Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова - Аверченко Аркадий Тимофеевич. Страница 25
Он нерешительно заглянул в мое непроницаемое лицо.
– А? как вы думаете?
– Да… Это правда. Кранахом Пегготу носа не утрешь!
– Вы думаете? Это, пожалуй, верно. Можете представить, у него в буфетной комнате, в дверцах буфета, вделаны четыре настоящих Фрагонара!
– Шикарно! Надеюсь, вы утерли нос этому зазнавшемуся выскочке?
Джошуа подмигнул мне:
– Собираюсь. Да так, что он и не ожидает! Хе-хе! Мы оба долго смеялись.
– Небось, – предположил я, – обмеблируете свою квартиру египетскими мумиями? Они стоят бешеных денег. А живот ей выдолбить, да устроить там погребец для ликеров… То-то позеленеет ваш Пеггот.
– Нет, это почище мумий. Вы знаете, я подыскиваю себе старинный замок!
– Для чего?
– Жить в нем. Буду приезжать месяца на три в год, да и жить в нем. Не правда ли, комфортабельно?
– Нашли что-нибудь подходящее?
– Нет. Есть или простые развалины, или хорошие замки, но не продают. Я приторговывал замок Барбароссы в Нюрнберге… Нет, говорят, нельзя. – Почему? – неизвестно!
– Как же вы думаете устроиться?
– Я уже говорил с архитектором. Он обещал выстроить новый, но как бы старый. Как вы думаете?
Я подумал немного и сказал решительно:
– Нет, это не то.
– Ну, что вы говорите!..
– В старых замках обыкновенно есть прекрасные галереи портретов, где так сладостно-жутко и страшно по ночам, когда желтая луна тускло светит в разбитые, затканные паутиной окна…
– О, за этим дело не станет. Любой антикварий развесит за гроши целую галерею!.. Стекла, если их разбить…
– Пожалуй. Но где летучие мыши, гнездящиеся под потолком полуразрушенной башни, где треск ветхой мебели, шорохи под полом и завывание ветра в трубе громадного, веками закопченного камина?
– Да, это так. Гм…
Джошуа поднял ноги, положил их на перила палубы и, осмотрев свои похожие на лошадиные копыта башмаки, спросил:
– А вы не знаете, как их разводят?
– Кого?
– Летучих мышей.
– Кто же их разводит… Сами разводятся. Черт их знает как. Пустите одну пару для завода, а там видно будет. Остальное, конечно, пустяки. Камин можно закоптить порохом, под полом поставить несколько аппаратов, которые трещали бы при ходьбе, ветер в трубе прекрасно имитируется парой органных труб, вековая пыль в нежилых комнатах оседает в три дня, если десяток дюжин рабочих будет посменно шаркать пыльными сапогами… Все это не так трудно. И устроите вы такое помещеньице, что утрете нос самому Барбароссе… Одного только у вас не будет.
– Ого!
– Да-с. Не будет у вас старого зловещего привидения, которое бродило бы по ночам, пугая обитателей замка.
– Да ведь привидений-то вообще нет.
– Ну, это смотря где. Конечно, в вашем нью-йоркском небоскребе ему не ужиться, а в старых замках их целые гнезда.
– Может быть и у меня заведется…
– Не-ет, дорогой мой… На имитацию его не подловишь. Оно, как тесто на муке, замешивается на легенде, на каком-нибудь старинном, злодеянии. А старинного злодеяния вам за миллион не устроить.
Джошуа был огорошен искренно и серьезно.
– Наловить их в развалинах да напустить ко мне…
– Убегут. Главное дело – легенды нет. Злодеяния нет.
– Есть дело! – сказал Джошуа, хлопнув меня по колену. – Вы писатель? Так придумайте мне легенду. Легенду старинного замка Джошуа Перкинса.
– Да что ж тут можно придумать? Есть определенные американские легенды: железнодорожные короли Дженкинс и Бридж, имея две параллельные железнодорожные линии, конкурировали в ценах на перевозку скота из места, где его было много, в места, где его было мало. Дженкинс спустил цены за перевозку до минимума, а Бридж, по американскому обычаю, захотел «утереть нос» Дженкинсу и назначил цены себе в громадный убыток. Что же делает умный Дженкинс? Он начинает сам покупать скот и отправлять его за гроши по дороге своего конкурента, кладя в карман огромные прибыли, чем и разоряет его. Вот вам и легенда. А что из нее сделаешь? Если даже Бридж повесился, то и тогда что он скажет Дженкинсу, явившись к нему темной страшной ночью – в качестве привидения? «Дженкинс, Дженкинс, – скажет он только, – зачем ты отправлял скот по моей дороге?» – «Да ведь и ты, голубчик, – основательно возразит ему Дженкинс, – спустил цены так, что хоть ложись да помирай. Не надо было зарываться». Нет. Такой легенды никакой замок не выдержит.
Джошуа сосредоточился, что-то припоминая.
– А вот у меня дед скончался при крайне таинственных обстоятельствах.
– Именно?
– Его повесили в Канзасе за кражу лошадей… Я скептически пожал плечами:
– Уж и легенда! Да махните рукой на привидение. Живите так.
– Это не то. Не комфортабельно. Впрочем, я поговорю с архитектором.
– Вам бы жениться лучше, – посоветовал я.
– О, это очень трудная вещь – брак. У меня есть две девушки на примете – не знаю, на какой из них остановиться.
– А какая между ними разница?
– Хлебный элеватор.
– Удивляюсь я вам, американцам… Все вы сводите на деньги да на элеваторы. Могли бы хоть тут последовать влечению сердца. Каковы они собою?
– Одна миниатюрная, небольшого роста, килограммов около пятидесяти весу, другая высокая, хорошо развитая девушка.
– Килограммов в семьдесят?
– Да, около этого. Вот вы тут и посоветуйте!..
– И советовать нечего. Женитесь на той, которая весит больше.
Он с сомнением посмотрел на меня – не смеюсь ли я.
– Однако… Это, мне кажется, несколько меркантильный взгляд…
– Ничуть! – горячо возразил я. – Вы подумайте. Что такое жена? Это нечто такое, что дороже всего человеку. И если этого дорогого, прекрасного будет на двадцать процентов больше, то не ясно ли, даже не умеющему считать, что от этого счастье обладания любимым существом подымется на такое же количество процентов. Он снисходительно пожал плечами:
– Эти европейцы неисправимые идеалисты. Впрочем… Пароход наш уже подходит к Генуе… Мы сейчас расстанемся. Я совершенно незаметно провел с вами два часа сорок семь минут. Очень рад. Не откажитесь принять от меня на память эту любопытную вещицу!
Джошуа вынул из бумажника зубочистку и благоговейно протянул ее мне.
– Это что такое?
– Это замечательные зубочистки. Их всего у меня три, и каждая обошлась мне в 300 долларов.
– Из чего же они сделаны? – изумился я. Он самодовольно улыбнулся:
– Из пера на шляпе Наполеона Первого, на той самой шляпе, в которой он был на Аркольском мосту. Мне было очень трудно достать эту вещь!
Джошуа Перкинс пожал мне руку, надел пиджак, засвистал фальшиво и зашагал за носильщиком.
Я подошел к борту парохода, бросил наполеоновскую зубочистку в воду и стал смотреть на закат…
Генуя
Генуя знаменита своим Campo Santo; Campo Santo знаменито мраморными памятниками; памятники знамениты своей скульптурой, а так как скульптура эта – невероятная пошлятина, то о Генуе и говорить не стоит.
Впрочем, есть люди, которые с умилением взирают на такие, например, скульптурные мотивы:
1) Мраморный детина, в мешковатом сюртуке, брюках старого покроя и громадных ботинках, стоит у чайницы, долженствующей, по мысли скульптора, изображать могилу отца детины; детина, положив под мышку котелок, плачет. Ангел, сидя на чайнице, тычет в нос безутешному молодцу какую-то, ветку.
2) Огромный барельеф: внизу на крышке гроба стоит ангел и передает, вытянув руки, парящему наверху ангелу – покойника, с безмолвной просьбой распорядиться им по своему усмотрению.
3) Безносая смерть тащит упирающуюся девицу в склеп.
4) А вот девица, судьба которой лучше – ее просто два ангела ведут под руки к вечному блаженству.
5) Целая композиция: мраморный хозяин умирает на мраморной кровати, окруженный домочадцами; налево господин в мраморном галстуке не то утешает, не то щекочет пальцем даму, возведшую глаза горе.
Всюду невероятное смешение старомодных сюртуков и панталон с ангельскими крыльями, ангельскими хитонами, ангельскими факелами в руках.