Вызов - Валентинов Андрей. Страница 9
Ухтомский обещал забежать на следующий день, но так и не появился. Мик тоже пропал. Его матушка сообщила, что Михаил очень занят, причем ее тон не оставлял сомнений, что Плотников-младший действительно занялся наконец чем-то полезным.
Келюсу и Фролу это было на руку. До отъезда дхара требовалось закончить кое-какие дела.
…Вход в катакомбы, откуда их вывели омоновцы, был теперь забран густой решеткой. Массивный замок выглядел угрожающе, но Фрол, специально заехавший как-то днем взглянуть на него, лишь похмыкал и попросил у Келюса разрешения покопаться в инструментах. В свое время Лунин-старший недурно слесарил в свободное от партработы время, и дхар, быстро заполнив сумку всем необходимым, остался доволен.
Они вышли из дому поздно вечером, с полчаса бродили у Дома на Набережной, поглядывая по сторонам, но все было тихо. У решетки, загораживавшей вход, было также спокойно. Келюс стал светить фонариком, а дхар, тихонько насвистывая, занялся замком. Стальной страж явно не оправдал доверия – не прошло и пяти минут, как Фрол удовлетворенно хмыкнул и осторожно приоткрыл решетку.
Из подземелья несло холодом и сыростью. Николая передернуло, он плотнее запахнулся в специально надетую по этому случаю теплую куртку и осторожно шагнуть вглубь. Внезапно почудилось, что в глубине темного прохода раздался тихий стон.
– Чего там? – торопил его Фрол. – Пошли быстрей, елы!
– А ну-ка, Мессинг, – предложил Лунин, освобождая путь, – послушай…
Дхар озабоченно прислушался, затем провел по воздуху руками, подумал.
– Никого! Там, Француз, даже кошака бродячего, и того нет. Ручаюсь.
Келюс не стал спорить, и они двинулись вперед, подсвечивая фонариком. Вокруг было тихо, только песок шуршал под ногами да слышался стук падавших капель.
…В зале, где барон Корф в последний раз увидел огонь догоравшей свечи, теперь было пусто, только следы пуль на стенах да неглубокие воронки на полу напоминали о той ночи. Тело барона лежало в навек запаянном гробу, а то, что осталось от Тани Корневой – Коры, – как сказал Келюсу следователь, передали ее родным. Внезапно фонарик упал на что-то, тускло блеснувшее холодной сырой сталью. Егерский нож – трофей барона – лежал там же, где его оставили, незамеченный теми, кто забирал тела.
– Мику отдадим, – решил Келюс, пряча находку. – Все-таки память!
Они свернули налево и пошли по узкому коридору. Здесь тоже ничего не изменилось. То и дело слева и справа в свете фонаря возникали ниши, под ногами шуршали мелкие камни и битый кирпич, а воздух был все тот же – сырой, затхлый.
– Сейчас гроб будет, – вспомнил невозмутимый Фрол. – Не боись, Француз, прорвемся.
Луч фонарика выхватил из темноты нишу вместе с черной крышкой, и тут рука Келюса дрогнула: гроб был открыт, крышка сдвинута в сторону, каким-то чудом не упав на землю. Фрол покачал головой, забрал у Келюса фонарик и, посветив, заглянув внутрь.
– Пусто, – Лунин, преодолевая невольный озноб, заглянул следом. – Наверное, взломали. Кладоискатели, бином…
Фрол осмотрел края крышки и вновь покачал головой. Следов взлома не было, крышку просто вырвали с чудовищной силой. Но ухватиться было не за что – поверхность казалась гладкой.
– Вот елы! – констатировал дхар. – Либо у кого-то дури побольше, чем у Василия Алексеева и он просто за края взялся, либо…
– Либо что? – подхватил Лунин, заметив, что Фрол замолчал.
– Либо изнутри нажали… Пошли отсюда, Француз, мебель, в карету ее!
Вскоре они добрались до ниши, где оставили документы и оружие. Тайник был в полной сохранности, даже бумага, к удивлению Келюса, не особенно отсырела. Тонкие папки сложили в стопку и спрятали в захваченный с собой рюкзак. Туда же Фрол уложил браунинг и оба револьвера. Автоматы решили не трогать.
– Ну чего, – заметил дхар. – Назад? Или на Алию поглядим?
Николая передернуло. Ни за какие сокровища он не мог заставить себя вновь подойти к запечатанному дхарским заклятием входу, за которым лежали кости князя Полоцкого.
– Пошли отсюда, Фрол – вздохнул он. – Хватит на сегодня, а?
– Сейчас, – дхар напряженно вслушивался, затем осторожно провел по воздуху руками.
– Можно не смотреть, сняли мое заклятье. И Алии там, елы, нет. Так что заряди-ка, Француз, браунинг. Мало ли чего?
Впрочем, обратный путь прошел без приключений, разве что Николай пару раз оступился и слегка ушиб ногу. Всю дорогу Лунин напряженно прислушивался, но вокруг стояла все та же жутковатая тишина.
– Слышь, потомок Гхела, ты уверен? – спросил Келюс Фрола, покуда тот возился, запирая замок.
– В чем?
Если открыть замок не составило труда, то обратный процесс вызвал куда больше трудностей.
– Ну заклятье, бином. Алия…
– Да… Знаешь, Француз, когда мы обратно шли… Не хотел, елы, тебя зря пугать…
– Там кто-то был?
Келюс похолодел, хотя замок наконец закрылся и от подземелья их отделяла стальная решетка. И словно в ответ откуда-то из глубины донесся чудовищный вой, полный такой тоски и ненависти, что даже невозмутимый Фрол отступил на шаг.
– Ярты?
– Хуже – гургунх-эр. Потом объясню, Француз. Решетка – это, елы, конечно, хорошо…
Только дома, свалив добычу прямо на пол и запечатав дхарским заклятием двери, они перевели дух.
– Прямо не знаю, как тебя здесь, Француз, оставлять, – озабоченно заметил Фрол. – Ну и город, елы! Прав дед, хуже нашего леса. Поехали со мной, а? У нас в Дробь Шестнадцать тихо. Ну, февральский волк там…
– Спасибочки, – покачал головой Келюс. – За этого февральского – в отдельно. Так что за гургунх?
– Гургунх-эр. Он – вроде как всем яртам хозяин. Да ну его, Француз!..
Они почистили оружие, честно поделили скудный запас патронов, после чего Келюс спрятал серые папки в старый чемодан. Сверху он набросал разное тряпье, а чемодан совместными усилиями был водружен в самый дальний угол антресолей.
Наутро, как раз после чая – кофе кончился накануне, – в дверь позвонили, и на пороге появился Мик в куртке «Порше» с большой сумкой, на которой красными буквами была отпечатана реклама какой-то хьюстонской фирмы.
– О! – обрадовался Келюс. – Пропавшая грамота, бином!
– Здорово, мужики! – заявил Мик. Вид у него был какой-то непривычный. Плотников-младший держался не просто с достоинством, но и чуть ли не с легким оттенком превосходства.
– Попрощаться зашел. Уезжаю.
– Это куда? – поинтересовался Фрол, невозмутимо оглядывая Мика, который, сняв куртку, принялся долго и тщательно причесываться у зеркала.
– По батиным делам. Меня в фирму взяли. Перевелся на заочный, – сообщил он, с уважением поглядев на себя в зеркало и спрятав расческу. – Так что, мужики, не скоро увидимся.
– Ну, удачи тебе, – пожелал Келюс. – Да, Мик, у нас к тебе одно дело. Пойдем-ка…
Они прошли в кабинет, и Лунин кивнул на стол, где лежал тщательно вычищенный и даже заново заточенный егерский нож.
– Бери! Мы его в подземелье нашли. На память о дяде Майкле.
Глаза Мика блеснули. Он осторожно взял нож в руки, чуть погладил его, вновь положил на стол.
– Спасибо, Николай! Он мне пригодится. Прадедов… Моего прадеда дяди Майкла…
Келюс и Фрол переглянулись. Стало ясно, что знакомство с генералом Тургулом состоялось не зря.
– Зря вы тогда молчали, мужики. И дядя Майкл мне про Канаду рассказывал… За маленького держали!
– А ты бы поверил? – хмыкнул Фрол.
– Да ладно, что теперь уж, – вздохнул Плотников, – ничего…
Он секунду помолчал, затем плечи выпрямились, взгляд потемнел, правая рука легла на клинок, а голос внезапно стал низким, будто Мик сразу постарел на много лет:
– Мужики… Господа!.. Клянусь, что отомщу большевикам за дядю Майкла! За Лиду! За все… Я… Я им устрою исторический материализм!..
Мик аккуратно завернул нож в носовой платок и спрятал в сумку, после чего пожал всем руки и откланялся, пообещав позвонить или написать при первой же возможности. Когда дверь закрылась, Келюс с Фролом вновь переглянулись. Все это было очень странно.