Мне не больно - Валентинов Андрей. Страница 2
– Да садитесь вы! – Лицо наркома приняло нормальный цвет, он достал из тумбы стола какой-то флакончик и отхлебнул прямо из горлышка. – Садитесь, товарищ Ахилло.
Пришлось сесть, и Михаил вдруг понял, что чувствуют подследственные на допросе. Ощущение оказалось не из приятных.
– В общем, так, – нарком слегка стукнул ладошкой по зеленому сукну, сейчас в распоряжении следствия появились новые данные, которые позволяют предположить, что старший лейтенант Пустельга замешан, как минимум, в одном серьезном преступлении. Поэтому…
Ежов замолчал, потер зачем-то лоб и снова сморщил физиономию.
– …коллегия приняла решение расформировать группу «Вандея». Вы и лейтенант Карабаев переходите временно в мое непосредственное распоряжение. Вопросы?
– А кто будет заниматься «Вандеей»? Вопрос вырвался сам собой, прежде чем Ахилло успел прикусить язык. Нарком дернулся, блеклые глаза сузились:
– Товарищ старший лейтенант! – Михаил вновь стоял по стойке «смирно». Все это напомнило развлечение некоторых следователей – веселую игру «сесть встать», в которую они играли с арестованными.
– Вы позволяете себе… Вы думаете, что без вас…
На Ежова вновь напал кашель, маленькое худое тело задергалось, рука выхватила носовой платок… Затем последовал все тот же флакончик. Нарком приходил в себя долго, наконец вновь махнул рукой, усаживая Ахилло на место:
– «Вандеей» займутся те, кому положено. Это уже не ваша забота.
И тут Михаил понял. Следствие по делу таинственного подполья изъято из ведения Большого Дома! Кто-то вырвал из пасти у всесильного наркомата лакомый кусок! Ахилло быстро начал соображать: едва ли это обезглавленная военная разведка, на такое у бывшего ведомства Берзина сил не хватит. Кому же могли передать дело? Не прокуратуре же…
– Я пригласил вас не за этим. – Ежов успокоился, тон его вновь стал мирным, почти отеческим. – Как я уже сказал, вы поступили в мое распоряжение. К работе приступите немедленно. Чаю хотите?
Последние слова так не вязались с первыми, что Михаил даже не нашелся, что ответить. Впрочем, обошлось без его согласия. Ежов вызвал секретаря, тот исчез и появился буквально через минуту с шипящим чайником и подносом, на котором горкой лежали сушки.
Ежов пил чай жадно, и Михаил даже испугался, что нарком, того и гляди, захлебнется кипятком. Самому Ахилло было не до чая. Его не особенно напугал разнос: точно так с ним полтора года назад беседовал Генрих Ягода, и разговор тоже шел о политической близорукости и опасном благодушии.
С тех пор Михаил успел получить орден, а бывший нарком Ягода уже полгода обживал камеру в Лефортове. Испугало другое: он понял, что слухи о психическом расстройстве нового наркома не так уж далеки от истины.
Впрочем, чай пошел Ежову явно на пользу. Он выпил полный стакан, с хрустом разгрыз сушку и с удовольствием откинулся на спинку мягкого кресла.
– Так вот, товарищ Ахилло. Задание серьезное и очень ответственное.
Фраза не понравилась Михаилу. Так начинают инструктаж молодого милиционера, посылая его на ловлю карманников.
– Как вы уже знаете, полгода назад по предложению товарища Сталина был создан Народный комиссариат государственной безопасности. Это решение с одобрением и радостью встречено всем советским народом…
«И вами тоже?» – промелькнуло в голове, но тут уж Михаил вовремя укусил себя за кончик излишне болтливого языка. Весь Большой Дом знал, как реагировал Ежов на появление конкурирующего наркомата. Особо говорили о том, что новая организация создается как личная контрразведка товарища Сталина. В результате всесильный НКВД сразу же отодвигался на второй план.
– .. .Функции нового наркомата еще только определяются. – Нарком кашлянул, но сдержался, остановив новый приступ. – Среди прочего, НКГБ занимается охраной особо важных объектов…
«Которые ранее охраняли мы», – закончил фразy Михаил, но, естественно, не вслух.
– Среди этих объектов имеется один, о котором и пойдет речь. Это научно-исследовательский институт неподалеку от Столицы. За его безопасность отвечает особая группа «Подольск». Мы прямо не занимаемся его охраной, но все внешние связи находятся под нашим контролем. В результате могут возникать некоторые трения. Вы меня Понимаете, товарищ Ахилло?
«Еще бы!» – хотел ответить Михаил, но предпочел отделаться уставным:
– Так точно.
– Недавно им понадобился один заключенный, Находящийся в Лефортове, которое, как вы знаете, находится в нашем ведении. Они получили разрешение на временную передачу им этого заключенного для работы на объекте, и мы, естественно, не Возражали…
В последнее Михаил, само собой, не поверил, Но предпочел промолчать.
– Однако нам удалось узнать, что руководство объекта будет использовать этого заключенного не в пределах охраняемой зоны, а где-то в другом месте. С этим мы не могли согласиться: заключенный этот – особо опасный преступник, и мы несем за него полную ответственность перед партией и народом. Поэтому мы потребовали, чтобы в поездках его сопровождал наш сотрудник. Он же должен следить за поведением заключенного на объекте. Практически – наш сотрудник будет выполнять функции связного между нашими ведомствами…
«А заодно и стукача», – добавил про себя Ахилло. На душе стало совсем скверно, тем более было очевидно, кто станет этим «нашим сотрудником».
– Итак, вам все ясно?
Блеклые глаза смотрели на Михаила устало и отрешенно. Казалось, нарком только и ждет, что его оставят в покое и не будут приставать с бесконечными заботами. Михаил скрипнул зубами: он не ожидал благодарности за работу в группе, но понижение до роли конвоира и мелкого шпиона было слишком унизительным.
– Товарищ народный комиссар… А какова гарантия того, что я завтра же не буду валяться где-нибудь под откосом?.. В результате несчастного случая…
Михаил не преувеличивал: он прекрасно знал, как относятся спецслужбы к конкурентам, особенно интересующимся их секретами.
– Гарантия, товарищ Ахилло? Мы с вами – солдаты партии, и риск – наша профессия… А кроме того, если с вами что-либо случится, мы не сможем гарантировать безопасность их сотрудников, командированных на наши объекты… Добавляю, что этот заключенный им очень нужен, и думаю, вы сможете наладить сотрудничество в духе полной партийной искренности.