Мне не больно - Валентинов Андрей. Страница 85

Михаил совсем забыл об этом. Вчера он созвонился с полковником, который в эти дни замещал Волкова. Требовалось оформить очередную порцию бумаг о пребывании ЗК Гонжабова в ведомстве «лазоревых». Еще вчера, до собрания, Михаилу казалось любопытным побеседовать о пребывающем в секретной командировке бхоте, попытавшись из намеков и недомолвок узнать что-нибудь новое. Теперь все это представлялось совсем иначе. Любопытство исчезло, дела бывшего коминтерновца его уже не касались. «Умирай спокойно, капитан», – вспомнились прощальные слова узкоглазого убийцы. Гонжабов знал! Но этого не будет, ему не дарован покой. Он, Михаил Ахилло, действительно послужил тому, неведомому, кого бхот называл Владыкой. И от этого умирать будет еще больнее…

Все же капитан решил ехать. Так было лучше, иллюзия дела позволяла на время забыть о неизбежном. Глядя на мелькавшие за окнами автомобиля дома, Ахилло пытался рассуждать спокойно. В конце концов, еще не все потеряно: он жив, здоров, свободен и даже вооружен. «Победа и поражение – удел воина», – Михаил хорошо запомнил эту фразу из книги У-цзы. Не только воина, но и контрразведчика. Надо быть совершенным фанатиком или полным дураком, что одно и то же, чтобы, подобно кролику, ждать приближения удава. Вчера он поступил верно и не поехал с Седым, но капитана хорошо учили, он знает, как прятаться, как менять внешность, доставать документы. Он может перейти границу, затаиться… Правда, Михаила будут искать. Большой Дом бросал на поиски беглецов все силы, и часто не спасали ни опыт, ни осторожность. Этим летом так пытался скрыться нарком Украины Успенский. Он поступил еще хитрее – инсценировал самоубийство, одновременно пустив слух, что собирается бежать в Чехословакию, а сам залег на «дно» в Орловской области, где имел надежные явки. Не помогло. Выследили, доставили в Столицу, заставили подписать все – и расстреляли. Но ведь были другие, удачливые! Ведь скрывается уже который год неуловимый Владимир Корф!

И все-таки это тоже неверный путь. Бежав, Ахилло станет изменником настоящим, а не липовым. И тогда в последний свой час он не сможет честно смотреть смерти в глаза. Нет, бежать некуда, разве что в стан «лазоревых», но возьмут ли? И что он там будет делать – вновь выслеживать, арестовывать?..

В Теплом Стане царила странная тишина, коридоры были пусты, даже охраны стало как будто поменьше. Похоже, в эти дни здесь происходило нечто важное, и теперь все решили слегка перевести дух. Невольно зашевелилось любопытство: что тут было? Новый эксперимент Тернема? И снова в таинственном лабораторном зале? Спросить было не у кого, да никто и не собирался отвечать капитану на подобные вопросы.

Полковник вежливо предложил присесть и долго объяснял, какие именно бумаги требуются, как их писать и в скольких экземплярах. Ахилло кивал, прикидывая, что работа может занять целый день. Полковник, похоже, понял и, усмехнувшись, достал из толстой папки готовый комплект – документы какого-то зэка, уже оформленные по всем правилам. Оставалось поблагодарить, пообещать никому не рассказывать и направиться в свой кабинетик, дабы приняться за дело. Все это время Михаила не покидала одна и та же мысль: если за ним приедут из Большого Дома, то будут ли брать прямо на объекте? Или «коллегам» придется сторожить у входа? Последнее, несмотря на безнадежность ситуации, почему-то развеселило:

«малиновые» будут сидеть под холодным ноябрьским снежком и караулить, не решаясь переступить границу чужой «епархии». Не попроситься ли здесь переночевать, хотя бы в камере Гонжабова?

Некоторые документы требовались в нескольких экземплярах, и Ахилло попросил принести ему в кабинет пишущую машинку. Печатать пришлось самому, поскольку на каждой бумаге стоял непременный гриф «Совершенно секретно». Работа шла медленно, приходилось следить, чтобы не попасть по соседней букве. Капитан постарался сосредоточиться и даже не услыхал, как дверь начала медленно отворяться…

В комнате кто-то был. Михаил оторвался от работы – и сразу же пришел страх. Уже? Не тянуло даже взглянуть, хотелось побыть в неведении лишнюю секунду…

– Бросайте эту ерунду, Михаил!

Страх не исчез, но к нему прибавилось удивление. Капитан узнал этот голос. Комбриг Волков стоял посреди комнаты в своей обычной серой шинели с саперными петлицами, на боку болталась командирская сумка – краснолицый явно куда-то собрался.

– Я работаю, товарищ комбриг. – В этот день Ахилло позволил себе не вставать. К черту устав – не до того!

Волков покачал головой, придвинул стул и сел рядом. Красная, словно, ошпаренная, рука легла поверх бумаг. Ахилло повернулся.

– Михаил, не валяйте дурака! Есть важный разговор.

– Слушаю вас! – Ахилло развернулся на стуле, но встать так и не встал. Впрочем, комбриг, похоже, не обращал внимания на это мелкое фрондерство.

– Слушайте внимательно. Приказ о вашем аресте подписан, за вами приедут часа в три пополудни. Решили брать здесь: меньше шуму…

– Спасибо, что предупредили. – Холод сковал руки. Значит – все…

– Не за что! – Волков дернул щекой. – Не изображайте философа, Михаил, у вас плохо получается! Имейте в виду, Ежов на вас почему-то особенно зол. Им нужна центральная фигура – главный изменник. Вас заставят подписать все и прикончат.

Ахилло пожал плечами: нечто подобное он уже слыхал. Да, очевидно, так и будет.

– Что думаете делать? – Волков смотрел выжидающе, и капитан внезапно понял, что краснолицый пришел не зря, не только для того, чтобы понаблюдать за обреченным.

– Вчера мне предложили бежать, – внезапно проговорил он.

– Коллеги или подполье? – По пунцовому лицу промелькнула усмешка.

– Подполье.

– Вы отказались? Разумно: стать крысой не лучший выход – как и пуля в висок. Вы контрразведчик, а не гимназист, проигравший в карты…

Краснолицый куда-то гнул. Впрочем, куда – было понятно.

– Мне приходится уезжать, и надолго. Сначала на Дальний Восток, а там, может, и подальше. Я зашел за вами, Михаил.

– Зачем я вам? – Ответа он не ожидал: в конце концов, это не так и важно. Значит, понадобился. Разве дело в этом?