Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы - Валентинов Андрей. Страница 5
– Извините, сын мой. Просто, я узнал вас. Вы ведь Орловский Юрий Петрович?
На миг вернулся охватил страх. Откуда? Может, и этот, сменивший отца Александра, из тех, что обкладывают его, словно волка, по столичным улицам?
Священник, кажется, понял. Понял – и удивился.
– Да вы же заходили сюда, сын мой. Помните, как раз на день Сергия Радонежского?
Да, тогда, два месяца назад, был какой-то праздник...
– Так что чему дивиться, сын мой? Вы-то, вижу, меня не забыли.
– Но вы же священник! – на этот раз пришлось удивиться Орловскому.
Отец Леонид покачал большой лохматой головой:
– Отчего же так? Долг мой помнить всех. Да и немного прихожан ныне. А мы с вами еще и беседовали...
Юрий кивнул. Все верно, он спрашивал об отце Александре.
– Тогда вы представились. Как же я мог запамятовать-то? Вы ведь Орловский, ваш прадед и дед ваш были здешними ктиторами.
Этого Юрий не знал. Мать не рассказала ему – не успела. А может, просто опасалась.
– В самом деле? – он удивленно оглядел церковь, словно увидел ее в первый раз. – Я помню, что наша семья что-то дарила... Вот эту икону...
– Не только эту. Давеча прочитал, что иконостас был дедом вашим заказан. Из самого Киева мастеров приглашал.
Орловский невольно улыбнулся. Сейчас это казалось сказкой – давней и невероятной. Интересно, что сказали бы в парткоме музея, узнай они это?
– Пойдемте побеседуем, сын мой!..
Юрий хотел возразить, но почему-то смолчал и послушно прошел вслед за священником в небольшую боковую дверь. Очевидно, это была ризница, но в таких тонкостях Орловский не разбирался. Войдя, священник привычно перекрестился на большую икону в дорогом серебряном окладе. Юрий поспешил сделать то же – и вдруг замер.
– Это... это же наша икона! Святой Георгий, правда?
...Лицо всадника было сурово и спокойно. Казалось, он не испытывает радости от победы над корчившимся под золочеными копытами коня чудовищем. Воин исполнил долг – и чувствовал лишь холодную брезгливость к мерзости, только что поверженной наземь. Он слишком устал, как солдат, у которого за спиной бесчисленный ряд смертельных схваток, и еще столько же – впереди, до самой смерти...
– Эта икона висела у нас в доме, – волнуясь, заговорил Орловский. – Потом, я болел, у меня была корь... или скарлатина... Мама подарила ее церкви, в благодарность за то что я выздоровел. Я еще потом удивлялся, почему ее там нет?..
– Сие очевидно, – вздохнул отец Леонид. – Икона древняя, да и оклад серебряный. Висела бы на виду – давно пришлось бы расстаться. Не пожалели бы!.. Что ж, раз это ваш святой... Поставьте свечу, Юрий Петрович!
Орловский вновь послушался, но, когда он уже подносил кончик тонкой желтой свечки к лампадке, священник остановил его:
– Не зажигайте. Просто поставьте – и все...
Юрий даже не удивился. Мало ли какие неведомые правила существуют по поводу возжигания свечей? Он сел на предложенный священником стул, рука потянулась к карману, где лежала пачка «Нашей марки», но он сдержал себя: не время и не место.
– Курить тянет? – понял его отец Леонид. – Вижу. Сам грешен. Пускаю дым, аки змий на вашей иконе. Грех, конечно...
Юрий вновь усмехнулся. Конечно, и это грех. Если б все грехи, переполнившие землю, были столь же незамысловаты...
И вновь священник его понял:
– Вы ведь человек не церковный, сын мой?
– В каком смысле? – не понял Орловский. – Да, в церкви бываю редко, грешен...
– Я не только об этом, – покачал головой отец Леонид. – Людям мирским иногда странной позиция Церкви кажется. Особенно в такие времена, как ныне. Все заняты политикой, а священники толкуют о крепости брака, вреде винопития, о том же курении. Иные удивляются, иные соблазняются даже...
– А вы считаете, что Церковь должна быть вне политики?
Он тут же пожалел о своих словах. Вступать спор не было ни сил, ни желания.
– Увы, сие тоже невозможно. Но я о другом. С точки зрения Церкви, такие вроде бы мелочи порой важнее мировых катаклизмов. Догадываетесь почему, Юрий Петрович?
– Да, – об этом Юрию уже приходилось беседовать с отцом Александром. – Церковь считает своей главной задачей спасать души. А для каждой отдельно взятой души эти мелкие проблемы порой важнее...
– Очень зло формулируете, сын мой...
Сказано было без всякого осуждения, просто как признание факта. Юрий почему-то ощутил что-то напоминающее легкую обиду. Внезапно – терять все равно было нечего – он решился:
– Отец Леонид, вы не скажете, что с отцом Александром?
Отец Леонид медленно перекрестился, ничего не сказав, но Юрий понял.
– Но почему? – вновь не выдержал он. – Ведь он же просто священник!
– Увы, и этого вполне достаточно, – на широком лице отца Леонида на миг промелькнула горькая улыбка. – Статья 58-я – как врата адовы... Отец Александр получил десять лет, но доехал лишь до Читы. Сердце...
Юрий закусил до боли губу. Вспомнился давний разговор с Терапевтом о целесообразности террора. Тогда оба они согласились с бессмысленностью подобного, но в эту минуту Орловский подумал иначе. Может, лучше было делать так, как подсказывала горячая кровь его рода: стрелять, взрывать, вызывать на поганых большевистских рожах гримасу ужаса...
– Вот и вы ожесточились, – вздохнул священник. – И вы желаете воздавать злом за зло...
– Злом за зло... – Юрий уже не думал о осторожности. – Моего отца убила солдатня в 17-м, брат погиб в армии Врангеля в 20-м, мать не выдержала – умерла, ей еще и пятидесяти не было!.. Мои друзья, одноклассники...
Он захлебнулся словами – и умолк.
– И вы хотите быть судьей? – негромко поинтересовался священник. – Чем же вы отличаетесь, сын мой, от тех, кто судил ваших близких? Ведь они наверняка тоже считали, что правы!
– Ну хорошо, – все-таки этот священник заставил его спорить. – Не судите, да не судимы будете – это я помню. Учил в детстве! Но скажите, отец Леонид, что делать мне? Меня должны арестовать! Так что мне – простить врагов моих? Или, может, даже помолиться за них, за большевиков, за власть нашу родную, предержащую? Они... Эти!..
– И вы считаете себя мудрее Всевышнего? – грустно улыбнулся отец Леонид. – Думаете, что лучше Его знаете, какую историю должно иметь России? Между прочим, апостолу Павлу тоже была не по душе власть кесаря Тиверия. Но он все же сказал, что нет власти аще не от Бога. Нет – понимаете? А между тем, сей апостол был не смирен духом...