Том 4. Сорные травы - Аверченко Аркадий Тимофеевич. Страница 71
«Скверные денежки, — решил Сережка. — Их тут столько, что не мудрено одну монетку и потерять… Разменяю-ка я их обратно».
Он зашел в другую лавчонку с самым озабоченным видом.
— Разменяйте, пожалуйста, на целый рубль.
— Извольте-с.
Новая мысль озарила Сережкину голову.
— А может… У вас бумажный есть?
— Рублевок не имеется. Есть трехрублевки.
— Ну, дайте трехрублевку.
— Это за рубль-то! Проходите, молодой человек. Опять в Сережкином кармане очутился толстый, тяжелый рубль. Осмотрев его внимательно, Сережка одобрительно кивнул головой:
«Даже лучше. Новее того. А много можно на него сделать: купить акварельных красок… или пойти два раза в цирк на французскую борьбу. — При этой мысли Сережка согнул правую руку и, наморщив брови, пощупал мускулы. — А то можно накупить пирожных и съесть их сразу, не вставая. Пусть после будет болеть желудок — ничего — живешь-то ведь один раз».
В это время кто-то сзади схватил Сережку сильной рукой за затылок и так сжал его, что Сережка взвизгнул.
— Смерть приготовишкам! — прорычал зловещий голос. — Смерть Морщинкину.
По голосу Сережка сразу узнал третьеклассника Тарарыкина, первого силача третьего и даже четвертого класса — драчуна и забияку, наводившего ужас на всех благомыслящих людей первых трех классов.
— Пусти, Тарарыкин, — прохрипел Сережка, беспомощно извиваясь в железной руке дикого Тарарыкина.
— Скажи: «пустите, дяденька».
— Пустите, дяденька.
Удовлетворив таким образом свое неприхотливое честолюбие, Тарарыкин дернул Сережку за ухо и отпустил его.
— Эх, ты, Морщинка — тараканья личинка. Хочешь так: ты ударь меня по спине, как хочешь, десять раз, а я тебя всего один раз. Идет?
Но многодумная голова Сережки работала уже в другом направлении. Необъятные радужные перспективы рисовались ему.
— Слушай, Тарарыкин, — сказал он после долгого раздумья. — Хочешь получить рубль?
— За что? — оживился вечно голодный, прожорливый третьеклассник.
— За то, что я тебя нарочно для примера поколочу при всех на большой перемене.
— А тебе это зачем?
— Чтоб меня все боялись. Будут все говорить: раз он Тарарыкина вздул, значит, с малым связываться опасно. А ты получишь рубль… Можешь на борьбу пойти… красок купить коробку…
— Нет, я лучше пирогов куплю по три копейки тридцать три штуки.
— Как хочешь. Идет?
В Тарарыкине боролись два чувства: самолюбие первого силача и желание получить рубль.
— Что ж, брат… А если я тебе поддамся, так меня уж всякий и будет колотить?
— Зачем? — возразил сообразительный Сережка. — Ты других лупи по-прежнему. Только пусть я силачом буду. А пироги-то… Ведь ты их целый месяц есть будешь.
— Неделю. Эх, Морщинка — собачья начинка, соглашаться, что ли?
Сережка вынул рубль и стал с искусственным равнодушием вертеть его в руках.
— Эх! — застонал Тарарыкин. — Пропадай моя славушка, до свиданья-с, моя силушка. Согласен.
И, размахнувшись, шлепнул Сережку ладонью по спине.
— Чего же ты дерешься?
— Так ведь чудак же: это в последний раз. Потом уж ты меня колошматить будешь.
И, утешившись таким образом, Тарарыкин спрятал рубль в карман старых, запятнанных чернилами всех цветов брюк…
Ликующе прозвенел звонок на большую перемену, и широкая волна серых гимназических курточек и фуражек вылилась на громадный гимназический двор. Поднялся визг, крики и веселая суматоха.
Честный юноша Тарарыкин выбрал группу учеников побольше, приблизился с самым невинным лицом и стал любоваться на состязание Мухина и Сивачева, ухитрившихся подбрасывать мяч ногами, без помощи рук.
— Попробуй, Тарарыкин, — предложил Сивачев.
В это время юркий Сережка Морщинкин пробрался между ног взрослых учеников, просунул свой нос вперед и пропищал самым вызывающим образом:
— Куда этому тарарышке прыгнуть — у него сейчас и ноги отвалятся!
— Ты-ы! — угрожающе зарычал Тарарыкин. — Знай, с кем говоришь! Котлету из тебя сделаю!
— Котлету! Ах ты, кухарка свинячья!
— Отойди лучше, Морщинка, — получишь по затылку!
— Очень я тебя боялся! — лихо захохотал Сережка. — Попробуй-ка тронь только!
— Да и трону, — проворчал Тарарыкин.
— А ну, тронь!
— А что ж ты думаешь — не трону?
Сережка стал в боевую позу плечом к плечу с громадным Тарарыкиным и, задрав голову, сказал иронически:
— Тронь только — кто тебя у меня отнимать будет? Кругом засмеялись.
— Ай да Морщинка! Смотри, Тарарыкин, не струсь!
— Ну, что ж ты, Тартарарыка, небось только на маленьких силач. До меня-то и дотронуться боишься.
— Я? Тебя? Боюсь? На ж тебе, получай! Тарарыкин с силой размахнулся, но ударил по Сережкиной груди так, что тот даже не пошатнулся.
— Съел?
— Это, брат, мне ничего, а вот ты попробуй! Сережка взмахнул маленьким кулачонком и — о чудо!
К ужасу и изумлению всех присутствующих, верзила Тарарыкин отлетел шагов на пять. Как всякий неопытный актер, честный Тарарыкин «переиграл», но простодушная публика не заметила этого.
— Ого! Ай да Сережка!
Тарарыкин с трудом встал, сделал преувеличенно страдальческое лицо и, держась за бок, захромал по направлению к Сережке.
— А-а, так ты так-то!
— Да-с. Вот так! — нахально сказал Сережка. — На-ка еще, брат!
Вторым ударом он снова сбил хныкавшего Тарарыкина и, насев на него, принялся обрабатывать толстую тарарыкинскую спину своими кулачонками.
Все были изумлены до чрезвычайности.
Когда избитый, стонущий Тарарыкин поднялся, все обступили его:
— Тарарыка, что это с тобой? Как ты ему поддался?
— Кто ж его знал, — отвечал добросовестный Тарарыкин. — Ведь это здоровяк, каких мало. У него кулаки — железо. Когда он меня свистнул первый раз, я думал, что ноги протяну.
— Больно?
— Попробуй-ка. Завяжись сам с ним. Ну его к богу. Я его теперь и не трону больше…
Тарарыкин честно заработал деньги. Сережка сделался героем дня. Весть, что он поколотил Тарарыкина и что тот, как приготовишка, плакал (последнее было уже прибавлено восторженными поклонниками), — эта весть потрясла всех. Результаты Сережкиного подвига не замедлили сказаться.
К упоенному славой Сережке подошел первоклассник Мелешкин и принес ему горькую жалобу:
— Морщинкин! Ильяшенко дерется — дай ему хорошенько, чтобы не заносился.
— Ладно! — нахмурился Сережка. — Я это устрою. А что мне за это будет?
— Булку дам с ветчиной и четыре шоколадины в серебряной бумажке.
— Тащи.
Потом подошел Португалов:
— Здравствуй, Сережка. Сердишься?
— А то нет! Свинья ты! Жалко было цветных карандашей, что ли? Обожди! Попадешься ты мне на нашей улице!
Португалов побледнел и, похлопав Сережку по плечу, сказал:
— Ну, будет. Притащу завтра карандаши. Мне не жалко.
Три второклассника подошли вслед за Португаловым и попросили Сережкиного разрешения пощупать его мускулы. Получили снисходительное разрешение. Пощупали руку, поудивлялись. Мускулов, собственно, не было, но товарищи были добрые, решили, что рука все-таки твердая.
— Ты что, упражнялся? — спросил Гукасов.
— Упражнялся, — сказал Сережка.
В конце концов Сережка, опьяненный славой, и сам поверил в свою нечеловеческую силу.
Проходил второклассник Кочерыгин, уплетая булку с икрой.
— Стой! — крикнул Сережка. — Отдай булку!
— Ишь ты какой! А я-то?
— Отдай, все равно отниму!
Кочерыгин захныкал, но, вспомнив о Тарарыкине, вздохнул, откусил еще кусочек булки и протянул ее Сережке.
— На, подавись!
— То-то. Ты смотри у меня. Я до вас тут до всех доберусь.
В это время проходил мимо Тарарыкин. Увидев Сережку, он сделал преувеличенно испуганные глаза и в ужасе отскочил в сторону. Хотя вблизи никого не было, но он, как добросовестный недалекий малый, считал своим долгом играть роль до конца.