Коричневые - Дейч Марк. Страница 41

взыскать с ответчиков солидарно компенсацию морального вреда в размере 50000 рублей

в обеспечение иска запретить ответчикам публиковать обо мне какие-либо сведения до решения суда по данному делу

Приложение:

1. Квитанция об оплате госпошлины

2. Газета «МК»

Число

Подпись» (подпись неразборчива. – М. Д.)

Со знаками препинания – всё то же самое. И с деньгами: кто ж нынче не хочет денег? А судья – он тоже человек.

А вот последняя просьба, изложенная в исковом заявлении, вызвала у меня недоумение. Сведений о судье Зельдиной я не публиковал, у меня их нет. Но я имею право печатать сведения о работе любого чиновника – будь то Президент России, начальник ДЭЗа или даже судья. Это право зафиксировано ст. 47 Закона о СМИ. Для сведения судьи Зельдиной: ст. 58 того же Закона предусматривает ответственность за ущемление этого права. В Уголовном кодексе имеется ст. 144: воспрепятствование законной деятельности журналиста. А во второй части этой статьи речь о том же воспрепятствовании, но лицом, использующим свое служебное положение. Наказывается, между прочим, лишением свободы сроком до трех лет.

Иными словами, судья Зельдина просила своего коллегу из Пресненского суда нарушить закон и запретить нам работать. Почему бы тогда уж не решить было вопрос кардинально и не закрыть нашу газету? Судье Зельдиной стало бы намного спокойней. И вопрос о профессионализме больше бы не возникал.

* * *

Егор Рудаков с приговором не согласился и направил в Московский городской суд кассационную жалобу. Рассмотрение ее – следующий акт этой трагикомедии, свидетельствующий о глубочайшем кризисе нашей судебной власти.

Но прежде – небольшое отступление.

«Дело Рудакова» заинтересовало тогда некоторых моих коллег. Так, одна из программ НТВ посвятила этой истории аж две передачи. Из них следовало, что:

– автор этих строк погнался за «жареными фактами», но у него не вышло;

– обвинять великовозрастного недоумка в размалевывании стен фашистской символикой нельзя, потому что его папа – офицер Красной Армии;

– Рудаков во всем виноват сам, поскольку он не пошел к музею Ленина бить морды московским нацистам, которые торгуют там соответствующей символикой и литературой, а непонятно почему ополчился против вполне добропорядочных соседей по подъезду.

По– видимому, ведущий остался весьма доволен своими «аргументами». Настолько, что проглядел забавную деталь. Побывав в квартире мадам Мухиной, оператор программы случайно показал зрителям шарфик. Самый обычный шарф, но – с символикой скинхедов. Уж не знаю, кому он принадлежал: мадам или ее отпрыску. Собственно, это не так и важно. Важно, что этот шарф – лучший из аргументов профессионального тележурналиста.

Однако продолжим.

В Мосгорсуде кассационную жалобу рассматривала судья Ирина Верещагина. Адвокат Медведев сообщил судье, что Рудаков защищал интересы общества и государства и поэтому действовал в пределах необходимой обороны. В этом месте судья Верещагина довольно грубо прервала адвоката:

«Вы вообще-то знаете, что это такое – необходимая оборона?» – спросила она.

Адвокат знал. В соответствии с уточнением этого понятия необходимая оборона – не только активная защита от возможного набития морды лица, но и проявление гражданского долга. Каковой (долг) состоит еще и в защите общества от всевозможных партайгеноссе. В том числе и юных.

«Да-а, – разочарованно согласилась судья Верещагина, – что-то такое в законе теперь имеется. Но это – новое, раньше такого не было».

Действительно: раньше много чего не так было. При советской-то власти.

Далее судья Верещагина пожелала обратиться к осужденному Рудакову.

«Перед вами были несовершеннолетние дети (деткам действительно было по 17, но выглядели они – о-го-го! – М.Д.) Они рисовали в подъезде свастику или цветочки. Как, по-вашему, это нужно пресекать – насилие к ним применять

Судья, не понимающая разницы между цветочками и свастикой, – это и есть символ современной отечественной Фемиды.

Рудаков ответил, что он не сторонник насилия. Он его и не применял. А если бы применил, то его, как сказал Рудаков, сейчас судили бы совсем по другой статье. Осужденный заявил, что лишь хотел помешать появлению на стене фашистского лозунга и задержать «художника». И он не понимает, почему в деле ничего нет о направленном на него пистолете и вопле «Пристрелю!».

«С вами все ясно», – заявила судья Варещагина и предоставила слово прокурору. Прокурор прежде всего глубокомысленно заметил, что дело неординарное, поскольку к нему привлечено внимание СМИ. Да, сказал далее прокурор, молодые люди действительно рисовали фашистскую символику. Да, они действительно вели себя вызывающе, провоцировали Рудакова. Всё это было, но тем не менее Рудаков отреагировал неадекватно.

Да, продолжал прокурор, при расследовании дела были допущены нарушения Уголовно-процессуального кодекса…

Такого судья Верещагина вынести не могла и закричала на прокурора:

«Что вы такое там говорите? Какие нарушения?»

Прокурор промямлил что-то такое в свое оправдание, а закончил свое выступление так: в связи с тем, что фашистскую символику рисовали, Рудакова провоцировали и при расследовании УПК нарушали, судья Зельдина вынесла предельно мягкий приговор, который он, прокурор, просит оставить в силе.

Завершив свою речь, защитник Закона тут же ушел.

После чего удалилась и судья Верещагина, а через две минуты объявила: приговор оставить в силе.

«Можете жаловаться дальше, – заключила судья Верещагина, – в президиум Мосгорсуда и в Верховный суд». Тон ее ничего хорошего жалобщикам не сулил.

Любопытные бывают совпадения. В тот же день та же судья Верещагина рассматривала еще одну кассационную жалобу – по поводу дела, которое в Гагаринском межмуниципальном суде слушала все та же судья Зельдина.

30– летний таджик, житель горного кишлака, был приговорен судьей Зельдиной к шести месяцем тюрьмы за обман городских властей столицы. Обман заключался в том, что таджик этот устроился на работу в московскую пекарню по фальшивой милицейской справке.

Никого обманывать таджик не собирался. Он заплатил деньги работнику милиции, получил от него справку о регистрации и был уверен, что все сделал правильно. И страшно удивился, узнав, что справка фальшивая.

Обо всех этих обстоятельствах судья Зельдина была прекрасно осведомлена. Но искать какого-то сотрудника милиции, возбуждать против него уголовное дело – хлопотно и небезопасно. А таджик – вот он. Из горного кишлака. То, что в Москву он приехал не грабить, а работать, что на его зарплату надеется семья, а в семье шестеро, и в Таджикистане работы нет, – Зельдину не интересовало.

Верещагину это тоже не заинтересовало. «А чего ж это они от нас отделялись? – спросила судья Московского городского суда. – Отделились, а теперь вот жалуются, к нам едут. Вот и пусть сидит в своем Таджикистане и ищет работу там!»

Это, граждане, речь не девочки. Но – юриста.

И в этом случае судья Верещагина оставила приговор судьи Зельдиной без изменений: шесть месяцев тюрьмы.

Конечно же, в делах Егора Рудакова и несчастного таджика ничего общего нет. А что судьи и результаты одинаковые – прошу считать случайным совпадением.

Однажды я разговорился с немолодым полковником-отставником.

Член Союза офицеров имени тов. Терехова, он во время октябрьских событий 93-го года был в Белом доме. Коммунист. Активно сочувствовал РНЕ. Собственно, мы и познакомились на одном из митингов «чернорубашечников».

После митинга я спросил его:

– Полковник, вам, офицеру Советской Армии и коммунисту, не противно находиться среди этих подонков?

– Противно, – ответил он. – Я вам больше скажу. Во время осады Белого дома я случайно услышал разговор двух баркашовцев. Один из них втолковывал другому: «Вот перебьем демократов и жидов, возьмемся за коммуняк».