НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 36 - Булычев Кир. Страница 28

— Нет. В этом как раз закавыка, о которой я вообще думать не хочу, ум за разум заходит, честное слово. Объект, видишь ли, исчезает в настоящем и сливается с самим собой в прошлом. Удвоения не происходит. А при обратном ходе — объект снова возникает здесь, не нарушая структуры прошлого.

— И ты мог бы вернуть меня на тридцать лет назад?!

— Если ты не возражаешь.

Евгения Егоровна рассмеялась счастливо:

— Я не возражаю, Андрей. Я нисколечко не возражаю.

— Но учти, что сначала нужно уладить все на месте, то есть в сегодняшнем дне.

— Тебе могут не разрешить?

— Нет, я о другом. Ты ведь не можешь исчезнуть со службы без объяснений? Значит, тебе надо уволиться, я оформлю тебя к нам в институт. Боюсь только, что зарплата…

— Какая зарплата, Андрей, о чем ты? Я же уйду в прошлое!

Андрей Федорович потер ладонью подбородок, промычал что-то неопределенно, помялся, но все-таки решился сказать:

— Видишь ли, Женя, все, кого мы отправляли в прошлое, очень быстро возвращались обратно.

— Почему?

— Предпочитали настоящее, — коротко ответил Андрей Федорович.

— Я не предпочту, — заверила его Евгения Егоровна.

— Ну хорошо, примем как рабочую гипотезу. Дальше — сложности адаптации в прошлом. Ты вернешься туда, вооруженная опытом пятидесяти двух лет жизни. Тебе будет трудно общаться с родными…

— Я детдомовская, Андрей, ты забыл?

— Прости… в самом деле забыл. Значит, с этим все в порядке, хотя, конечно, какой это порядок, если нет родных?… Ну, остальное мелочи. Инструкции — непосредственно перед переброской. Так что дело за тобой.

— За мной дело не встанет.

…Евгения Егоровна в смутно-обобщенном состоянии дорабатывала последние дни в статистическом бюро. Она и прежде плохо видела настоящее, а теперь уже окончательно погрузилась в прошлое — то самое, вернуться в которое в самом буквальном смысле предстояло ей вскоре. Недоуменные вопросы сотрудников («С чего это вы, Евгения Егоровна, решили уволиться? Тридцать лет на одном месте, и вдруг срываться неведомо куда?»), уговоры начальства — все проходило мимо, не задевая сознания. Скорей бы, поскорее…

Но вот, крепко прижимая к себе сумочку с трудовой книжкой, Евгения Егоровна вошла в двери Института времени. Андрей Федорович встретил ее у турникета, протянул заготовленный пропуск — и Евгения Егоровна пошла по запутанным коридорам, узеньким крутым лестницам старого здания — навстречу упущенным возможностям. Ей казалось, что в прошлое она ринется прямо сейчас, сию минуту, оно может возникнуть за любым поворотом полутемных коридоров. Но Андрей Федорович сначала привел ее в свой кабинет.

— Формальности, Женечка, прежде всего формальности, — объяснил он. — Вот тебе бумага, пиши заявление о приеме на работу. К сожалению, всех, кто хочет удрать из настоящего, мы оформляем всего-навсего лаборантами…

— Андрей!..

— Ладно, не буду. И — анкета, как полагается. Справку из поликлиники не забыла?

— Не забыла.

Заполнив графы анкеты, Евгения Егоровна протянула лист Андрею Федоровичу и принялась писать заявление. Андрей Федорович, бегло просмотрев написанное, перевел взгляд на одноклассницу, произнес тихо, вслушиваясь:

— Ев-ге-ния Е-го-ровна…

Гремящее сочетание звуков имени заставляло искать выражения внешнего соответствия громыхающему наименованию. Но — перед ним сидела женщина с мягкими и в то же время строгими чертами, с пышной прической, немного усталая… Сухие тонкие пальцы, без колец, с коротко остриженными ногтями, нервно крутили авторучку. А уж что творилось в ее серых глазах…

Андрей Федорович выдвинул ящик стола и достал небольшой изящный медальон из серебристого металла, на тонкой цепочке.

— Это ты должна надеть. Когда… то есть я хотел сказать, если надумаешь вернуться, открой — там внутри рычажок. Передвинешь, и все.

Евгения Егоровна молча взяла медальон.

— Ну, теперь вычисляй день, в который хочешь попасть.

— День?

Евгения Егоровна задумалась надолго. Она — совершенно неожиданно для себя — обнаружила, что не помнит, когда Игорь Антонович появился в их отделе. То есть она прекрасно, разумеется, помнит год, но не только день, а даже месяц выпал из памяти. Кажется, тогда была весна? Нет, осень… Сохранилось и жило все эти годы только ощущение бесконечной радости — и в то же время муки, охватившее все ее существо. Все-таки это была осень. Да, конечно, она уверена в этом. Осень. И даже поздняя.

— Конец октября, — сказала Евгения Егоровна. — После двадцатого числа.

…Большой зал в подвальном этаже, заставленный аппаратурой, перепутанный проводами, подмигивающий цветными лампочками… Неудобное кресло, похожее на зубоврачебное… Евгения Егоровна не пыталась всматриваться в окружающее, она вся устремилась к своей несбывшейся однажды надежде. Что-то говорил Андрей Федорович, о чем-то ее спрашивали тени в голубых халатах — она отвечала, не задумываясь, не анализируя… И вот…

Пережив ощущение краткого, но в то же время мучительно длящегося полета, Евгения Егоровна осознала себя стоящей на темной вечерней улице. Она осмотрелась. Так… это недалеко от ее прежнего дома. Похоже, сейчас она должна вернуться с работы — в тесную шумную коммуналку, в маленькую комнатку, в которой провела всю свою молодость, одна, почти не имея друзей, незамечаемая соседями… Вздохнув, Евгения Егоровна достала из сумочки зеркало, взглянула — ну вот, ей снова двадцать три. И она решительно зашагала навстречу давно известному неведомому.

Фонарь торчал на повороте улицы мутно светящейся мишенью, и Евгения Егоровна вспомнила, как она останавливалась под этим фонарем, прежде чем свернуть в узкий переулок, в конце которого, закрывая собой тупик, стоял ее дом. Прошлое оказалось своим, узнаваемым, и в то же время странно чужим. Что-то изменилось. Что-то оказалось не таким, каким сохранилось в памяти. Что? Евгения Егоровна не могла понять. И не хотела. Она просто шла домой.

Помедлив мгновение, Евгения Егоровна вошла в темноватый подъезд. Узкая лестница, крутые ступени… шарахнулась из-под ног кошка, задремавшая на площадке. Вот и пришла. Пятый этаж. Обшарпанная дверь, увешанная гроздьями звонков и табличек. Евгения Егоровна нашла свою — «Е. Минаева». И кнопка звонка — зеленая. Сунула руку в карман пальто — ключи на месте. «Как-то все это… не по-настоящему», — промелькнуло в мыслях.

Войдя в комнату, Евгения Егоровна не сразу сняла пальто — сначала она подошла к окну, выглянула на улицу. Все тот же квадратный двор-колодец, все те же освещенные окна напротив. Скорее бы пришло завтра. Евгения Егоровна усмехнулась. Завтра — тридцать лет назад. Забавно…

Задолго до начала рабочего дня Евгения Егоровна уже шла по улице, всматриваясь в силуэты домов, размытые утренним туманом. Ей не хотелось забираться в тесноту троллейбуса, хотя пешком до бюро идти было больше часа. Но Евгения Егоровна чувствовала необходимость этой прогулки. Привыкнуть… к себе самой, к городу, который тоже стал моложе на тридцать лет, к черным деревьям с остатками коричневых листьев… к воздуху молодости…

Войдя в комнату, где располагался их отдел, Евгения Егоровна обнаружила, что ошиблась датой. Игорь Антонович, новый руководитель отдела, сидел за своим столом; и Евгения Егоровна только теперь вспомнила, что он пришел в бюро не осенью, а ранней весной. «Ничего, — подумала Евгения Егоровна, — это совсем неважно». Важно было другое — едва лишь она увидела его смуглое лицо, крепкую ладную фигуру, как вновь ощутила себя той влюбленной девчонкой, для которой каждое слово, каждый жест любимого полны загадки и радости…

— Доброе утро, Женечка, — кивнул ей Игорь Антонович.

Евгения Егоровна вздрогнула. «Ах, да, — тут же сообразила она, — до отчества я еще не доросла. Н-да, придется и к этому привыкать заново…»

— Здравствуйте, Игорь Антонович, — ответила она.