Фантастика 1986 - Непомнящий Тихон Алексеевич. Страница 20

Заинтригованный, Андрей было протянул руку к толстой синей тетради, но тут же вздрогнул от перезвона часов. Батюшки, уже два! Так, считаем — до города ехать тридцать минут на автобусе, потом еще десять минут (он взглянул в Книгу), нет двенадцать минут на метро. А он еще совсем ничего не знает о себе как УЧЕНОМ.

Что же будет, как он успеет за оставшееся время взобраться на Монблан своей научной специальности?!

И тут OH, уже без помощи Книги, вспомнил о своей удивительной способности растягивать время.

Андрей первым вошел в банкетный зал, нахально опередив сияющего Родичева, который вместе с заместителем директора института, седым одутловатым профессором Мухиным, нежно вел под руки слегка упиравшегося Минелли. Остальные гости — участники только что закончившегося семинара — шумной толпой шли, соблюдая определенную дистанцию, позади.

Пока распорядитель вместе с Родичевым приглашал всех за стол (на каждом стуле предусмотрительно были разложены картонные карточки с именами, написанными от руки изящным старообразным почерком с завитушками), Андрей уже усаживался на приглянувшемся ему месте — на самом конце стола — отростка, уходящего от основного стола в уютную полутемь. Место было как по заказу для настроения Андрея — даже не «балконом пятого яруса», а просто «неудобным», за колонной. Такие места на банкетах обычно предназначаются дальним родственникам из числа наезжающих в Москву (чтобы больше не наезжали), или горемыкам-аспирантам, сделавшим большую часть черновой работы за диссертанта — чтобы знали свое место и помалкивали.

Усевшись на мягком, чуть скрипучем стуле, он ради любопытства пробежал глазами по белому плотному квадрату и не удивился, увидев на нем свою фамилию. Что ж, усмехнулся он, по Сеньке и шапка. Могли и вообще не пригласить…

Воспользовавшись несколькими минутами замешательства в зале (каждый, как обычно, посчитал, что его посадили не там и не с тем), Андрей закрыл глаза и мысленно попытался восстановить весь ход дискуссии, возникшей на семинаре после его доклада. Вот он, раскрасневшийся от духоты, подчеркивает на доске огрызком мела последнюю формулу гамильтониана, вытирает чуть дрожащие руки носовым платком и, стараясь не смотреть в зал, подходит к кафедре: На ней заманчиво блестит стакан с водой, но он сдерживается, хотя во рту пересохло, и вопросительно смотрит направо, на председателя. Профессор Мухин вместе с секретарем семинара еще разглядывает его последние выкладки, на их лицах написано некоторое недоумение. Что ж, Андрей сам виноват — на семинарах такого уровня (да еще в присутствии таких корифеев, как Минелли) не принято лезть в густые математические дебри, а требуется по возможности просто и доступно изложить основные результаты работы, нажимая на их несомненную ценность для практики. А его почему-то повело…

Наконец морщины на лбу Мухина разглаживаются, он что-то со смешком бросает секретарю, сам обращается в зал, невольно смотря на Минелли, севшего по собственной инициативе чуть ли не на последний ряд.

— Ну что ж, любопытно, любопытно… Я полагаю, можно приступить к обсуждению. Кто из уважаемых участников семинара (он снова смотрит на Минелли) желает высказаться?

Андрей берет себя наконец в руки и всматривается в лица участников семинара. Со многими сидящими в зале он работал долгие годы, но Книга познакомила его только с теми, с кем он был сейчас непосредственно связан по своему «самодеятельному творчеству». Родичев, сложив руки на полноватом животике, смотрит на него явно осуждающе и наверняка раскаивается в том, что взял риск на себя и выпустил Андрея после многолетнего перерыва на всеобщее обозрение. На его лице легко было прочесть нечто вроде: «Э-эх, промашка вышла… Все-таки человек немного не в себе после болезни, вот и сорвался. Надо было выпустить какого-нибудь молодого кандидата, тот бы отбарабанил результаты как «отче наш» и ушел целым и невредимым…» А что думают остальные? В зале наберется пять-шесть головастых мужиков, читающих любой математический экспромт с листа, и в зале есть Минелли. Сейчас начнут спрашивать, сейчас…»

— Андрей! — мягко произнес рядом чей-то женский голос. — Ты что, заснул?

Ему очень не хотелось открывать глаза, но Алла со смешком вернула его к действительности. Она сидела рядом, эффектно развернувшись к нему так, что он сразу же был «сражен» — и водопадом ее темно-медных волос, и очаровательным овалом лица…

— Сдаюсь, — рассмеялся Андрей после минутного замешательства (улыбка Аллы сразу же стала значительно теплее).-, Выпускаю белый флаг и встаю на якорь, полагаясь на милость флибустьеров.

— Напрасно полагаешься, — рассмеялась Алла, вручая ему бокал и демонстративно не замечая томительной паузы, возникшей в зале перед первым официальным тостом. — Корабль будет разграблен до основания, все посторонние женщины выброшены за борт на радость акулам, а мужчины уведены в рабство! Хотя бы на сегодняшний вечер…

На них зашикали — Родичев уже поднимался там, в другом конце зала, с фужером в руке и почему-то смотрел в их сторону.

«Ну да, — вспомнил Андрей скупые данные «Индекса имен», — Алла же его бывшая жена. И расстались они сразу же после того, как он, Андрей, попал в катастрофу…» Жаль, он не успел, готовясь к докладу, пролистать толстую синюю тетрадь, посвященную их сложным взаимоотношениям. Столько и так пришлось изучить — вновь изучить! — за какие-то два с лишним часа. Сначала сокращенный университетский курс матанализа, потом ряд специальных курсов: теорию чисел, функциональный анализ, численные методы оптимизации и многое, многое другое… Хорошо, что ему сразу же удалось войти в «медленное время» — на все эти десятки толстых томов он потратил менее часа «обычного» времени… Ну а потом его собственная область — теория дифференциальных игр — оказалась почти необъятной, словно материк: со своими горными хребтами, ущельями, дремучими лесами и непроходимыми болотами. И лишь в двадцать минут пятого он выбрел на свой небольшой огород — оптимизацию смешанных стратегий в дифференциальных играх с неполной информацией. Доклад пришлось дочитывать уже в автобусе…

Родичев между тем, непривычно запинаясь, произнес стандартный тост: мол, семинар удался на славу, много интересных идей… налицо достижения института за последний год… корифеи, как всегда, на высоте, молодежь, так же, как обычно, подает надежды, и так далее. Все это время Алла, не снижая голоса, подтрунивала над Андреем, вызвав некоторое замешательство в чинном зале — впрочем, Мухин и Минелли с другого конца стола смотрели на нее с явным одобрением. Андрей с угрызением совести заметил, что слева от Минелли стул пустовал, и нетрудно было догадаться, кому этот стул предназначался.

— Эх ты, флибустьерка, — вздохнул он, жадно вглядываясь в сияющее лицо Аллы и с нежностью замечая незаметные на первый взгляд отклонения от отпугивающей каждого мужчину идеальной красоты — и редкие веснушки, не скрытые тонким слоем пудры с блестками, и легкую горбинку на изящном носу, и чуть полноватые, неправильной формы губы… Милая, милая…

— Никуда ты не денешься от королевских фрегатов! Подвесит тебя завтра Родичев на рее в нашей лаборатории за явное пренебрежение к высоким особам, особенно иностранного происхождения. Думаешь, тебя там держат как талантливого кандидата наук? Ошибаешься, только в качестве букета, который можно поставить при случае рядом с самыми почетными гостями!

Алла рассмеялась.

— Я и так сижу с самым почетным гостем. Кто сегодня нарушил чинное течение семинара? Я сидела рядом с Минелли и боялась, что старик вот-вот заснет. Но ты его прямо-таки зажег!

— Да… зажег! Хорош был костер — весь доклад сгорел дотла! Мне с завтрашнего дня ничего и не остается, как посыпать голову пеплом. Надолго его хватит!..

Они помолчали, пристально вглядываясь, уже без улыбки, в глаза друг другу. Андрею показалось, что они с Аллой отгородились от всех какой-то невидимой стеной.

— Ну, как живешь, Андрюша? — наконец тихо спросила Алла, бесцельно вертя в руках пустой бокал. — Я не видела тебя почти две недели…