Рассказы для выздоравливающих - Аверченко Аркадий Тимофеевич. Страница 23
В мире старик был совершенно одинок.
Раньше в этом доме обитали и другие призраки, но все они, благодаря ворчливости и неуживчивому характеру старого Павла, давно разбрелись по свету – кто куда.
Из каждой голой ветки дерева, из каждого куста смотрело на никому не нужного призрака – полное одиночество.
Бесцельно бродя по дорожкам, старик вспомнил, что во дни своей молодости он жил домовым при конюшне. Местечко было не ахти какое почетное, но жилось тепло, спокойно и чувствовалось так уютно около больших, спокойных, добрых лошадей…
– В конюшню… на старости лет… – скорбно усмехнулся призрак и заковылял к большому зданию, прилегавшему к другой стороне дома.
III
На пороге конюшни старик остановился, пораженный, недоумевающий: ни одной лошади не стояло в стойлах, да и сами стойла куда-то исчезли.
Пробираясь вдоль стены, старик наткнулся на что-то и едва не упал… Перед ним стоял большой блестящий автомобиль, распространяя незнакомый запах бензина и резиновых шин.
– Повозка… – прошептал призрак. – Что это они тут такое напутали… Крючки какие-то, трубки. Оригиналы!
Стремясь отдохнуть от всех передряг и прикорнуть поудобнее, старый Павел неуклюже влез на колесо и перешагнул на сиденье шофера. Одна нога запуталась в какой-то щели, старик потерял равновесие и испуганно схватился за сигнальную грушу.
Дикий рев раздался в сарае. Обезумев от страха, призрак бросил резиновую грушу, схватился за какой-то рычаг, и автомобиль, сердито запыхтев, двинулся по уклону вдоль стены.
Старик рванулся вбок, упал на деревянный пол и, растеряв несколько суставов пальцев на ноге, ринулся к выходу.
Он бежал по молчаливым дорожкам сада, и мысль будто оставила его старый мозг.
Бешеными скачками пожирал он пространство, несясь без цели, сам не зная куда – только бы быть подальше от этих труб, ревущих повозок, всего невероятного, что сводило с ума старого, отставшего от жизни беднягу.
Наконец, измученный, с сердцем, умирающим от усталости, он приостановился и задумался.
Старый Павел считал лучшим своим удовольствием напугать какого-нибудь человека, но теперь его потянуло к людям… Среди них он мог чувствовать себя не так одиноко, с людьми было бы не так страшно.
Робко повернул он к дому, вошел в дверь и остановился в нерешительности…
Из кабинета доносился детский смех, веселые крики и хлопанье в ладоши.
– Это, пожалуй, не труба… – колеблясь, сказал старик. – Зайти разве…
Он уже не думал о том, чтобы напугать кого-нибудь. В нем зрела и укреплялась другая мысль, которая только и могла родиться в старом глупом мозгу выбитого из колеи призрака.
– Войду к ним, стану на колени и заплачу. «Милостивые государи, – скажу я им, – извините меня, что я хотел вас напугать! Пожалейте меня, старого, которому негде головы преклонить. Приютите меня и не пугайте меня…»
Эта тирада казалась ему удивительно трогательной и убедительной. Он тихонько приоткрыл дверь и вошел в обширный кабинет.
Вся семья сидела к нему спиной, вперив взоры в противоположную стену.
На небольшом полотне незатейливого домашнего синематографа, демонстрируемого отцом семейства, ходили какие-то люди, размахивая руками и шевеля губами. Внезапно они исчезли и на полотне появилось худое неуклюжее привидение, нелепые прыжки которого вызвали взрыв веселого хохота…
Кто-то позади скрипнул зубами, хлопнул в ладоши и тоже захохотал.
Ветхая перегородка в мозгу призрака, отделявшая разум от безумия, не выдержала напряжения и лопнула.
Старый мозг окатило волной безумия, и сразу все страхи куда-то исчезли.
IV
Мурлыча под нос мотив из граммофона и пощелкивая сухими пальцами, старик взобрался на чердак, закутался в портьеру, сел в углу и принялся хохотать, раскачиваясь и поскрипывая остатками зубов.
Утром в том углу, где он сидел, осталась только скомканная портьера да одна торчащая из нее рука, которая время от времени сухо пощелкивала двумя желтыми пальцами.
А потом и она исчезла.
Разумная экономия
Сидя в углу общей залы маленького ресторана, я впервые обратил внимание на этих двух дам.
Обе они были средних лет, но еще довольно моложавы. В отношениях их друг к другу сквозила та специфическая женская дружба, которую ничто не может нарушить, за исключением новой выкройки на капот или красивого любовника.
Дамы мирно болтали, доедая какую-то зелень, потом потребовали кофе, а когда потребовали кофе – одна из них, брюнетка, сказала:
– Я бы выпила ликеру – маленькую-премаленькую рюмочку.
– Ах! И я бы. Человек! Дайте нам ликеру.
– Какого прикажете?
– Да все равно. Какого-нибудь!
Слуга побежал в буфет, принес бутылку бенедиктина, две рюмки, поставил…
– Да не этого! – поморщилась дама. – Это такая дрянь – сургучом пахнет.
– Какого прикажете?
– Он такой, красный…
– Абрикотин-с? Сейчас.
Когда появился абрикотин, блондинка спросила:
– Почем у вас рюмка этого?
– Сорок копеек.
– Боже! Вот дерут! А вся бутылочка сколько стоит?
– Три рубля.
– А сколько здесь рюмок, в ней?
– Рюмок пятнадцать.
– Но ведь это же, милый мой, бессмыслица! Пятнадцать рюмок, деленное на три рубля, – это пятачок рюмка?!
– Двадцать! – подсказал я со своего места.
Брюнетка обернулась ко мне, сердито сверкнула глазами и сказала слуге вполголоса:
– Почему этот молодой человек заговаривает с порядочными женщинами?
– Я не заговариваю, – возразил я. – Математика – точная наука, и есть такие высшие истины, которые можно защищать везде, даже в ресторане, даже с незнакомыми. Я утверждаю: три рубля, деленные на пятнадцать рюмок, дают стоимость рюмки в двадцать копеек. А не пятачок!
Брюнетка подумала немного, потом кивнула головой, сказала: «спасибо!» – и опять обернулась к слуге:
– Значит, за пятнадцать рюмок мы платим три рубля, а за две – восемь гривен?
– Так точно.
Дамы переглянулись, и в глазах их сверкнула одна и та же мысль:
– Если мы выпьем всю бутылочку – мы выгадаем на этом.
– Хорошо, – кивнули головой обе. – Оставьте нам бутылку.
Они прилежно принялись пить и, конечно, выпили только семь рюмок – брюнетка четыре, блондинка три.
– Ох! У меня уже голова закружилась… я не могу больше.
– Да и мне, я чувствую, довольно.
– Знаете что? Мне кажется, что было бы гораздо выгоднее брать рюмками: смотрите, осталась еще половина, а мы должны заплатить три рубля полностью.
– А знаете что? Давайте посчитаем по рюмкам, а остальное пусть он возьмет.
– Ах, и верно. Мы выпили семь рюмок… по сорок копеек… Боже! Выходит три рубля восемьдесят!!
Я нервно подсказал из своего угла:
– Два рубля восемьдесят!!
– Ах, опять он заговаривает! Мерси. Значит, два рубля восемьдесят. Что же мы выгадываем? Всего двугривенный?!
– Да… – сердито сказала блондинка. – Мы оставим им половину бутылки прекрасного ликера за двугривенный!
– Ах! – с сожалением прошептала брюнетка. – Если бы мы могли по рюмочке, по две выпить… Но я не в силах больше!..
– И я.
– Оставьте на текущий счет, – посоветовал я.
– Ах, опять он!.. Что это такое: текущий счет?
– Слуга может на ярлыке бутылки записать ваше имя и отдать остаток ликера в буфет. Там спрячут, а когда вы придете еще раз, можете бесплатно допить.
– Но мы больше не придем в этот скверный кабак! Мы совершенно случайно…
– Таня! Вы как будто перед ним оправдываетесь, – пробормотала брюнетка. – Ведь он же нам незнаком!..
Я откинулся на спинку стула и стал равнодушно рассматривать потолок.
– А знаешь что? Давай эту половину дадим лакею вместо на чай!
– Гм… Тут на полтора рубля… Не много ли?
Порешив на этом, расплатились и ушли.
Вслед за ними вышел и я.
________________________________