Лошадь под водой (Кровавый круг) - Дейтон Лен. Страница 24

– Умер под водой, – уточнил я.

– Утонул? – спросил да Кунья.

– Не думаю, – пожал я плечами, – но меня устроило бы, чтобы в свидетельстве о смерти указали именно эту причину, чтобы мы его тихо похоронили.

Да Кунья кивнул, но не пошевелился.

– Вы просите, чтобы я как-то помог?

– Сделайте все так, как я скажу.

– Такая постановка вопроса не даст вам больших результатов.

Его слова звучали так, будто говорил Доулиш.

Я сказал:

– У меня в кармане бумажный пакетик. В нем прядь волос сеньора Фернандеса Томаса. – Да Кунья не моргнул. – Когда в Лондоне они положат ее под микроскоп, то обнаружат, что черные волосы Ферни на самом деле крашеные рыжие. Рыжеватые волосы и голубые глаза настолько же типичны для англичан, насколько редко встречаются у португальцев. Приказы, которые я получу, могут коснуться и вас. Труп убитого принесет вам столько же неприятностей, сколько и мне. И я не думаю, что мистер Смит вам чем-нибудь поможет.

– Вы правы, – кивнул он. – Я немедленно организую свидетельство о смерти. Вы хотите доставить это... его сюда?

– А почему бы и нет? У вас имеется неиспользованная пустая могила.

Да Кунья пошевелил губами и наконец согласился:

– Хорошо.

Глава 31От друга

Я прибыл в Лондон с несколько опущенными крыльями. Джорджо убили под водой. Джо разорвало на куски. Я в обоих случаях находился всего в нескольких ярдах от случившегося. Не то чтобы я думал, что и то и другое неудавшиеся попытки прикончить меня, но дожить до пенсии большему числу агентов позволяет скорее осторожность, чем храбрость. Я решил сделать несколько запросов по моей частной сети, пусть даже в нарушение правил департамента.

Ледяной ветер корежил Кромвел-роуд. На бешеной скорости промчался на мотоцикле «космонавт», стремившийся, по-видимому к самоубийству. Я зашел в один из отелей аэропорта западного Лондона. Он был весь в ситце и пыльных цветах. Я записался в регистрационной книге под именем Говарда Краске. Администратор попросил мой паспорт.

– Я что, пересек границу? – спросил я.

Он отвел меня в комнату на третьем этаже. В ней стоял древний газовый обогреватель со счетчиком, выглядевшим явно голодным. Я бросил в него несколько монет по одному франку. Мне нравились эти монеты. Газовый обогреватель издал слабое шипение. Надев сухие носки, я согрелся настолько, чтобы вернуться к жизни, и затем отправился к телефонной будке за углом.

Я уже решил, что подожду несколько часов, прежде чем свяжусь с Доулишем, и набрал номер на Бейсуотер. Телефон издал звук местного вызова в Англии. Он прожужжал, щелкнул и промурлыкал. После двух-трех попыток наконец прозвонился.

– Могу ли я поговорить с мистером Девенпортом? – спросил я. Это было мое первое доверенное лицо.

– Этот телефон горячий, – ответил голос на другом конце, – а ты еще горячее. Уезжай из города. Отбой.

Он не отличался многословием, но прослушивающиеся телефоны действуют на людей таким образом [20].

Я позвонил другому, тоже весьма осведомленному лицу. На сей раз я проявил большую осторожность, подождав, пока Остин Баттерворт заговорит первым. Он ответил и тогда я произнес:

– Хэлло, Остин!

– Узнаю голос старого друга.

– Да, – сказал я прежде, чем он назвал мое имя.

– У тебя неприятности? – спросил он.

– Не знаю, Остин. Разве? – Я услышал, как он рассмеялся в ответ. – Не будем это обсуждать.

Он знал кое-что о телефонах.

– Как насчет «Ледса» через полчаса?

– О'кей, – ответил я.

«Ледс» – темно-коричневое кафе недалеко от Олд-Комптон-стрит. Чтобы войти в него, надо пробиться сквозь стенды с иностранными газетами и киножурналами. Внутри кафе напоминало «Бал искусств» в Челси. Я услышал, как кто-то говорил:

– ...Спасибо за тот прекрасный прием. Был вечер. Я заказал:

– Маленький черный.

Голый череп Остина просвечивался сквозь редкие волосы из-за номера «Корьере делла серра».

– Привет, Осси, – тихо поздоровался я.

Он не поднял головы. Девушка за стойкой подала мне кофе. Я купил сигареты и спички. Она вручила мне сдачу; только после этого Осси пробурчал:

– Привел хвост?

– Конечно нет, – успокоил я.

Как я мог забыть о мании, которой страдал Осси!

Годы, проведенные им в тюрьме, оставили ему привычку скручивать сигареты тоньше спичек, манию преследования и пожизненное отвращение к каше.

– Иди вглубь, чтобы я мог посмотреть, кто входит.

Мы двинулись вглубь и сели за один из столиков со стеклянной столешницей.

– Ты обошел дом пару раз, чтобы удостовериться?

– Успокойся, Осси.

– Надо придерживаться правил, – ворчал он. – Только дураки не придерживаются их, вот их и ловят.

Я подумал, что забавно слышать это от Осси, который попадался по два раза в год.

– Правила? Я не знал, что ты их так строго соблюдаешь.

– Да, – настаивал Осси. – Правила. Надо знать, как поступать в любой ситуации, чтобы принимать меры еще до того, как тебя клюнет жареный петух.

– Ты говоришь как главный экзаменатор в колледже. Каких правил, Осси?

– Это зависит от обстоятельств. Но с тонущего корабля всегда надо прыгать с более высокой стороны. Это хорошее правило, и может тебе пригодиться.

– Но я не собираюсь в ближайшее время оказаться на борту тонущего корабля.

– Нет? – спросил Осси, наклонившись вперед. – Ну в этом я не вполне уверен, мой старый друг. – Он по-заговорщически подмигнул мне.

– Что же ты слышал. Осси?

Мне всегда верилось с трудом, что Осси, такой откровенный старый мошенник, умеет хранить тайны. Но он знал больше секретов, чем кто-либо другой в Лондоне [21]. Осси был архитипичным профессиональным ночным вором.

Я заказал себе и ему еще по одной маленькой чашке черного кофе.

– Что я слышал? – повторил Осси мой вопрос. – Понимаешь, повсюду только и говорят о тебе.

– Где, например?

– Ну, видишь ли, я не имею права раскрывать источник моей «входящей» информации, как они это называют в Ярде, но я могу, не опасаясь вызвать возражения, сказать, что для некоторых джентльменов ты – горячая картофелина.

Он замолчал, и я не давил на него, так как он принадлежал к тем людям, которые не терпят, чтобы их торопили. Я ждал.

– Мелкие людишки считают, что ты здорово мешаешь большой коммерческой шайке в деле, похожем на то, которым мы с тобой занимались в Цюрихе, – начал он. Важно знать, когда следует уклоняться и когда признавать правду. Я кивнул. Осси заерзал от удовольствия, поскольку оказался прав. – Ты выполняешь поручение правительства. Не имеет значения какое. Маленькое – проплыть сто ярдов вольным стилем в Уэмбли, или большое, о котором будут потом писать в учебнике истории... Ты должен знать, что у тебя прочные тылы.

– Да, – произнес я с сомнением.

– А если, подписав контракт в таком значительном мероприятии, что чувствуешь себя вправе поставить перед администрацией Бирмингема вопрос о смоге на ближайшие два года, ты вдруг видишь, что португальцы, подписавшие этот уже подшитый к делу контракт, собираются платить тебе деньгами монополии. Ты поступишь правильно, если откажешься от него.

– Ты хочешь сказать, если эти деньги монополии будут из старой лодки?

– Да, приятель, – кивнул Осси. – Люди, которые достают их из лодки для португальских убийц, внезапно становятся лишними свидетелями на свадьбе. Ты меня понимаешь? – Я понял его. Осси продолжал: – Мне не хотелось бы говорить о том, кто считает, что ты лишний, но я не стал бы искать его имя в большом телефонном справочнике, если бы не знал его инициалов.

Утверждать, что мне понравилась такая ситуация, было бы равносильно тому, чтобы совершить самую большую ошибку века. Я понял, что мне надо очень быстро связаться с Доулишем, или мой отдел начнет искать мое фото в «Правде».