Око силы. Четвертая трилогия (СИ) - Валентинов Андрей. Страница 5

– И до чего успел добраться, товарищ батальонный? – не без иронии поинтересовался он, оценив объем уже прочитанного. Вместо ответа альбинос пододвинул ближе страницу, дернул светлыми бровями, прищурился:

– «…Коллегией за отчетный год было уделено большое внимание также и работам, имевшим целью как ближе ознакомиться с характером исходного сырого материала Тюя-Муюнской радиоактивной руды, которая в дальнейшем, в случае возникновения у нас радиевой промышленности, будет служить для нее сырьем, так и приступить к выработке наиболее рационального метода ее переработки. В этом направлении по поручению коллегии за отчетный год продолжались анализы технической руды Тюя-Муюнского месторождения, было приступлено к полному радиологическому анализу этой руды и начаты работы по изысканию рационального метода ее обработки. Наряду с экспериментальными работами за отчетный год коллегией было обращено также особое внимание на подыскание и приспособление для такого рода работ…» Дальше читать?

– Я уже прочел, – хмыкнул Тулак. – Аж два раза. И про коллегию, и про то, что товарищи из ВСНХ не хотят на этот радий денег давать по причине явной убыточности для народного хозяйства. Ты по делу.

– По делу…

Вырыпаев отложил бумагу, несколько секунд помолчал, затем резко ударил костяшками пальцев по столешнице.

– А по делу выходит так. Поиски урановых руд ведутся в России с 1908 года. Этим занималось «Ферганское общество по добыче редких металлов», по капиталу – частное, по факту – смешанное, с участием государства. Нужное сырье – урановая смолка – было обнаружено в Тюя-Муюне в Ферганской долине, где добывали медь. От Академии Наук этим занимался профессор Вернадский…

– С прошлого года и по настоящее время – белый эмигрант, – усмехнулся Тулак. – По Парижам гуляет.

– …Несмотря на войну и революцию исследования были продолжены. В марте 1918-го была создана специальная комиссия Академии, а затем – и коллегия ВСНХ. Наконец, задача была решена. В 1921 году, в поселке Бондюжском, что в Вятской губернии, из ферганской урановой руды был выделен радий с помощью нового метода, разработанного радиохимиком товарищем Хлопиным. Академия Наук предлагает продолжить финансирование работ, ввиду очевидной нужности радия…

– И его столь же очевидной дешевизны. Всего-ничего, двести килограмм золота за один грамм, – подытожил ротный, вставая. – Там дальше отрицательное заключение из президиума Совета Нархозяйства, расчеты всякие, смета. Дороговато будет!

– Но запрос пока не отклонили, а документы почему-то передали сюда, в Техгруппу.

Батальонный тоже встал, вышел из-за стола, взял кружку, вдохнул мятный аромат.

– Товарищи финансисты против, товарищи ученые – за, но не могут толком объяснить, зачем этот радий нужен.

– «Может бы быть использован медицинскими учреждениями, а также для дальнейших научных изысканий», – с выражением процитировал Тулак. – Красиво сказано, а? Мне ввек такого не придумать. «Дальнейших научных изысканий…» Двести кило золота за грамм. Это сколько в пудах будет?

– Сорок восемь за один золотник, – чуть помедлив, отозвался альбинос. – Да, слишком дорого – даже для медицинских учреждений. Но это и без нас прекрасно понимают. А поэтому вопрос: отчего Научпромотдел, вместо того, чтобы согласиться с теми или с другими, отправил бумаженцию к нам. Ученых здесь нет, бухгалтеров – тоже. Кто объяснить может?

Он помолчал, но ответа не дождался. Товарищ Тулак явно увлекся чаем.

– Ладно, попробую я. Ответ первый, самый простой. В ЦК уже есть свое мнение, но им надо записать в заключении, что документ рассмотрела Техгруппа. Для пущей бюрократической солидности. Значит, от нас ждут, что спорить мы не станем и согласимся с одним из мнений. С каким – догадаться просто, потому что в Академии Наук членов ЦК пока что нет, а в ВСНХ – наоборот. Но простой ответ – не значит правильный…

– Ага, – не слишком внятно отозвался бывший ротный.

– Предположим иное. В Научпромотделе видят, что дело хоть и ясное, но что-то в нем не так. Вроде бы радий и вправду может подождать, не хлеб и не уголь, но тогда почему исследования финансировались даже во время войны? Деникин под Тулой – а на радий деньги перечисляют. То, что я прочитал, писано как раз в 1919-м, в самую горячку. Тогда финансирование утвердили, более того, решили эвакуировать лабораторию подальше от фронта, в Вятскую губернию. Значит, был смысл? Вот нам бумаги и передали – ради свежего взгляда. Вдруг чего заметим?

– А я и не знал, что мы такие умные, – задумчиво проговорил Семен Тулак. – ВСНХ не разобрался, Академия не смогла, ЦК в сомнениях… На одних нас, контуженных, надежда. Не спят, поди, не едят, чаю не пьют – ждут, чего мы скажем, что увидим.

Умозаключение было подкреплено большим глотком из дымящейся кружки. Но альбиноса это ничуть не смутило.

– Уже увидели. Чего не было в этом году по сравнению с предыдущими? Не было, товарищ Тулак, профессора Вернадского, который, как ты верно заметил, гуляет по Парижам. Значит, мы не ошибемся, если предположим: товарищ Вернадский имеет, что сказать по предмету. Между прочим, это именно он предложил заняться радием еще в 1908-м, и тогда его поддержали. И в 1918-м, поддерживали, и потом. Но вот беда, Научпромотдел ЦК создан лишь в конце прошлого года, значит перед цекистами профессор еще не выступал. Что же он мог такого сказать? Спросить бы!..

Ротный отставил кружку в сторону. Альбинос заметил это и еле заметно улыбнулся.

– Не будем тревожить профессора, пусть себе гуляет, авось, еще вернется. Просто подумаем. Почему никто другой не выступил, не привел аргументы? Не про медицинские учреждения, не про какие-то там изыскания, а настоящие, серьезные. Не потому ли, что дело секретное?

Семен Тулак встал, молча обошел стол, открыл ящик в левой тумбе стола.

Еще одна папка – совсем тонкая, на пару страниц.

– Ведь что получается? По капиталу «Ферганское общество по добыче редких металлов» – частное, акционерное, но какая-то госструктура его все время поддерживала. Что интересно – и до революции, и после. Остается узнать какая именно – и почему. Как выразился по сходному случаю Эдгар Алан По: «Эта лодка с быстротой, которая удивит даже нас самих, приведет…»

– Главное артиллерийское управление, отдел Технических артиллерийских заведений.

Левая ладонь ротного легла на желтый картон.

– Я документы как раз перед твоим приходом получил. ГАУ их вело, этих физиков-химиков. Аж с 1908-го, еще до того, как рудник в Фергане заложили. А в 1910-м Вернадский особое мнение написал. Вот…

Зашелестели бумаги. Пальцы нашли нужную, расправили, подняли.

– «Радиевые руды должны быть исследованы нами, русскими учеными. Во главе работы должны стать наши ученые учреждения государственного или общественного характера». Ну, ему тогда же объяснили, что общественного – это гнилой либерализм, а вот государственного – в самый раз. Так что перед нами, товарищ батальонный, секретная военная программа бывшей Российской империи, а ныне тоже секретная, но наша, Союза Социалистических республик. Бухгалтерам из ВСНХ эти тайны, понятное дело, никто разъяснять не станет, а Научпромотдел просто не поставили в известность. На беду и товарищ Вернадский отлучился, правда, не в эмиграцию, как некоторые несознательные думают, а для исследования элемента под называнием «паризий», о чем также имеется соответствующий документ. Ничего, авось вернется, как ты верно заметил.

Вырыпаев кивнул, сжал губы, повернулся.

Резко шагнул вперед.

– Проверял, значит? Экзамен устроил?

– Не-а, – моргнул в ответ бывший ротный. – Это меня товарищ Каннер проверял. Сунул бумаги – разберись, мол, чего здесь не так, докажи, что не зря на должность назначен. Не сам он придумал – генсек товарищ Сталин поручил. Тут вся беда в том, что товарищи военные не очень любят делиться секретами с Центральным Комитетом. Вот и вышла накладочка. Ничего, товарищ Сталин заметил, Гриша Каннер бумаги собрал – а я полдня по этажам побегал и пару раз по телефону позвонил. Ты же спрашивал, какие у нас задачи? Вот такие, к примеру. Потом и потруднее будут. Я ответил?