Ангел Спартака - Валентинов Андрей. Страница 18

Так и со всеми прочими. В общем, не так и безнадежно, если подумать. Вопросы же следует разные ставить. Сообщает нечто тот же Плутарх, а мы и думаем: мог он это ЗНАТЬ – или не мог? Пишет сей грек-биограф, к примеру, что врага Рима Югурту бросили в темницу от голода умирать. Держался Югурта смело, с вызовом даже, но, добавляет автор, в душе он, Югурта, полон страха был.

Может, и был. Но откуда это Плутарху знать-то? Ему ведь Югурта не исповедовался. И никому не исповедовался, в одиночестве умирал. Значит, фиксируем: домысел. Не любил автор Югурту, вот и решил от себя про страх в душе добавить.

Есть домысел, а есть и честное НЕЗНАНИЕ. Многие про Спартака писали не по горячим следам, а через век, а то и через два. И через три писали. За эти же века много чего изменилось, потому и появлялось в рассказе о Спартаке то, чего в его время и быть не могло. Толпы рабов-германцев, скажем. Во времена Плутарха и Аппиана рабы из Германии были в Риме на каждом шагу, а во времена Спартака – не на каждом. Плутарху с Аппианом бы задуматься, ан нет – не задумались. И книжки исторические лишний раз не перелистали.

А кроме незнания есть еще НЕПОНИМАНИЕ. Тот же Плутарх – автор честный, однако не римлянин – грек. Прожил почти все свои годы в родной Элладе, Рим же по книжкам изучал, а латынь по учебнику штудировал. Римская душа для него – потемки. Чего снаружи – видит, а что внутри – домысливает. Но чисто по-гречески. Когда про политику, еще ладно, а вот если про обычаи да про богов римских, тут и ошибиться можно.

А бывает еще УМОЛЧАНИЕ. С этим куда сложнее. Вроде бы и не ложь – но и не правда.

Пример.

Император Август (он же Гай Октавий, он же Гай Юлий Цезарь Младший), тот, с чьего согласия Цицерону голову отрубили, написал про себя, хорошего, мемуар потомкам на память. «Деяния Божественного Августа» сей мемуар называется. Прямо лгать в мемуаре Божественный не мог, потому как свидетели были еще живы. А вот не прямо – пытался. Сообщает он, допустим: «По моему приказу и под моим верховным командованием почти в одно и то же время два войска были двинуты на Эфиопию и Аравию». А дальше про то, до каких пределов эти войска дошли. Правда? Чистая правда, только вот не говорит Божественный, что оба войска там и легли костьми – до последнего человека. А почитаешь, не подумав, и решишь, что Август еще одну победу над супостатами одержал.

И со Спартаком такое же видим. Как Спартака разбили, пишут подробно, а как он римлян бил – чуть-чуть. И слова подбирают тщательно. Вот Тит Ливий сообщает: «Консул Гней Лентул неудачно сразился со Спартаком». Что подумать можно? Посражались чуток, не вышло у консула, отвел он свои войска в полном порядке и к новой битве готовиться стал.

А как же пять Орлов? А как же консульский лагерь, Спартаком захваченный? А связки ликторские с топорами? Но и не поспоришь. «Неудачно сразился» – вроде бы и не ложь.

Итак, о своих поражениях поменьше, о вражеских – побольше. О своих – стыдливо, глаза опустив, а вот о вражеских – в полный голос, до хрипа в горле.

Запомним и это.

А вот чему верить нельзя совсем, так это военным сводкам, а в особенности ЦИФРАМ из этих сводок. Лгут! А точнее, врут – беззастенчиво, безбожно, тут даже Юпитер Капитолийский не поможет. Это у военных, похоже, генетическое. И пусть товарищи военные на меня не обижаются, ни древнеримские, ни современные.

Врут!

Может, товарищи военные в этом не очень и виноваты. Точнее, не всегда. Вражеское войско, что на тебя плотным валом прет, вдвое большим, чем есть, кажется. А когда это войско тебя по пятам преследует с криками да с завыванием, когда над твоими ушами стрелы жужат-посвистывают, то уже не вдвое – вчетверо. И пишешь ты донесение в Сенат, что победить ну никак нельзя было, потому как десять к одному, тут бы и Сципион Африканский вместе с братом своим Сципионом Азиатским не выстояли.

Это понять можно. И простить можно. Но вот верить ни к чему.

Но чаще врут с умыслом. При поражении врут, чтобы ругали меньше. Пишет, скажем, Аппиан, что в войске Спартака, когда тот претора Вариния лупил, семьдесят тысяч было. Откуда Аппиану это знать? Понятное дело – из военных сводок. А в сводки цифра как попала? Кто среди спартаковцев перепись в эти дни проводил? Или перед битвой Спартак с Варинием провиантскими ведомостями обменивались?

Но это при поражении. А уж если повезет врага разбить!..

Одержал я, скажем, победу. Вот оно поле, трупами вражескими заваленное, вот пленные, вот и знамена супостатовы. Да только знамен всего два, причем одно не военное, а просто вымпел переходящий, что лучшему кашевару вручается. И пленных с сотню. Убитые, правда, по всему полю лежат, но только поле невеликое… А так триумфа хочется! Чтобы на колеснице, чтобы лицо – красной краской, чтобы венок лавровый!

Что я делаю? Правильно! Вымпел переходящий «Лучшему кашевару» главным вражеским штандартом объявляю. Не будет же супостат опровержение в Сенат по почте направлять! С пленными тоже просто: посылается отряд округу зачищать и грабить. И тащит этот отряд всех встреченных мужчин призывного возраста. И непризывного – тоже. Оковы на руки, ошейники под горло – и вот уже не сотня пленных, а целых пять тысяч.

У Цезаря в Испании почти получилось.

Ну, а с убиенными – еще проще. Считай от души, хоть одного за три, хоть одного за десять. Ведь не будут же тебя твои офицеры опровергать! И рядовые не будут, им тоже честь. Уложили они врагов под сотню тысяч, а то и под двести. Или даже больше.

Сейчас врать труднее, потому как журналисты с телевидением присутствуют. Но все равно врут. Если по военным сводкам убитых чеченских боевиков пересчитать, то выйдет аккурат все население Чечни. И ничего, пишут. Пишут – и триумфы справляют. А журналюг наглых можно в шею погнать – или даже хуже чего.

Власть же подобные сводки не опровергает. Ей, власти, перед народом ответ держать. А вот вам ответ: воюем, значит, истребляем врагов отчизны толпищами!

Во времена Спартака журналистов не было, первая газета римская только при Цезаре появилась. Так что пиши – врагов круши, проверять не станут.

А свои потери можно и спрятать, стыдливо этак. Власть тоже спорить не будет по причинам более чем понятным. К чему народ огорчать, к чему упреки выслушивать, что, мол, воюете три к одному, людей не жалеете? Так что между генералами и властью в этом деле сговор. На все времена.

…Помню как-то в самом начале «перестройки» случилась по телевизору передача. Тогда уже языки развязываться начали, вот и спрашивает журналист орденоносного генерала, из тех, что Арбат от душманов защищал, каковы, мол, наши потери в Афганистане? А генералище орденами-медалями своими тряхнул и отвечает этак с чувством: «Да разве это важно?» И в самом деле! Разве важно, сколько наших мальчиков по перевалам да пустыням легло?

И не думайте, дорогой читатель, что такое при полной демократии-гласности невозможно. Еще как возможно! Вот бомбит, к примеру, демократическая Америка Югославию. Бомбит, обстреливает – а в сводках все красиво, все вояки штатовские живы, все здоровы. Да только журналисты пронырливые раскопали иное. Гибли вояки! Гибли, да только их в иные сводки записывали. Сгорел вертолет над Югославией, а его в разбившиеся по случайности где-нибудь над Оклахомой оформляют. Мол, в трудных погодных условиях… Журналисты раскопали, но генералы не признаются. И власть не признается. И признаваться не будет.

Римские генералы были, поверьте, ничем не лучше. Этому поверьте, а цифрам их генеральским – нет. Вот некий писатель тоже одну давнюю войну изучал, так он предложил все такие цифры сразу на десять делить. Может, и вправду?

Так что цифры на веру брать не будем. И многое другое – тоже не будем. Я про меч стали скверной да про шлем с двумя заклепками, что кирка археологическая на свет божий вывернула, не зря помянул. Римские генералы мне про тьмы-тьмущие спартаковцев, а я пальцем шлем ковырну, заклепки еще раз изучу… Авось, и соображу чего.