Коричневые - Дейч Марк. Страница 61

Теперь я внимательно его прочел. Он очень «правильный», по теме. Но на одной фразе я споткнулся, а споткнувшись, понял, что не все так гладко в торжественных речах Президента. Вот эта фраза:

«Преступления нацизма и его крах – это самое грозное предупреждение всем, кто призывает изгнать инородцев и иноверцев».

Хорошо сказано. Внушает. За исключением одной детали: последние два слова не взяты в кавычки.

Я– то, грешным делом, полагал, что все мы – татары, русские, евреи, калмыки, буряты, да чеченцы в конце концов! – все мы граждане России. ан нет. В семье, оказывается, не без урода. Имеются отщепенцы: инородцы и иноверцы.

Не надо придираться, скажете вы. Ну, ошибся кто-то из спичрайтеров Президента. Не всем же знать, что эти два слова употреблялись без кавычек только в царской России, когда православие было государственной идеологией империи.

Так– то оно так, отвечу я. Но только если это и ошибка, то в связи с расцветом неонацизма в стране – весьма символическая. Ведь короля, даже самого просвещенного, играет свита. Казалось бы, чего проще было этой свите ответить фронтовику-артиллеристу Цейтлину: да, уважаемый товарищ полковник, президент с вами согласен – те, кто призывает к изгнанию из России ее граждан, заслуживает уголовного преследования. Потому что есть Конституция России, а в ней – статья 19 («Запрещаются любые формы ограничения прав граждан па признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности») и статья 61 («Гражданин Российской Федерации не может быть выслан за пределы Российской Федерации»).

Или, может быть, соблюдение этих двух статей Конституции не гарантируется?

В этом случае решение сего бинома – совсем простое. И окончательное.

Вы не поверите, но за минувшее столетие в Москве было всего два погрома.

Конечно, «всего два» или «целых два» – вопрос особый.

Первый случился в мае 1915 года. Били московских немцев, причем били долго: погром продолжался четыре дня.

Пострадало около 700 человек, 90 из них были русскими. Вероятно, носами не вышли. Или цветом волос. Разграблено около 500 фабрик и магазинов, более 200 домов и квартир. На одном только винном складе (без винного склада мы никак не можем), принадлежавшем немцу Гетцке, было обнаружено 32 трупа. Но особенно сильное впечатление на современников произвело убийство вдовы почетного гражданина Москвы Энгельса (не родственника того Энгельса).

Любопытная деталь: если толпу удавалось убедить в том, что владелец вот этого магазина – не немец, а еврей, погромщики шли мимо.

Против погромщиков были брошены казаки, а спустя короткое время после этих событий градоначальника Москвы генерала Адрианова, не сумевшего обеспечить безопасность жителей столицы, уволили с должности. Не будем, однако, заблуждаться: казаки могли справиться с толпой за несколько часов, да и увольнение бравого генерала было лишь данью воспаленному общественному мнению. Историки полагают: власти знали о готовящемся погроме и легко могли его предотвратить, но делать этого не стали: шла война, и патриотизм нужно было подогревать, пусть даже столь варварскими способами.

Второй погром нам всем памятен. 30 октября 2001 года хорошо организованная группа юных неонацистов разгромила Царицынский рынок в столице. Трое убитых, несколько десятков раненых. «Акция» была направлена против кавказцев, хотя, я уверен, случись там евреи, им бы тоже досталось.

Мне трудно судить, насколько московские или федеральные власти были, что называется, «в курсе» готовящейся «акции». Однако некоторые события, пусть даже не относящиеся напрямую к погрому, почему-то убеждают меня в том, что даже если бы столичная милиция и прокуратура были предупреждены, надеяться на «профилактические меры» не стоило.

Ну вот, например. Сразу после «акции» один из крупных милицейских чинов Москвы заявил в телекамеру: милиция не открывала огонь по погромщикам, потому что среди них были несовершеннолетние.

Теперь давайте переведем эти слова на обыденный русский. Толпа, вооруженная металлическими прутьями и обломками труб, убивает людей, но наша милиция нас не защищает – сначала она желает установить анкетные данные нападающих. Или, может быть, милиция была заранее уведомлена о возрасте погромщиков? И не является ли сей пассаж своего рода сигналом для будущих громил? – дескать, не волнуйтесь, спокойно делайте свое дело: стрелять не будем…

ПОСЛЕ ПОГРОМА

10 ноября того же 2001-го года Владимир Путин выступил с речью по случаю Дня милиции. Он объявил, что отныне основной целью органов внутренних дел становится «борьба с экстремизмом и терроризмом». «Россия, – продолжал Президент, – веками создавалась как многонациональная и многоконфессиональная страна, и, чтобы сохранить ее на века, надо поставить прочный заслон любому национальному экстремизму».

Слово, стало быть, сказано. И не кем-нибудь, не каким-то там завалящим депутатом, а – Президентом. Вышеупомянутые органы должны взять под козырек и взяться за дело. И в первую очередь – прокуратура, от которой зависит исполнение законов и президентских наставлений.

Однако сам же Владимир Владимирович, не дозвонившись до Генерального прокурора, высказался в том смысле, что прокуратура ему, Президенту, не подчиняется, а подчиняется она токмо Закону.

Хорошо сказано, однако.

Ну а раз так, то прокуратура вправе не обращать никакого внимания на Президента. Или даже послать его куда подальше. Что она и делает, причем весьма успешно.

* * *

12 ноября (обращаю ваше внимание: через день посг ле речи Путина) член Союза евреев-инвалидов и ветеранов Великой Отечественной войны (СЕИВВ) Стамблер позвонил прокурору Гладенко.

Справка об участниках диалога:

Борис Григорьевич Стамблер, 76 лет, гвардии рядовой, награжден орденами и медалями за ратные подвиги во время войны – в том числе за форсирование Днепра и битву на Курской дуге.

Владимир Михайлович Гладенко, старший прокурор отдела по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности и межнациональных отношениях прокуратуры г. Москвы.

Это не первый телефонный диалог Стамблера и Гладенко. Предыдущий состоялся летом 2001 года. Речь шла об уже знакомом нам «академике» Корчагине. Дело в том, что Московская прокуратура (в очередной раз) отказывалась возбудить уголовное дело против «академика» – «за отсутствием в его действиях состава преступления».

Стамблер: «Почему прокуратура не пресекает призывы Корчагина депортировать евреев из России»

Гладенко: «Корчагин призывает изгнать из России не евреев, а жидов».

Стамблер (после некоторой паузы, вызванной шоком): «Как это всё понимать?»

Гладенко (спокойно и вежливо): «А вот Корчагин нам объяснил, как его понимать. Ничего противозаконного в его призывах мы не нашли».

Узнав об очередном отказе прокуратуры возбудить уголовное дело против Корчагина, Стамблер вновь (12 ноября) позвонил Гладенко.

Стамблер: «Могу ли я ознакомиться с постановлением (об отказе в возбуждении уголовного дела. – М. Д.)».

Гладенко: «Опять вы! Никто нам не жалуется, только вы, да еще двое или трое!»

Стамблер: «И кавказцы не жалуются?»

Гладенко (с гордостью в голосе): «Ни одного заявления!»

Стамблер: «Заявлений нет, вот дело до погрома и дошло».

Гладенко: «Вы о чем? Никакого погрома не было».

Стамблер (с некоторым изумлением): «А погром в Царицыне – это что? Трое убитых…»

До сих пор не известно, дозволено ли было 76-летнему фронтовику ознакомиться с прокурорским постановлением. Дело, между тем, двигалось своим чередом. Другое дело, но с тем же финалом.

* * *

Уже несколько лет руководитель Московского антифашистского центра Евгений Прошечкин пытается привлечь к уголовной ответственности некоего Севастьянова.