НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 15 - Валентинов Иван. Страница 12

Впереди было тридцать с лишним километров трудного пути — по лесам и оврагам. Там — главная база. Там радиостанция. Там огромная поляна, на которую садятся самолеты, прилетающие с «Большой земли». Там партизанский госпиталь, где сложную операцию не сделают, но первую помощь окажут. А потом, по воздуху — в полевой госпиталь, а может, и в Москву…

Но еще надо дойти, донести комиссара. Ксения держится молодцом, только побледнела от потери крови. Сама сделала Зимогорову перевязку. Шли весь день, а отшагали только половину пути. Трудно пробираться по чащобам, без дорог. Обессилели. Надо было передохнуть, но как поступить с комиссаром? Ему становилось все хуже. Он уже был без сознания. И все-таки приходилось сделать привал до рассвета…

…Зимогоров умирал. Запали виски, кожа на лице, на руках пожелтела. После отдыха шли быстро, часто менялись у носилок. Но до главной базы еще оставалось километров десять — три, а то и четыре часа пути.

Партизаны миновали один овраг, спустились по крутому склону в другой. Солнце поднималось, лучи его проникали сквозь негустую еще листву. Егоров глянул влево, и у него перехватило дыхание: в зелени сверкнула и исчезла алая полоска. Алексей шагнул в сторону, вгляделся. Да, узкий треугольник, словно язык пламени, поднимался вверх по откосу. В два прыжка Егоров добрался до цели: так и есть, голубая струйка стекает на дно оврага…

— Стой, стой! Остановитесь же…

— Ну, чего там еще? Спешить надо, каждая минута может Зимогорову жизни стоить…

— Никуда не надо идти. Теперь он — спасен…

— Как это «спасен»? Кто его вылечит?

— Я вылечу. Вернее — голубая вода.

— Какая еще вода? Ты что, рехнулся? Пошли, ребята!

— Стойте! Поворачивайте с носилками сюда. Я ручаюсь — Зимогоров будет жить.

В голосе Егорова была такая сила, такая непреклонная воля, что носилки качнулись и повернули к источнику. Партизаны остановились у алого треугольника.

— Вот это, что ли? Вроде попа, выходит, станешь действовать? Побрызгаешь святой водичкой — и все хвори долой? Ты это брось. Егоров, Не до шуток…

— А может, и правда — целебная вода? Он ведь ученый человек, Егоров-то…

И тут Алексея осенило. Он попросил Ксению снять повязку с плеча, показать рану товарищам.

— Видите? А сейчас останутся только рубцы. Тогда поверите? Как думаете, стану рисковать здоровьем и жизнью жены? Ну, тогда отвернитесь, ей же раздеться придется…

Ксения сняла гимнастерку, стянула через голову рубаху — мужскую, солдатскую: Егоров зачерпнул голубой воды, смочил раны. Ксения тихонько ахнула. На краю круглого отверстия на сливочно-нежной коже вскипели пузырьки.

— Больно?

— Немного… щиплет, но терпеть можно.

Рана на глазах начала затягиваться. Узкое входное отверстие. А выходное — широкое — осталось почти прежним. Тогда Егоров велел Ксении лечь набок у глубокой выемки, куда сбегала голубая вода, и погрузить в теплую влагу раненую руку. Он видел, как золотые змейки оплетают белое тело. Прошло несколько минут. Алексей напряженно вглядывался и видел, что ран уже нет. Но он продержал жену в целительной ванне еще некоторое время. Потом Ксения поднялась, глянула на свое плечо и васильковые ее глаза стали совершенно круглыми.

— Все… Ты победил, Алеша…

Ксения натянула рубашку, подвернула рукав. Ксению окружили, рассматривали свежие шрамы, кто-то, не поверив глазам, потрогал осторожно. На него прикрикнули. И сразу же стали раздевать комиссара. Спешили, толкались. В восемь рук подняли Зимогорова, положили в воду. Он дышал трудно, с хрипом. Кто-то сказал: «А осколок-то у него там… в животе… разве можно оставить?» И Егоров подумал, что это в самом деле может помешать действию голубой воды. Прошло полчаса. Желтизна с лица комиссара сошла, синие прежде губы порозовели. Зимогоров застонал. Сознание еще не вернулось к нему, но он что-то произнес в забытье. Артамонов нагнулся, прислушался. «Пить просит…» И тут Егоров понял, что надо делать: он вытащил кружку из вещевого мешка, набрал голубой воды, отпихнул пытавшегося помешать командира, разжал Зимогорову зубы и стал понемногу вливать ему в рот «влагу жизни». Комиссар глотал. Дыхание его было уже ровным, спокойным. Алексей влил в него три кружки и услышал, как Ксения сказала: «Осколок…» Не оборачиваясь, Егоров спросил: «Что? Какой еще осколок?» И услышал в ответ удивительные, необыкновенные слова: «Осколок показался, выходит из раны…» Алексей отшвырнул кружку, повернулся и увидел, что Ксения, погрузив руку в воду, что-то делает — очень трудное. Спина и даже затылок у нее были напряжены. Вот она выпрямилась, в пальцах у нее корявый плоский кусок металла величиной с пятак…

Зимогоров вскоре пришел в себя. Все видели, да и сам он чувствовал, что опасность миновала. Но рана никак не хотела закрываться, зарастать. Егоров не знал, можно ли так долго держать больного погруженным в голубую воду. Может быть, со временем это начнет приносить не пользу, а вред. Он так и сказал партизанам. Теперь его слушались беспрекословно. Комиссара вынули из целебной ванны, обсушили, Ксения наложила повязку. Рана была в хорошем состоянии, Зимогорова можно без спешки доставить на главную базу.

Егорова окружили партизаны, смотрели на него с почтительным удивлением: вот был человек, как все, а теперь вроде другим стал — на две головы выше, каждому приходится снизу вверх на такого глядеть. Вопросы сыпались со всех сторон: «Давно ли открыли такое чудо?» «Сам нашел или от ученых узнал?» «Почему раньше про это не слыхали?» «Что в этой воде целебное, может, неизвестное доселе вещество содержится?» Алексей на одни вопросы отвечал, другие пропускал мимо ушей, потому что долгий разговор требовался, да и в долгом разговоре не выявилась бы истина. Всю истину, пожалуй, и никто еще не знал…

А командир отряда твердо сказал, словно гвоздь забил: «Это, ребята, та самая живая вода, о которой сказки сложены. Видать в сказках правды поболее, чем люди полагают…» Егоров усмехнулся: «Верно… только это не живая вода, а мертвая…» Партизаны возмущенно — обиженно зашумели, название показалось негодным. «Верное название, зря шумите. В сказках «мертвой» называется вода, которая излечивает раны, а «живой» воскрешающая погубленных злодейскими руками. Так что хоть и не очень приятно звучит «мертвая вода», зато правильно… Ну, хватит об этом. Пора в дорогу, а прежде чем мы тронемся, пусть все напьются вдосталь этой воды. Она и усталость снимает, и от болезней лечит, а не только раны заживляет…»

Сапер Полуянов рассудительно сказал: «Давайте с собой захватим этой «мертвой воды», наполним все фляжки. Пригодится ведь она…» Егорову пришлось объяснить, что вне источника голубая вода быстро теряет свои целебные свойства. Партизаны удивились: «Вот она какая… строгая. Нипочем не хочет от родной земли отрываться…» Через несколько дней Зимогоров и еще трое тяжело раненных партизан улетали на «Большую землю».

Прощаясь, комиссар тихонько сказал Егорову: «Я тебе, Алексей, жизнью обязан… Да, да — точно. Подлечусь и расскажу кому следует обо всем: о находке твоей, чтоб ученые, не откладывая, начали разведывать по всей стране источники «мертвой воды»… А еще о том, что с тобой приключилось в тридцатом году, как ты билета партийного лишился, не по своей вине и кто таков на самом деле тот гад, который под твоим именем существовал…» Лишь через несколько лет Алексей узнал, что самолет не долетел до цели. Его сбил «Мессершмитт». Экипаж и раненые партизаны погибли…

Егоров хотел было отпроситься у командования, чтобы отметить место, где находится источник «мертвой воды». Но Ксения остановила его. «Я сделала на деревьях затесы треугольником. По ним найти легко. И вот еще…» Она протянула Алексею копию крупномасштабной карты, на которой был отмечен красным квадратом памятный овраг. Егоров посмотрел на жену с удивлением: он не мог припомнить, когда она снимала копию, вроде бы они и не расставались. Разве что на рассвете… В это время (пока Алексей досматривал сны) Сеня обычно стирала. Значит, выкроила время и на карту…