Мне не больно - Валентинов Андрей. Страница 50

Михаил сидел в глубоком кресле, закутавшись в теплый ватный халат и укрыв ноги полосатым шотландским пледом. Картину довершал легкий шарф, укутывавший горло. Ахилло блаженствовал: субботний вечер обещал покой. В жарко натопленной комнате приятно думать о холодной мгле за окнами, а немецкий радиоприемник как раз начал трансляцию джазового концерта. Вдобавок ко всем удовольствиям жизни, Михаил был слегка простужен, что дало ему законное право объявить себя больным.

Вообще-то больничных листов Ахилло никогда не брал. Исключением были две недели, проведенные в госпитале после одной из засад: тогда хирургам пришлось изрядно повозиться, вынимая осколки гранаты из предплечья. Простуда, полученная в самолете, на котором довелось возвращаться из Симферополя, была пустяковой, но Ахилло не мог отказать себе в редком праве немного поболеть, хотя бы до понедельника. Это напоминало детство, когда смышленый Миша умудрялся проводить дома целые недели, пользуясь добротой матери, обожавшей свое единственное чадо. Маленького Микаэля усаживали в кресло, укутывали горло шарфом и начинали лечить…

Матери давно уже не было на свете, и Михаилу пришлось все проделать самому. Отцу он уступил единственное право – подогреть на кухне молоко, тоже входившее в обязательный ритуал. В семье не очень верили в лекарства из аптеки, и молоко с непременным медом немало способствовало пропуску занятий: сидеть в уютном кресле было куда приятнее, чем торчать в осточертевшем классе.

– Микаэль! – Отец заглянул в комнату. – Подогреть погорячее?

– Ни в коем случае, – слабым голосом отозвался болящий. – Главное, папа, побольше меду. И возьми липового.

– Но… Молоко должно быть горячим! – заволновался отец. – Мне очень не нравится твой кашель! Надо было не слушать тебя и телефонировать доктору Абрикосову…

Доктор Абрикосов лечил еще отца, когда тот был маленьким. Михаил даже не решался представить, сколько старику сейчас лет. Волновать его по поводу пустяковой простуды было совершенно излишне.

– Ничего, пап, – улыбнулся младший Ахилло. – Я и так поправлюсь. И не спутай: липовый – он белый. Большая банка в шкафу слева…

Старый актер вздохнул и отправился на кухню. Михаил вновь улыбнулся – отца он видел редко, хотя они жили в одной квартире – в тех самых двух комнатах, где семья нашла приют в конце двадцатых. Ахилло-старший, объездив со своей разъездной труппой пол-России, наконец решил осесть в Столице, устроившись администратором в один из второразрядных театров.

К странной профессии сына он отнесся с легким ужасом и до сих пор не мог с нею примириться, по старинке именуя НКВД «чекою». Соседей бывший актер уверял, что Михаил служит в городской милиции, что, по его мнению, было несколько престижнее. Нечего и говорить, что Ахилло-младший ничего не рассказывал отцу о работе, и тот, вероятно, был уверен, что его сын каждую ночь врывается в квартиры «буржуев» с целью изъятия ценностей или носится на лихом коне за очередной бандой. Единственное серьезное ранение от отца удалось скрыть, послав телеграмму о срочной командировке в Забайкалье.

Михаил знал и то, что отца уже пару раз собирались «вычистить» со службы за аполитичность и чуждое происхождение, но в последний момент тучи рассеивались: кто-то вовремя вспоминал, где работает сын старого актера. Правда, все это имело и оборотную сторону: случись с капитаном беда, обычная для его профессии, никто уже не помешает выбросить отца со службы, из квартиры и из жизни…

Михаил слушал джаз, предвкушая вкус теплого молока и липового меда. Этим вечером можно было вновь почувствовать себя, хотя бы ненадолго, свободным от непростых забот, которые в последнее время стали изрядно волновать молодого контрразведчика…

Доставив Гонжабова с аэродрома к воротам закрытой зоны в Теплом Стане и получив необходимую бумагу, Ахилло тут же поехал в Большой Дом. Он знал, что его наркомат славится ревностью к соперникам и не потерпит от капитана слишком долгого отсутствия. Его принял заместитель Альтмана – молодой, совершенно незнакомый майор, очевидно, из недавних выдвиженцев. Выслушав короткий рассказ Михаила совершенно равнодушно и едва подавив зевок, он сообщил, что решение об откомандировании Ахилло в Теплый Стан на время нахождения там заключенного Гонжабова остается в силе. Михаилу рекомендовалось изредка заглядывать в Большой Дом с короткими рапортами.

Все это было уже известно, но Михаилу не понравился тон: так разговаривали с человеком, уже не представляющим особого интереса. Было о чем задуматься: полгода назад Ахилло отстранили от агентурной работы, переведя в группу «Вандея», а теперь вообще удалили из Главного Управления. Что могло быть следующим шагом, догадаться не составляло труда.

Ахилло забежал в знакомый кабинет, где еще совсем недавно работала их группа, но никого там не застал. Карабаев отбыл в очередную командировку, на этот раз в Свердловск, где местные сотрудники вышли на след террористической группы.

О пропавшем Пустельге никто ничего не знал – или не хотел знать.

В конце концов Михаил махнул на все рукой и отправился домой – болеть. Надо немного отдохнуть – и от горных тропинок, и от мыслей, которые никак не желали отпускать…

В прихожей зазвенел колокольчик, но Михаил не обратил на это никакого внимания, решив, что к соседям по квартире явились очередные гости. Соседи, переселившиеся сюда пару лет назад, попались наглые и крикливые, но их тон мгновенно изменился после того, как однажды вечером младший Ахилло забежал домой в форме и с револьвером. В результате Михаил смог ощутить реальную пользу от своей нелегкой работы если не для всей Страны Советов, то, по крайней мере, во всеквартирном масштабе.

– Микаэль! – в полуоткрытую дверь заглянул удивленный отец. – К тебе гости… Господин… то есть, пардон, товарищ Ерофеев…

Ахилло-младший тут же привстал, сдергивая шарф с шеи: попадаться на глаза майору в подобном виде не хотелось. Но Ерофеев уже входил в комнату, неся с собой уличную сырость и едва заметный запах хорошего вина.