невинных созданий будет совершенно безболезненна и легка, как сон, и, пожав мне руку, умчался с озабоченным лицом.

С тех пор прошло восемь дней. Пока я не вижу ни моего компаньона, ни баранов, ни прибыли.