Мир приключений 1984 г. - Ефимов Е.. Страница 69

Глава 6

В ЛОГОВЕ

23 сентября 1919 года. Решил, наконец, вести дневник. Когда болел, начал записывать все подряд — что ел, как ругался с бабушкой, кто приходил ко мне… Потом вышел на работу — и стало не до записей. А позавчера наступила передышка — два дня был на первой губернской комсомольской конференции. Сидели с утра до самой ночи, но после моих походов — отдых. Сегодня конференция закончилась, пришел домой — все спят. Перечитал прежние записи и подумал: ерунда какая-то. И порвал их. А теперь решил: нехорошо бросать начатое дело на середине. Но теперь буду записывать только самое интересное в своей жизни.

Вот, к примеру, сегодня мы выбрали свой первый Симбирский губ ком комсомола — конечно, важное событие! А еще выбрали делегатов на II Всероссийский съезд Коммунистической молодежи. Я им позавидовал: в Москву ребята отправляются. И решил: тоже поеду туда — учиться, только позже, когда окончательно победит мировой пролетариат. Вот только не знаю еще, кем стать — чекистом или актером…

6 октября 1919 года. Опять давно не писал. Занимался пожаром в манеже, допрашивал задержанных. Ничего толком выяснить не удалось. Сказал Золотухину, что сейчас не время так возиться с контрой: Деникин наступает и надо идти на фронт, а контру — в расход, и крышка!.. Но он закатил мне в ответ такую речь — на целый час. Частично с ним согласился: Никита парень все же головастый, прав. Он считает, что в Симбирске действует такой же подпольный “Национальный центр”, как и в Москве. Там его наши еще в прошлом месяце ликвиднули, но Никита сказал, что нутром чувствует: у этих гадов есть отделения в других городах.

Решили, что я возобновлю свои встречи с Коренастовым. Это я настоял: очень подозрительный тип, хотя Золотухин и считает его мелким спекулянтом.

Позавчера на Казанке был субботник. Из губчека все свободные ходили. Весело было — выгружали из вагонов дрова, расчищали пути и песни пели. А потом поехали в Чуфарово — вытаскивали из-под насыпи разбитые вагоны. Там поезд чапанники еще весной под откос пустили. Хоть и голодные мы были зверски, а работали дружно.

23 октября 1919 года. Вчера многие наши уехали на фронт — воевать с Деникиным. А меня опять не отпустили. Вот не везет: из школы Карла Маркса уже второй набор комсомольцев добровольцами ушел, а мне Лесов не разрешает. Ну, я еще своего добьюсь!

Неделю назад был на Северном Выгоне, у Коренастова. Мрачное место: грязь непролазная и ни одного фонаря. А самогонщиков там, ворья, бандитов, спекулянтов!.. Золотухин велел сопровождение взять, а то кокнут. Но я ему доказал, что это может только попортить дело.

Мы уже разузнали, что Коренастов действительно агент по снабжению Симбгубпроса. Раньше в Самаре в приказчиках у какого-то галантерейщика-купца работал. В городе появился месяцев десять тому назад, купил вместе со своей сожительницей Ковригиной Серафимой Ивановной дом.

Вот Симочка — эта оказалась фруктом. Ее мать содержала публичный дом на Буинской улице, а дочь училась в гимназии, потом несколько лет где-то пребывала. Сейчас ей двадцать восемь и она — известная в городе гадалка. Отбою от желающих попытать свою судьбу у нее нет. “Вот это-то и самое трудное для нас, — сказал мне Никита. — К ним под видом посетителей кто угодно ходить может”. И еще одно здесь интересно. Коренастов сдает вторую половину дома какой-то женской религиозной общине. А Золотухин узнал: две женщины из этой общины жили раньше в доме у Симочкиной мамаши.

Пришел я к Коренастову под вечер. “Ба, говорит, сколько лет, сколько зим! Где ты пропадал?” Объяснил, что болел сыпняком. А потом я вытащил из карманов две бутылки самогона, и он заявил, что я парень хороший, сразу ему понравился, еще на пароходе. Позвал свою “сестрицу”…

Коренастов ничего такого, как на пароходе, не говорил, больше молчал. А Симочка все предлагала мне погадать, а то начинала говорить, какой я симпатичный парень. Она гитару притащила, песни пели. Потом вдруг кто-то постучался. Коренастов ушел открывать, а “сестрица” — она совсем опьянела — и говорит: “Ты мне нравишься. Приходи, когда брата не будет. Он недели через две на целый месяц собирается уехать”. Только успела сказать, как хозяин ввел трех парней.

Я взглянул и обомлел: двое незнакомые, а третий — Вадим Борчунов. “Ну, — думаю, — все. Пропал!” Он же за Зою меня теперь ненавидит. Так что вполне может продать, хоть и комсомолец. Пощупал я для успокоения в кармане браунинг, встал и как ни в чем не бывало: “Здравствуйте, меня зовут Андрей”, а сам покачиваюсь — вроде пьяный.

Вадим только глянул на меня и так сквозь зубы: “Мы, кажется, знакомы”. А я ему: “Ну, конечно. Вы же Зои Сазоновой жених!” Он сразу покраснел, посмотрел на Симочку. Та встала и говорит: “Я сейчас, мальчики, за дамами на другую половину сбегаю”. Вадим улыбнулся: “Давайте ради встречи выпьем” — и вытаскивает из кармана бутылку…

Потом девушки пришли. Даже Коренастов разошелся — плясать стал. И я вдруг понял, что это за община у них такая религиозная — обычный притон. Так и доложил Золотухину и Лесову и еще сказал, что немедленно надо облаву устроить — прикончить это гнездо. А они мне: “Коренастов уедет. Надо пойти туда и попытаться разузнать все получше, а не пробавляться догадками”. Такие дела…

В последнее время Борчунов зачастил к Симочке. Даже Коренастов, обычно встречавший его радушно, начал коситься. Но Вадима неудержимо влекло в этот дом. Началось это месяца три тому назад, после того как Андрей Ромашов спас Зою Сазонову на Волге. Вадим быстро почувствовал, как изменилось к нему отношение девушки. Нет, он вовсе не любил ее до потери памяти — просто она ему нравилась, как и другие хорошенькие девушки. Но он считал, что ему уже пора как-то устраиваться в жизни, приобретать себе положение. А у Зонного отца — прекрасный особняк, сам он — известный врач и, конечно же, по убеждению Вадима, имеет где-то надежно припрятанный капиталец. Ну чем не партия! В этом взгляде утвердил Вадима и его отец — бывший самарский купец, ловко разыгравший еще перед войной банкротство и наживший таким образом немалые деньги. Их семья тогда переехала в Симбирск, где отец купил каменный дом.

Когда Вадиму показалось, что невеста разлюбила его, он решил выяснить свои сомнения у известной в городе гадалки. Симочке очень понравился высокий красавец. Правда, молод, но какое это имеет значение! И знаменитая хиромантка чуть ли не два часа гадала парню… Коренастов, войдя в комнату, быстро оценил положение. Вадима тут же пригласили к столу, напоили, познакомили с девушками из общины. Так он стал ходить на Северный Выгон. И Симочка, особенно когда не бывало “брата”, не обделяла его вниманием. Парень в наплыве чувств как-то обещал даже жениться на ней. Вот почему он так смутился, когда Андрей сказал, что знает его как жениха Зои.

Но сегодня за столом не было ни Симочки, ни девушек, встретил его один Коренастов.

— Пошли в церковь, — коротко объяснил он. — А ты, я вижу, расстроен чем-то? Давай-ка тяпнем для хорошего настроения. — Филипп Антонович поставил на стол бутыль самогона и миску квашеной капусты.

Они молча выпили.

— Эх, парень, до чего тебя бабочки довели, — продолжил хозяин. — Вон даже с лица спал. На Зое Сазоновой собираешься жениться? Собираешься — я знаю. И моей сестрице тоже ведь предложение сделал. А она, дуреха, и растаяла вся. Не подумает даже, что старше тебя почти на десять лет. И Женьке рыженькой из общины нашей предлагаешь жениться…

— А это вы откуда знаете? — встрепенулся Вадим.

— Да вот фотография твоя, голубчик, ей даренная. Что на обороте писано? Читай! Не хочешь? То-то же…

— Да что вы, Филипп Антонович! Это просто так… И Симочке тоже вот…

— А что, если Зоя узнает?

— Не узнает. К тому же… К тому же она и так меня бросать собралась. К этому суслику белобрысому из ЧК переметнулась…

— К кому, к кому? — Коренастов наполнил опустевшие стаканчики.