Ория (сборник) - Валентинов Андрей. Страница 7

— Рахманы не берут в руки оружия…

Воичемир покачал головой:

— Ну вот я и говорю, идешь ты с женой, тут есь налетает. Или иные люди лихие. Хватают твою жену…

— У рахманов не бывает жен…

Войча сплюнул от возмущения, но решил не отступать.

— Ну, с сестрой идешь… И не говори, что у тебя сестры нет! Не у тебя, так у другого, это я для примеру. Чего делать-то будешь? Вот-то! Значит, это меч. А вот это — сабля, — сабля была тоже продемонстрирована, причем не без гордости. — Огрская, самая лучшая. Мне ее Сварг, сын Светлого, братан мой двоюродный, подарил. У него жена — дочь самого хэйкана огрского. Из его кладовой сабля!

— А зачем тебе сразу и меч, и сабля? Войча порадовался вопросу, достойному настоящего мужчины, и принялся основательно пояснять:

— Это для ближнего боя. Меня так сам Хальг Лодыжка учил. А он знаешь как рубится! У-у! Меч — на левый бок, под правую руку, саблю — на правый бок, под, стало быть, левую. Понял? Беру, значит, меч как обычно, а саблю — обратным хватом…

— А что значит — обратным хватом? Войча вздохнул и принялся разъяснять. Честно говоря, выходило это у него не самым лучшим образом. Бойкостью слов Воичемир не блистал, да это и не требовалось альбиру, сила которого, как известно, отнюдь не в словах. Но тот же Хальг Лодыжка умудрялся объяснять самые мудреные приемы, используя вполне понятное и доступное слово «Ы-ы-ы!», подходившее буквально ко всем случаям. До таких высот Войча и не пытался подняться, но своим первым уроком остался все же недоволен. Не то чтобы Ужик слушал невнимательно — такого бы Воичемир не допустил. Но все-таки получалось как-то не очень. А когда Ужик после долгих уговоров все-таки взял в руки меч и попытался стать в стойку, Войча вздохнул и решил, что для начала хватит.

— Ничего! — заключил он самым бодрым тоном. — Я тебя теперь каждый вечер учить буду! Я тебя человеком сделаю, карань!

Трудно сказать, насколько это обещание пришлось по душе Ужику. Войче даже показалось, что заморыш взглянул на него как-то недостаточно почтительно, можно даже сказать с некоторой насмешкой. Но подобного, конечно, быть не могло, и Войчемир отогнал нелепые подозрения прочь.

— Ладно, — решил он, пряча саблю и укладывая меч поближе — на случай прихода незваных гостей, — пора спать. Только бы нежить не пожаловала…

— Нежить не тронет, — равнодушно бросил Ужик. — Главное — не бояться.

— И все? — поразился Войчемир, слыхавший от бывалых людей нечто совсем противоположное.

— И все— Мне так Патар говорил. Не бойся — и тебя не тронут.

Войча принялся раздумывать об этом важном предмете, но внезапно почувствовал, что его тянет спать. На мгновенье мелькнула мысль спать по очереди, но потом он решил, что здесь, в одном переходе от Савмата, опасаться им совершенно нечего. Затем языки костра стали двоиться в глазах, и Войчемир уснул, привычно положив правую ладонь на рукоять меча…

Рука сжала меч, и Войча, еще даже как следует не проснувшись, перевернулся на бок и вскочил, выставив перед собой клинок. Сработала давняя привычка: просыпаться в походе от первого же . шума, от первого шороха. Войчемир на мог сказать, что именно его разбудило, но чувствовал — на поляне что-то не так. Наконец он проснулся окончательно и разлепил глаза.

Костер догорал, светя малиновыми углями. Возле него мирно спал Ужик, свернувшись в калачик и укрывшись своим нелепым плащом. Темнота подступила к самому костру, но даже сквозь ночную мглу Войча сразу же разглядел то, что и разбудило его — огромную черную тень, медленно подступавшую от близкой кромки леса. Тень не была беззвучной — ее движение сопровождалось легким шорохом и еле слышным сопением.

Войча подумал было о разбойниках, но тут же понял: перед ним не человек. Мелькнула и исчезла мысль о медведе, вставшем на задние лапы. Нет, не медведь. Медведей Войча навидался и мог сразу же сказать — то, что шло к ним из темноты, было повыше и пошире в плечах. Именно в плечах — ночной гость чем-то напоминал человека, хотя и ростом, и статью все же больше смахивал на очень большого и очень ловкого мишку, привыкшего почему-то ходить на задних лапах.

У костра завозился Ужик, и Войча краешком сознания понял, что его недотепа-спутник проснулся. Это не порадовало — такой того и гляди с воплями убежит в лес, а потом ищи его по медвежьим берлогам и волчьим логовам! Но думать об этом было некогда. Войчемир поудобнее пристроил в руке знакомую рукоять дедова меча и решил ждать, пока чудище подойдет ближе.

Тревожно заржал Басаврюк, ему вторил испуганный Ложок, и Войча подумал, что ко всем бедам им придется искать по ночному лесу коней — если, конечно, будет кому искать. Между тем чудище неторопливо приближалось. Шаг, еще шаг… Тот, что пришел из ночной тьмы, двигался совсем как человек, и Войчемир уже мог разглядеть его — громадного, выше самого рослого из Кеевых альбиров, даже если тот сядет на коня и наденет высокую огрскую шапку. Свет гаснущих углей упал на страшную волосатую морду, на огромные когтистые лапы

— и впрямь похожие на медвежьи. Тускло блеснули круглые черные глаза, и у Войчи мелькнула нелепая мысль, что они чем-то похожи на глаза его недотепы-спутника, который, похоже, застыл от ужаса возле костра, не в силах даже крикнуть.

Внезапно ухо уловило странный звук, похожий на тонкий писк. Поначалу подумалось, что это подало голос чудище, но тут же стало ясно — косматая громадина тут ни при чем. Да и не к лицу такому пищать! Пищал, разумеется, Ужик — не иначе как от конечного, последнего страха, когда голос пропадает вместе с разумом.

Войче тоже было страшно. Вывали сейчас на поляну дюжина грязных разбойников с топорами и кольями, он лишь усмехнулся бы и сотворил в этой толпе улочку, а затем и переулочек. Но это… Короткий меч вкупе с рукой был куда короче когтистой лапы, а о сабле и говорить не приходилось. Был бы двуручник — заветный двуручник, о котором Войчемир мечтал с самого детства! Но прикинув длину лап того, кто пришел к их костру, размах могучих плеч, заметив блеснувшие в неверном ночном свете клыки, Войча сообразил; двуручник тоже ни к чему. Не поможет. Разве что копье…

Писк повторился. Войча на миг повернулся, заметив, что Ужик уже успел выбраться из-под плаща и сесть у гаснущих углей, поудобнее опершись на локоть. Странно, но вид у него был вовсе не испуганный. Впрочем, Войча знал, что в такие минуты человек коченеет внутри, хотя внешне выглядит вполне даже прилично. Мельком пожалев беднягу — выпало же такое недотепе! — Войчемир вновь повернулся к врагу, заранее расслабляя кисть, чтобы бить сразу, наверняка — и замер. Чудище стояло. Оно было теперь всего в нескольких шагах, и Войча уже отчетливо слышал его дыхание — тяжелое, ритмичное, словно работающий кузнечный мех.

По лбу лился пот. Войча быстрым движением ладони вытер его, чтобы не затекал в глаза, и чуть не застонал от нетерпения. Лучше любая драка, любой бой, чем такое ожидание! Но, странное дело, чудище вроде бы и не собиралось нападать. Оно лишь стояло и смотрело на умирающий костер и двух людей возле него. В больших черных глазах нельзя было заметить ни гнева, ни голодной жадности, и Войче подумалось, что косматый похож скорее на гостя, а не на ночного охотника.

— Ты его за орехами пошли. Бредовая фраза ударила, словно обухом. Войчемир дернулся, бросив безумный взгляд на того, кто мог ляпнуть такое и в такую минуту. Ужик по-прежнему сидел возле костра, но смотрел уже не на страшного гостя, а в безмолвное звездное небо. Войча решил было, что парень попросту спятил от страха, но тут же сообразил — нет, так с ума не сходят. Тогда что это значит? Почему за орехами?

Минуты текли, косматый не двигался с места, по-прежнему разглядывая людей, и рука Войчи, которой он сжимал бесполезный меч, начала потихоньку затекать. Атаковать было безумием, отступать — некуда, и Войчемир решился:

— Ну ты! — выдохнул он, надеясь звуком голоса пугануть незваного гостя. Получилось не очень страшно. Голос Войчи, обычно громкий и густой, прозвучал неожиданно хрипло, срываясь на писк — совсем как у Ужика. В ответ послышлось рычание. Чудище наклонило огромную круглую голову, прислушиваясь.