Серый коршун - Валентинов Андрей. Страница 3
Мы расстались с Геленом не скоро. На прощанье он посоветовал мне подстричь бороду по местной моде, я же намекнул сыну басилея, что златотканый фарос лучше спрятать до возвращения домой, поскольку он выглядел куда более вызывающе, чем моя борода.
Ночью не спалось. Я никак не мог привыкнуть к здешней грязи и, если бы не холодная погода, давно бы уже перебрался на крышу. Чем дальше на запад, тем постоялые дворы становятся грязнее, города – меньше, а дороги – хуже. А за морем – если верить тому, что мне говорили и что я помнил сам, – меня ждал истинный край света. Каменистая земля, худые козы, цари в домотканых плащах, задымленные лачуги и женщины, которые не моются неделями.
Великая Ахиява – моя родина…
…То, что я узнал от Гелена, почти в точности совпадало с уже слышанным. В Микасе правит великий ванакт Ифимедей, сын Гипполоха, рука его тверда, и меч разит без устали. Разить приходится все чаще – ванакт правит уже четверть века, и за эти годы недовольных, как водится, расплодилось немало. Посему Ифимедей охотно берет на службу чужеземцев, что вполне устраивает «серого коршуна» Нургал-Сина.
Как я и догадывался, Гелен оказался за морем не по своей воле. Его отец был басилеем на службе ванакта Главка, который, как раз четверть века тому назад, был свергнут и убит своим младшим братом – будущим великим ванактом Ифимедеем. Во время переворота погибли жена Главка и его сын, а только что родившаяся дочь была взята на воспитание дядей.
Эту историю я слыхал уже не один раз, правда, с некоторыми вариациями. Кое-кто из рассказчиков был уверен, что сын Главка спасся и в царском толосе [12] на окраине Микасы лежит то ли сын кормилицы, то ли внук привратника. Подобных историй – про перевороты и братоубийство – я немало наслышался еще в Баб-Или, и часто они оказывались правдой. Кроме чудесного спасения, конечно, – в жизни, а не в сказке могилы редко отдают то, что в них положено.
Басилей Ифтим, отец Гелена, предпочел не искушать судьбу и уехать в Хаттусили. Гелен вырос в Троасе [13], неподалеку от Вилюсы, и теперь собрался домой. Отчего – сказано не было. Может, ему тоже посоветовал оракул.
На следующее утро мы встретились с Геленом в порту. Предварительно я зашел в первую попавшуюся цирюльню и отдал бороду на растерзание. Цирюльник, насколько я понял из его чудовищного выговора, обещал подстричь ее по последней ахиявской моде, заодно посоветовав остричь волосы, поскольку в Ахияве стригутся коротко. Возражать я не стал, но внутренне содрогнулся, увидев свое отражение в начищенном медном тазике. Вместо доблестного воина с длинными волосами и завитой колечками бородой на меня глядел разбойник со стрижкой «под горшок» и короткой бороденкой, настолько нелепой, что мне захотелось ее немедленно сбрить. Цирюльник, однако, остался доволен, заявив на ломаном хеттийском, что теперь я выгляжу как настоящий ахейский принц. Оказывается, года два назад в Вилюсе был проездом какой-то мелкий энси [14] (то есть, конечно, не энси, а басилей) из Ахиявы, и цирюльник точно запомнил его стрижку. Оставалось лишь покориться судьбе и приобрести в соседней лавке приличный ахейский плащ вкупе с парой хитонов.
Гелен, уже ждавший возле одного из причалов, полностью одобрил мое перевоплощение, мне же было не по себе. Переодеваться приходилось часто – в отряде разведчиков это дело обычное. Но теперь я был не на службе – я возвращался домой. Царский мушкенум из Баб-Или исчез навсегда, а на пристани Вилюсы стоял некто без имени, без предков и без всякой крыши над головой – даже соломенной.
Впрочем, виду я, надеюсь, не показал и отправился вместе с Геленом договариваться на один из кораблей. Судно именовалось «Рея» – в честь матери Дия, Отца богов. Да не обидится Дий, но, судя по кораблю, его почтенная матушка явно доживает последние дни. Однако корабельщик – крепкий толстяк совершенно пиратского вида – уверил, что его «Рея» доставит пассажиров в Навплию в целости и сохранности. Я невольно вспомнил многопарусные красавцы, которых навидался у причалов Тира и Сидона, и поспешил согласиться. В эту осеннюю погоду корабли, даже такие, как «Рея», плавали по Лиловому морю нечасто.
За переезд толстяк запросил несусветную сумму, которой наверняка хватило бы, чтобы доставить нас в страну Пунт. Гелен не стал торговаться, а я поневоле призадумался. Но тут корабельщик заметил выпирающую из-под плаща секиру и оживился. Оказывается, у него не хватало охраны, а пираты в последние годы явно обнаглели. Я сообщил, что готов охранять корабль все время плавания, и корабельщик тут же сбавил цену вполовину, пообещав бесплатную кормежку. В общем, день начался удачно.
Корабль отплывал после полудня, и я успел собрать вещи и погулять напоследок по Вилюсе. Вещей оказалось немного. Старую одежду я продал за четверть цены и остался со сменным хитоном и парой сандалий. Правда, было еще оружие: меч, кинжал и, конечно, секира, а также прекрасный митаннийский шлем и моя гордость – кольчужная рубаха старой гиксосской работы. Я купил ее в Сирии шесть лет назад, и с тех пор она не менее дюжины раз спасала мне жизнь. Конечно, это не полное вооружение, но щит и копье достать несложно, а луком я так и не научился пользоваться. Луки в Баб-Или, признаться, оставляют желать лучшего. Говорят, у тех же гиксосов они не хуже кольчуг, но для того, чтобы купить настоящий гиксосский лук, не хватит и моего годового жалованья, даже если перевести его в серебро.
Я пришел вовремя, а Гелен чуть не опоздал, чем изрядно разозлил толстяка-корабельщика. Когда он наконец появился и «Рея» под ругань на нескольких понятных и непонятных мне языках отчалила, выяснилось, что сын базилея приносил жертву в храме Ма, что в самом центре здешней цитадели, а также вопрошал прорицателя. С жертвой (кажется, он не пожалел целого теленка) задержки не было, а вот прорицателя пришлось поискать. Ответ его (стоивший еще одного теленка) изрядно заинтриговал моего нового знакомого, и он, не выдержав, поделился им со мною. Оказывается, сыну базилея пообещали нечто вроде следующего:
«То, что задумал Гелен, – все исполнится, но не Геленом».
Я бы тоже, признаться, задумался. Однако, зная эти прорицалища, особенно в таких паскудных местах, как Вилюса, поспешил успокоить своего спутника, напомнив, что боги (а также прорицатели) чаще всего предпочитают не брать на себя ответственность и выражаются крайне туманно. В целом же ответ не из самых худших: то, за чем Гелен возвращается домой, будет выполнено, причем самому ему особо трудиться не придется.
…Конечно, пророчество можно толковать и по-иному, но этого говорить, конечно же, не стоило.
Сам я не спрашивал совета, не отдавал телят на съедение прорицателям и даже не заглянул ни в один здешний храм. Наверное, местные боги здорово на меня рассердились.
Впрочем, на богов у меня своя точка зрения.
Пока «Рея», подгоняемая порывами холодного осеннего ветра, скользила по серой глади моря, отчего-то названного Лиловым, я не спеша обдумывал то, что случилось за последние сутки. Все вышло даже лучше, чем я надеялся. Но кое-что беспокоило. И прежде всего – сам Гелен.
Семья басилея бежала за море, что для жителей Ахиявы, не привыкших путешествовать, почти край света. Теперь же Гелен спешит домой. А куда ему, интересно, спешить? Ифимедей на троне и помирать вроде не собирается. Разве что Гелену позволили вернуться, но в этом случае любой разумный человек не станет рваться прямо в Микасу. Лучше пожить в той же Аргусе, присмотреться, завязать новые знакомства, возобновить старые. А между тем Гелен спешил и, кажется, очень боялся опоздать.
Далее – еще интереснее. Его семья жила бедно, но совсем недавно у Гелена появились средства – и немалые. За проезд он выложил не серебро, а золото, одежда на нем была вся новая и очень богатая. Связь между внезапным желанием вернуться в Микасу и столь же внезапным богатством казалась настолько очевидной, что не требовала особых доказательств.