Полоса невезения - Каплан Виталий Маркович. Страница 16

Странное дело, Кузьмич говорил заскорузлые банальности, но речь его между тем звучала неким откровением. Может, дело не в словах, а во мне? Или в какой-то непонятной атмосфере, невидимо обволакивающей кабинет?

- Итак, естественной кажется мысль объединиться. - Кузьмич, похоже, перешел к самому интересному. - Объединиться не ради слов, не чтобы петь красивые песни или обсуждать добрые книжки. Объединяться надо для дел, реальных, конкретных дел. Пьяные родители истязают ребенка. И никто, ни соседи, ни милиция, ни школа не вмешивается. Вмешаемся мы. Деловые ребята продают школьникам наркоту. Все видят, все молчат, никто ничего не сделает. А мы - сделаем. И так сделаем, что напрочь отобьем охоту у деловых ребят этим заниматься. Или, допустим, не хватает денег на закупку оборудования для детского онкологического центра. Зато рядом строится казино. И все возмущаются, и никто ничего не может. А мы - можем. Мы переставим местами не слова, а деньги.

- И хозяева казино не будут возражать? - механически брякнул я в пространство. Хотя кто меня за язык дергал?

Однако распалившийся Кузьмич явно обрадовался моим словам. Он аж привстал в кресле, точно всадник в стременах, и в лысине его отразилась апельсиново-яркая люстра. Торжествующе воздев тонкий палец, Хранитель ликующе рассмеялся.

- Вот! Вот она, суть! Главное - задать правильный вопрос. Константин Антонович, отвечаю. Не будут возражать крутые пальцевёрты, ох как не будут. Напротив, приползут на брюхе с чековыми книжками в зубах. А мы еще подумаем, что с ними делать. Потому что у нас сила. - Слово это Кузьмич протянул медленно, со вкусом. - У нас Сила, и они, те, кто поумнее, давно уже с нами считаются. Понимают, что обижать детей стало небезопасно.

- А кто поглупее? - вновь зачем-то выскочил я. На сей раз прыснул Женя.

- А тех, кто поглупее, Костян, - выдавил он сквозь распиравший его смех, - находят в разных местах. Кого в канаве, кого на собственном ложе. И, что характерно, очень молчаливых. И с гитарной струной вместо галстука. Хотя таких кретинов уже не много. Деловые, они же только в анекдотах пальцами крутят. А по жизни мигом просекают фишку...

- Но! - вновь воздел все тот же палец Кузьмич. - Вы спросите: а откуда же берется сила? Ведь мало объединиться. Ну что могут сделать несколько хилых очкастых интеллигентов с дряблыми мышцами и тощими бумажниками? По инстанциям бегать, чинушам что-то доказывать? Морду садисту-воспитателю набить? Так еще кто кому набьет... Не-е-е, объединиться мало! Надо еще кое-чем обладать. Не деньгами, не стволами, не связями - все это придет потом, это вторично. Нужно главное. Нужно вслушаться в себя, найти в себе Музыку, научиться жить согласно неслышимой мелодии, надо войти в резонанс с Высокой Изначальной Струной. И тогда уже не мы делаем - она, Струна, творит через нас свою волю, а воля ее - добро и свет.

Я едва удержался, чтоб не присвистнуть... Мгновенный переход от ясной, вменяемой речи к мистическому бреду! Явная клиника... Правда, не походил Кузьмич на свихнувшегося фанатика, а еще меньше походил на него Женя. Да и раньше звучали такие фразочки - милосердие Высокой Струны, справедливость Высокой Струны, воля Высокой Струны... Всякие там Тональности, Резонансы, Вибрации... Неужели здесь что-то большее, чем просто поэтическая атрибутика?

- Так вот, - продолжал Кузьмич, - Высокая Струна прозвенела в нас - и дала нам часть своей силы. И дает, но лишь когда мы, отрешившись от всей грязи и бессмыслицы этого мира, творим добро, творим дела милосердия...

Гм... Расплывающиеся кляксы на лунном поле, посвист девятиграммовых птичек... Нечто, попавшее под луч фонаря, похожее на футбольный мяч, но не бывает у мячей волос, и железных зубов не бывает, и снег под ними не становится бурым...

- Мы не стремимся к власти, - каким-то даже скучным тоном сообщил Аркадий Кузьмич, - не рвемся на политический Олимп. Зачем нам это? Утверждение, будто сменой режима можно улучшишь людскую жизнь - это ложь, и опасная ложь. Пытаясь взять власть, мы породили бы лишь очередную кровавую смуту, в которой всем придется плохо, но в первую очередь - детям. Пойдя по такому революционному пути, мы разорвали бы в себе незримые нити, соединяющие нас с Высокой Струной. Да, не стану скрывать, были среди нас горячие головы, ищущие легких решений, опьяненные первыми успехами. Но Главному Хранителю хватило мудрости вовремя остановить нетерпеливых. У нас есть свое дело, и мы его будем делать при любой власти, при любом режиме. И еще - власть составляют люди. А с людьми, как бы высоко они ни сидели, "Струна" чаще всего договорится. Не враги же они самим себе... К тому же многие из них, людей власти, вполне способны проникнуться нашими идеями, посильно содействовать нам. Собственно, и официальная наша вывеска, "Федеральный фонд", создана при помощи некоторых вменяемых господ-парламентариев. Или взять тот же пример с казино - зачем применять высокие и тайные пути, когда можно сделать пару телефонных звонков?

Я слушал, моргал и время от времени кивал головой. Что мне еще оставалось? Как иначе скрыл бы я страх - а мне сейчас и впрямь было страшно. В этом уютном кабинете с развешанными гитарами и скрипками, с говорливым Кузьмичом мне было куда страшнее, чем тогда, в пронизанном напряженной тишиной Мраморном зале. И даже страшнее, чем на лунном поле. С каждым словом Хранителя страх сгущался, цепкими коготками щекотал горло, отдавался в ушах едва слышным звоном.

Да, сейчас я был в безопасности, никто не грозил мне, напротив, нечеловеческая сила, о которой соловьем разливался Кузьмич, явно собиралась взять меня под свое крыло. Только вот стоит ли совать туда голову? В Мраморном зале я понимал, что дело идет к смертному приговору. Сейчас, похоже, дело идет к чему-то пострашнее. Впрочем, уже поздно выбирать, развилка осталась позади. На лунном поле, на залитой тьмой стройплощадке, на заснеженной насыпи...

- И потому вы, Константин Антонович, соприкоснувшись с нашей жизнью, узнав правду о Высокой Струне, о нашем деле, должны сейчас решить - с нами ли вы. Войдете ли вы в резонанс со Струной, предпочтете ли тусклую обыденную жизнь. Реализуйте же вашу свободу, скажите слово, которое станет завершающей точкой.