Мозг стоимостью в миллиард долларов - Дейтон Лен. Страница 45

— Русские?

— Нет, не русские.

Человек в спортивной рубашке сообщил:

— Ровно шесть миль, генерал Мидуинтер.

Тот слез с седла велотренажера, старательно отмахав всю дистанцию до последнего дюйма. Не оборачиваясь, он протянул руку за полотенцем. Инструктор конечно же оказался на месте и, вручив полотенце, натянул резиновую перчатку на искусственную кисть Мидуинтера. Тот направился в душ, откуда, перекрывая звук льющейся воды, раздался громкий голос генерала: — Сегодня в ходу остались только два вида подхода к действительности. Или ты ждешь, чтобы правительство все для тебя сделало и все дало — в том случае, если ты болен или инвалид. Если ты предпочитаешь, чтобы все, от пеленок до котелков, производилось на государственных предприятиях, то в таком случае тебя выкинут на свалку, где ты превратишься в удобрение...

— Вот уж что меньше всего меня волнует, — заметил я, — если в загробной жизни превращусь в удобрение.

То ли Мидуинтер не слышал, то ли пропустил мимо ушей мои слова. Он продолжал:

— ...или же ты веришь в право каждого человека бороться за то, что он считает истиной. — Шум льющейся воды сошел на нет, но Мидуинтер не собирался понижать голос. — Вот во что я верю. К счастью, наша страна пробуждается, и все больше людей заявляют, что верят в этот постулат. — Наступило молчание, и вскоре Мидуинтер появился перед нами, облаченный в белый купальный халат. Он стянул резиновую перчатку, которая с чмоканьем сползла с протеза, и бросил ее на пол. — Я заинтересован лишь в фактах, — заявил генерал.

— Неужто? В наши дни это могут сказать немногие. Мидуинтер заговорил тихим спокойным голосом, словно поймал меня на непростительной оговорке.

— Опрос Фонда Гэллапа выяснил, что восемьдесят один процент американцев не возражают против ядерной войны с коммунизмом. В Великобритании такой точки зрения придерживается только двадцать один процент. Американцы, в жилах которых течет горячая красная кровь, поддерживают лидеров-антикоммунистов; сейчас не то время, чтобы заниматься внутренними разборками. США должны удвоить свои затраты на вооружение. Мы выведем на орбиты мощные военные спутники и дадим понять русским, что не замедлим ввести их в действие — нам нельзя себе позволить потерять первенство, как случилось с атомной бомбой, — МЫ ДОЛЖНЫ НЕМЕДЛЯ УДВОИТЬ ВОЕННЫЕ РАСХОДЫ. — Он посмотрел на меня, и я увидел, как нервный тик дергает его веко. — Ты понял?

— Я вас понял. Именно поэтому Америка откололась от империи Георга Третьего — шестьдесят тысяч фунтов на военные расходы были для нее непосильной ношей. Но пусть даже ваша идея несет в себе рациональное зерно, вам не кажется, что СССР возьмет да и примет вызов и тоже удвоит свой военный бюджет?

Мидуинтер потрепал меня по руке.

— Может быть. Но в настоящее время мы тратим на эти цели десять процентов валового национального продукта. И, не перенапрягаясь, способны удвоить эту долю; но СССР уже сейчас тратит на оборону двадцать процентов национального дохода. Парень, если эти расходы удвоятся, они рухнут. Поверь мне — страна рухнет. Европе пора перестать прятаться под ядерным зонтиком Дяди Сэма. Пусть она наденет мундиры на своих пижонов; нечего жалеть их. Сомкнуть ряды — и в бой! Понял?

— С моей точки зрения, звучит устрашающе.

— Так и есть. — В глазах Мидуинтера появился нехороший блеск. — Устрашающе. С 1945-го по 1950 годы красные продвигались со скоростью шестьдесят квадратных миль в час. И чем больше мы отступали, тем ближе подступала угроза войны, потому что рано или поздно нам придется дать им отпор, и я считаю, чем скорее, тем лучше.

— Я отношусь к фактам столь же нежно, как и вы, но они не могут заменить интеллекта. Вы считаете, что лучшим способом устранения опасной ситуации является создание частной армии на доходы от консервов «бобы в масле», от охлажденных апельсиновых соков и рекламных компаний — и с ее помощью вы начнете собственную необъявленную войну против русских.

Он махнул здоровой рукой, и в холодном утреннем свете блеснуло огромное изумрудное кольцо.

— Совершенно верно, сынок. Хрущев как-то сказал, что будет поддерживать все внутренние войны против колониализма, потому что, по его словам, цитирую, суть их — народное восстание, кавычки закрываются. Вот это я и пытаюсь делать на территориях, занятых красными. Понял?

— Такого рода решения, — заметил я, — могут принимать только правительства.

— У меня своя точка зрения. Человек имеет право бороться за то, что он считает истиной. — У Мидуинтера опять дернулось веко.

— Может, и имеет. Но ведь не вы лично ввязываетесь в драку. А такие мелкие несчастные подонки, как Харви Ньюбегин.

— Успокойся, сынок. — Мидуинтер изучающе посмотрел на меня. — У тебя в голове все перепуталось.

Глядя на него, я мог только пожалеть, что ввязался в спор. Мне надоели войны, и меня уже мутило от ненависти. Я устал от этого бреда, и Мидуинтер пугал меня потому, что, казалось, он не испытывал никакой усталости. Его переполняли отвага и лихость, он обладал влиянием, а его решимость поражала. Политику он воспринимал как элементарное сочетание белого и черного — словно в телевизионных вестернах, а дипломатию считал средством демонстрации своей черно-белой непреклонности. Мидуинтер был выдающейся личностью, он летал как перышко на крыльях своей уверенности, он заполучил все мозги, которые можно приобрести за деньги, и ему не требовалось оглядываться из-за плеча, дабы убедиться, что когорты американцев маршируют за ним под грохот барабанов и пение флейт, вооружившись большой ядерной дубинкой. Но хороший агент должен быстро соображать и не торопиться высказываться, так что я сделал вид, что до меня медленно доходят его слова.

— Значит, — сделал я вывод, — вы собираетесь защищать Америку таким образом — нанимая в Риге второразрядную шпану? Поддерживая в СССР насилие и преступность? Вашими стараниями там только укрепляется полиция и усиливается правительственное давление.

— Я говорю о... — заорал Мидуинтер, но на этот раз ему не удалось меня заглушить.

— О'кей. В самой Америке вы еще активнее способствуете русским. По всей стране вы распространяете лживые обвинения и сеете ложные страхи. Вы поливаете грязью ваш конгресс. Вы поливаете грязью ваш Верховный суд. Вы поливаете грязью даже институт президентства. Вы не любите коммунизм потому, что не можете приказывать ему. А вот я предпочитаю видеть в Америке урны для голосования и знать в лицо того, кто отдает мне приказы, а не получать их по телефону. Я не могу взглянуть телефону в глаза и увидеть, что он врет.

Я отошел от них, и единственный свидетель из спортивного клуба Мидуинтера не сводил с меня глаз.

Мидуинтер оправился быстро. Здоровой рукой он вцепился мне в запястье.

— Ты останешься, — тихо прошипел он. — И ты выслушаешь меня. — Я отпрянул от него, но путь к дверям мне преградила массивная фигура в спортивной рубашке. — Объясни ему, Карони, — снова повысил голос Мидуинтер. — Объясни ему, что он с места не сдвинется, пока не выслушает меня. — Мы уставились друг на друга. — Ты устал. — Теперь это был совсем иной тон. — Ты на пределе сил. — Выражение его лица изменилось от фазы один (угроза) до фазы два (сочувствие). — Карони! — гаркнул он. — Дай этому парню зимнюю одежду, обувь, рубашку и все прочее. Отведи его в мой душ. И, Карони, помеси его. Он летел всю ночь. Помоги ему привести себя в порядок. Через час мы позавтракаем.

— О'кей, генерал, — бесстрастно ответил Карони.

— Я остаюсь в зале, Карони, и сделаю еще три мили на машине. Таким образом я доберусь до границы штата Теннеси. — Мидуинтер направился к тренажеру.

Я принял душ, Карони разложил меня на столе и стал выгонять к чертовой матери излишки веса, попутно объясняя, к чему может привести коронарная недостаточность. Костюм — дакроновый, в елочку — появился во мгновение ока, в коробке от «Братьев Брукс». И когда я оказался в частных апартаментах генерала Мидуинтера на крыше здания, я выглядел так, словно собирался продать ему страховой полис.