Юг там, где солнце - Каплан Виталий Маркович. Страница 4

— Постой, это какая же баба? — встрял в мой монолог Сёма. — Сонька, небось?

— Ага, Софья Ивановна, — откликнулся я. — А что, известная личность?

— Это точно, известная. Жмотина ещё та. Она же тут у нас в ларьке сидит, пивом, значит, торгует. Не доливает, стерва… — он скорбно помолчал. — Хозяйственная баба, ничего не скажешь. Муж-то ейный, Санька, тоже мужик деловой был, на лесопилке, значит. В общем, прошлой осенью посадили. Что там стряслось, неясно, может, мало кому дал, или чего… Но с ним просто было, если, скажем, вагонка тебе нужна, или тёс. А сейчас на его месте Никитин сидит, старый козёл. С ним попробуй договорись. Идейный потому что. Вот. А как Саньку-то упекли, Ивановна совсем взбеленилась, на каждую копейку кидается как мышь на колбасу. Ну, оно конечно, двое детей, школу кончают, и все дела. А что у ней не остался, правильно. Она бы тебя как липку… Без рубля бы к тётке своей поехал.

— Ладно, Сёма, кончай базарить, — вмешался Никитич. — Про Соньку уже обрыдло. Мы вот сейчас лучше разольём. Между первой и второй перерывчик небольшой.

Вздрогнули мы и по второй.

— Эх, хорошо пошла отрава, — восхитился Никитич. — Уважаю. А ты, Лёха, чего сало не берёшь? — хлопнул он меня по плечу. — Сало есть лучшая закусь, что человечество изобрело. Его только маланцы не едят, да ещё татары. А наш, русский человек…

Я, само собой, вспомнил Гоголя. Пан Данила, о коем Никитич, по всей вероятности, не читал, говаривал почти слово в слово то же самое. Своему тестю-колдуну.

Ну, чтобы не уподобиться иноверцам, сало я попробовал. В общем, как в анекдоте — сало оно и есть сало. Не люблю. С детства меня от него тошнит. Не знаю уж, какие тут инстинктырефлексы, но не люблю. К тому же — пятница. День постный. Ну да грех невелик… И пару ломтей, дабы не обидить Никитича, я сжевал.

— Ты, Лёха, не боись, ночлег мы тебе организуем, — обнадёжил меня Никитич. — Для хорошего человека ничего не жалко. Сам-то кем будешь? — полюбопытствовал он.

— Это ты, Никитич, в смысле работы?

Всё развивалось правильно. Можно было уже переходить на «ты».

— Радиомонтажник я, на заводе «Маяк». Приёмники лепим. Раньше, до Возмездия, телевизоры выпускали, видюхи опять же. Но это, само собой, до меня ещё было. Теперь у нас продукция духовно выдержанная, — усмехнулся я. — Принимает только УКВ на трёх каналах, и довольно.

— А как насчёт семьи? — Никитич продолжал дознание.

Я замялся.

— Ну, женат в общем…

— Это дело хорошее, — кивнул он. — Баба-то сама как, ничего?

— Да вроде бы всё путём. — пожал я плечами.

— И давно ли с холостой жизнью распрощался?

— Уже пятый год как повенчаны, — не спеша протянул я, уставившись в темнеющее понемногу небо. — Да и раньше гуляли, она же, Ленка, сама с «Маяка», в соседнем цехе работала. Так что повенчались мы, всё как у людей, приходской совет квартиру нам выделил, и недорого получилось, рассрочка на десять лет. Сам-то я раньше в общаге кантовался, а у Ленки хоть и двухкомнатная, так ведь там пятеро прописаны, да и со стариками её куковать всё же не с руки. Так что вот вышла у нас счастливая жизнь. Вкалывали оба, деньги у нас на «Маяке» не скажу, чтобы зашибенные, но на жизнь хватает, мебелью всякой обзавелись, я уже и насчёт машины подумывал.

— А раз уж такая благодать, — прищурился Никитич, — чего кольца не носишь?

Да, Фёдор Никитич глазаст, ничего не скажешь. Два стакана принял, а даже такую мелочь углядел. Ну что ж, легенда у меня на сей случай имеется.

— Тут, мужики, такие дела, — я откашлялся и продолжал: — Беда у нас прошлой осенью случилась. Сынишка пропал. Ну, и Ленка моя вроде как сдвинулась. Вбила себе в голову, что раз не уберегли сынишку, то как бы уже и не муж с женой. Кольцо своё в шкатулку убрала и меня заставила. Ну я что, заводиться тут буду? Раз она в таком состоянии.

— А что с ребёнком-то стряслось? — тихо спросил Никитич, пододвинувшись поближе.

— Украли его у нас, — глухо отозвался я, опустив взгляд. Словно меня ужасно интересовала пыльная трава. — Какая-то мразь со двора увела.

Кто-то из мужиков, не то Сёма, не то Мишаня, я даже и не понял, озадаченно присвистнул.

— Ни хрена себе, — только и нашёлся что сказать Никитич. — Да как же это вышло?

— Да вот так и получилось, — я сглотнул и продолжал: — Лучше уж по порядку всё расскажу, так легче. Ну вот, значит, мы с Ленкой в положенный срок сына заделали, Саньку. Тоже, в общем, особых проблем не было, здоровым рос, хотя, конечно, крутиться приходилось. Но тут уж тёща подмогла. Каждый день с утра приезжала, сидела с ним допоздна. В детсад не отдавали, Анна Матвеевна, тёща то бишь, на пенсии, а в саду, известное дело, и простудят, и не уследят… Тупые мы с Ленкой были, одно слово. Осенью прошлой, в сентябре, всё, значит, и случилось. Я, понятно, на работе, а у Ленки отгул, она мать отпустила, сама, говорит, за Санькой присмотрю. И затеяла она генеральную уборку. Мы в субботу день рождения мой собирались отмечать, друзей позвали. Так ей же обязательно всю квартиру надо вылизать, себя хорошей хозяйкой показать. Ну вот, Саньку она, значит, во двор выпихнула, в песочницу, велела не выходить никуда, пока сама за ним не спустится. Саньке-то четыре года исполнилось, сознательный уже пацан, жена особо и не дёргалась. Ну, одним словом, к обеду она во двор выходит, а ребёнка нигде нет. Ни в песочнице, ни на горке, ни возле мусорных баков, пацанва туда лазить пристрастилась, Ленка думала, может, и наш туда же. Ну, обегала она всю округу — без толку. Точно сквозь землю провалился. Потом уже, ближе к вечеру, как я с работы пришёл, догадалась соседских детишек поспрошать, не видел ли кто. Вот, и девчонка Коростылёвых, это соседи с третьего этажа, говорит — Саньку вашего какой-то дядя забрал. Как так забрал? А очень просто, отвечает. Конфету шоколадную дал и за руку увёл. А Санька что? — спрашиваем. — А он пошёл, без нытья, весело так. Что за дядя? — выясняем. А дядя как дядя, высокий, в чёрном пальто. Балда… Десять лет девке, могла бы и сообразить, дурочка. Хоть бы к Ленке сбегала…

— Да-а, дела, — сокрушённо выдохнул Никитич, а Сёма так просто многоэтажно высказался.

— А что полиция? — спросил застывший точно столб Мишаня. — Неужто не помогли?

— Да в полицию-то мы первым делом помчались, — горько усмехнулся я, — а толку что? Заявление у нас, конечно, приняли, и следователь с нами беседовал, а результатов никаких. Вот уже год прошёл. Ищем, отвечают. Может, говорят, маньяк, а может, эти, сатанисты, для жертвы.

— Ну ё-моё… — только и нашёлся что пробубнить Сёма.

— Вот, — кивнул я, — Ленка тогда и слегла, и с головой у неё что-то повредилось. В общем, решила, пока сына не найдём, мы вроде бы и не муж с женой. Ну что с больной бабы-то взять? А главное, сына-то нет. Понимаете, мужики, проснёшься вот так ночью, вспомнишь всё — и сдавит тебя, прямо выть хочется. Ну, не повоешь ведь в самом деле. Схожу в кухню, водички попью.

И так оно всё тянется, тянется… Иной раз не сдержусь, на Ленку прикрикну — на какого хрена было пацана во двор пускать? Мешал он тебе в квартире? Она реветь.

А если подумать — так я, вроде бы, во всём виноват. Мой же день рождения готовили. Не захоти я это дело устраивать — ничего бы и не было. Приехала бы тёща. Она женщина основательная, ребёнка бы одного не оставила. Вот так, значит.

Я перевёл дыхание. Дальше, по идее, можно было и не продолжать. Достаточно вроде бы для умягчения сердец. Но сказав «а», надо говорить и «б». Потому что реакция на «б» может оказаться весьма занятной. И даже полезной — в узко профессиональном смысле.

— Ну, а с другой стороны, — глухо бормотнул я, — ничего же ещё неизвестно. Трупа мы не видели. Вдруг отыщут? Хотя верится с трудом. Мы кто — мелочь, работяги. Как же, станет начальство ради нас бегать. Известное дело, если бы сановный чей ребенок, в лепёшку бы расшиблись, само Управление бы подключили. А для нашего брата — что при красных, что при плутократах, что сейчас, при Государе… На квартальном этом занюханном десятки нераскрытых дел висят, ему проще в архив списать, чем бегать суетиться. Да и рискованно оно, если и впрямь сатанисты. Отомстить могут. Порчу там наслать, или у него у самого ребятёнка сведут. Люди говорят, бывали случаи.