Овернский клирик - Валентинов Андрей. Страница 11

Физиономия Пьера медленно приобретала обычный вид. Наконец он улыбнулся:

– Спасибо, отец Гильом… Только тут еще одно есть… имеется…

Он замялся, затем с явной неохотой продолжил:

– Отец аббат говорить… говорил, что в округе Памьеусе…

– Памье, – улыбнулся я, – «ус» не надо.

– Памье… Нечисть всякая имеет есть… быть… Это нехорошо есть. Моя матушка говорила…

– Брат Петр! – воззвал я не без суровости. – Вспомните Святого Бенедикта, в орден которого вы вступили. Разве боялся он всяких бабок-ворожей? Вы – монах Сен-Дени!

– Так-то оно так, – неуверенно согласился Пьер. – Да только нечисть тамошняя… Из Памье… Она, говорят, нас не боится…

Я покачал головой. Такое приходилось уже слышать – святость действует лишь в ближней округе, а дальняя нечисть не обращает на гостей никакого внимания, если не хуже.

– Монаха Сен-Дени нечисть боится даже в земле серов [18], брат Петр!

– Ну да, ну да, – поспешно кивнул нормандец. – Только тут, в деревне, одна бабка имеется. У нее я амулет один присмотреть… присмотрел. Говорит, что против любого беса…

– Лягушачьи лапки? – поинтересовался я. – Или когти ее черного кота? Брат Петр!

Он вновь сник. Я хотел уже добавить к дюжине «Радуйся» еще столько же «Верую», но пожалел парня. Все, что видел он в жизни, – грязная деревня в Нормандии и суровые стены Сен-Дени. Окситания для Пьера – дальше, чем земля серов. Подумав, я посоветовал ему обратиться к кому-нибудь из братьев и одолжить ради такого случая что-нибудь подходящее – кипарисовые четки из Святой Земли или иконку, освященную в Риме. Пьер несколько успокоился, и я оставил его наедине с «посохом». Не грех поучить моего нормандца уму-разуму, но я вовремя вспомнил о брате Ансельме. Этот, конечно, «посох» вырубать не станет и в деревню за лягушачьими лапками не пойдет, но, как известно, в тихом омуте…

При моем появлении брат Ансельм сделал неуловимое движение, что-то пряча под одеялом. Больше прятать некуда – келья была, как и полагается, больше похожа на средних размеров склеп. Правда, некоторые братья умудрялись оборудовать превосходные тайники в стенах, но брат Ансельм еще зело молод и неопытен.

– Что там у вас, брат мой? – поинтересовался я самым невинным тоном.

– Н-ничего, отец Гильом, – твердо ответил паренек и моргнул, точь-в-точь как брат Петр.

Я задумался.

– После нашего разговора, брат Ансельм, вы отправитесь на задний двор и найдете брата Петра. Под его наблюдением до обеда будете колоть дрова. После обеда под его же наблюдением лично вырубите себе дорожный посох – он вам объяснит, что к чему. Затем принесете десять ведер воды. А теперь покажите то, что прячете.

Кинжал – прекрасная дамасская работа, золоченая рукоять, герб из цветной эмали. Я потрогал острие и едва не поранился – тот, кто точил оружие, знал свое дело.

– Это ваш герб, брат Ансельм? – поинтересовался я, разглядывая изображение аиста и непривычный девиз: «Мои крылья белы, как снег».

– Моего деда по матери. – Ансельм сжал губы. – Он подарил мне кинжал перед тем, как… Ну, в общем…

– У меня нет слов, брат Ансельм, – заметил я, хотя сказать было что. Хранение оружия в келье – тут десятью ведрами воды не отделаться! По всем правилам Ансельму светит монастырская тюрьма, причем надолго.

– Отец Гильом! – лицо парня побелело. – Этот кинжал освящен на Гробе Господнем! Мой дед брал Иерусалим вместе с Готфридом Бульонским!

– И тем не менее, брат Ансельм…

Мой меч, лежавший в часовне Сен-Дени, тоже освящен в Храме Гроба Господнего, где меня посвящали в рыцари, и у меня куда больше оснований не расставаться с ним. Но в тайнике, который я оборудовал в первый же год пребывания в Сен-Дени, хранятся совсем иные вещи…

– Между прочим, крылья аиста, по-моему, черные, – заметил я, разглядывая оружие.

Ансельм еле заметно пожал плечами:

– Герб моего деда пожалован его предку еще во времена короля Лотаря [19].

– Едва ли. Насколько я помню, в те времена гербы имели несколько иной вид… Брат Ансельм, стоит ли объяснять вам, что мы не принадлежим к рыцарскому ордену? Мы всего лишь братья-бенедиктинцы.

– Ехать в Памье опасно, отец Гильом. Я уверен – там нам пригодится не только кинжал. Я бы не отказался от эскорта из полусотни латников.

– А вы не преувеличиваете, брат Ансельм?

Трусости за парнем раньше не замечалось, да и в его голосе не было страха. Итальянец не боялся – он знал, что говорит.

– Джованни Орсини любит посылать людей в западню. Он мастер по части мерзостей.

– По части мерзостей… – механически повторил я. – Брат Ансельм, вынужден заметить, что впервые услыхал от вас неверное, более того, совершенно вульгарное выражение. Будьте сдержанней, прошу вас. Не судите Его Высокопреосвященство, и да не судимы будете. Даже если ваше прежнее с ним знакомство было не особо приятным.

Смуглое лицо Ансельма вспыхнуло, но он молча кивнул, не став возражать. Это не имело смысла – то, что они с Орсини знакомы, я сообразил еще в Нотр-Дам-де-Шан.

– К тому же вы мне нужны не как боец на кинжалах, а в другом качестве, брат Ансельм. После того как закончите носить воду, направляйтесь в библиотеку и прочитайте то, что я оставил для вас. Там свод кутюмов графства Тулузского и все, что отец-библиотекарь смог подобрать по округу Памье и графству Фуа. Кроме того, прошу ознакомиться с некоторыми другими документами – они вас тоже ждут. Главное выпишите на пергамент – вам оставят чистый свиток. Имейте в виду – у меня нет времени читать все это, и я рассчитываю исключительно на вашу молодую память.

Все документы я уже, конечно, прочел, более того, кое-что постарался запомнить дословно, но подобные невинные хитрости порой бывают полезны. Хотя бы для того, чтобы горячий парень из Италии на время забыл о колющих и режущих предметах.

– Работать придется ночью. Свечи вам выдадут. Утром побеседуем.

Ансельм на миг задумался, затем вновь кивнул:

– Да, отец Гильом. Вы… Вы рассчитываете раскрыть это дело?

Такого вопроса я не ожидал и чуть не ляпнул: «А как же!» – но вовремя сдержался. Лгать парню не стоит.

– Думаю, брат Ансельм, те, кто способствовал исчезновению брата Умберто, делали это, чтобы выиграть время. К нашему приезду они постараются замести все следы. Но мы сделаем все, что сможем… Кстати, возьмите с собой книгу – ее вам уже приготовили в библиотеке.

– «Ареопагитику»? – оживился Ансельм. – Вы хотели устроить диспут…

Я улыбнулся:

– Дионисием, епископом Афинским, мы с вами займемся по возвращении. С собой же вы возьмете «Светильник» Гонория Августодунского, книгу весьма поучительную, которую вам предстоит изучать вместе с братом Петром.

Физиономия Ансельма вытянулась, и я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. «Светильник» предназначался для чтения в младших классах. Обычно его рекомендовали для закрепления навыков в латинском языке.

– Вы поможете брату Петру освоить эту душеполезную книгу. Надеюсь, она вам придется более по душе, чем писания грешного брата Абеляра.

Метнув эту парфянскую стрелу, я оставил Ансельма размышлять о философском смысле колки дров и таскания воды из колодца. Уже за дверью я с некоторым запозданием сообразил, что прямо не запретил парню брать с собой оружие. Но возвращаться не стал – пусть Ансельм поступает по своему разумению. В конце концов, отец аббат обещал взять грех на себя.

6

Отъезд был назначен на утро, и я, отстояв вечерню и получив разрешение не быть на всенощной, отправил Пьера и Ансельма спать. Этому меня научили еще в бытность оруженосцем – перед походом необходимо как следует выспаться. Уже командуя отрядом, я строго соблюдал правило – воины должны вовремя отдыхать. Порой это было нелегко. Молодые ребята, особенно из числа только что прибывших в Святую Землю, заводили долгие разговоры, вспоминая дом, а еще более – мечтая о завтрашних подвигах. Но я это пресекал, справедливо заслужив репутацию человека сурового и нелюдимого. Годы в Сен-Дени не прибавили веселости, зато еще более научили ценить редкие минуты отдыха. Монаху не положено отдыхать, но перед дальней и опасной дорогой я просто обязан заставить моих ребят выспаться.