Фантастика 1986 - Непомнящий Тихон Алексеевич. Страница 3

— Спасибо, Павел Николаевич.

— Слушай, брось ты меня величать по отчеству. Нам на поклоны и на распетюкивания нет резона времени терять. Давай мы с тобой будем попроще.

— Хорошо, — улыбнулся Владимирцев. — Попробую.

— Ну и добро, значит, через часок, — Рогатин направился к своей установке.

Владимирцев получил комнату в коммунальной трехкомнатной квартире в доме, который находился рядом с домом Ренаты Георгиевской. Она взяла шефство на устройством жилища Владимирцева: у завхоза института выклянчила старые списанные стол и стулья, тумбочку; купила кастрюльку, кофейник и сковородку.

Рената сказала, что следует устроить новоселье. Владимирцев не сопротивлялся, и в ближайшую пятницу прямо с работы к нему отправились коллеги по сектору, предводительствуемые профессором Димовым. Рената так увлеклась заботой о Владимирцеве, что вела себя уже как хозяйка, и это не осталось незамеченным, даже Димов заметил это и порадовался, что «у ребят все славно складывается». По-соседски Рената стала частенько заходить к Владимирцеву: «Вот картофельных оладьев напекла и дай, думаю, осчастливлю отшельника…» Алеша благодарил, отказывался от забот и был сдержан. Какое-то время Рената решила не обременять его своим вниманием, но и это осталось им незамеченным — он был вежлив, добр, однако никаких попыток изменить отношения с Ренатой не предпринимал.

Проходила неделя за неделей. Владимирцев вновь и вновь углублялся в варианты разработки твердотельных лазеров, даже сделал таблицу — свод получения и применения уже известных, импульсных и непрерывных, но свежего оригинального решения не находил. Много времени поглощали чужие опыты, в проведении которых он помогал, одновременно надеясь: может быть, во время этих работ что-то «по касательной» натолкнет его на свежую мысль.

Забрезжила идея, весьма призрачная, когда Георгиевская добилась как-то генерации при накачке солнечным светом. У нее не получался непрерывный режим, и Владимирцева это заинтересовало. «Какая-то химеричность — накачка солнечным светом…

Это ближе к фантастике, чем к реальности… Хотя Солнце, именно оно привело Дьяконова к истинным открытиям…» И Владимирцев снова и снова вспоминал алтайского ученого, который сделал удивительные открытия, несмотря на то, что не имел для этого подходящих условий. Его точнейшие прогнозы запрашивают из многих краев страны, из-за рубежа… «А я беспомощен». Владимирцев невольно принялся оценивать работы других научных сотрудников, аспирантов, чтобы понять, ня что он сям способен; сомнения в себе его не покидали.

Беседы с Павлом Рогатиным были очень интересными, но «по делу» не привели к желаемым результатам. В Рогатине Владимирцев ощущал недюжинную силу, мысленно назвал его «думающим крепышом», а себя «хлипким сомневающимся».

III

За несколько месяцев работы в лаборатории Владимирцев вник в ведущиеся здесь исследования, изучил экспресс-информацию, профилирующие журналы, и у него стало складываться впечатление, что «во многом это вчерашний день». Похоже, в других институтах поиски идут на более высоком витке. Он не знал, как сказать об этом Сергею Сергеевичу Алисову или профессору Димову, который каждый раз, как встречал Владимирцева, спрашивал: «Ну, что интересного познали?» Алексей подготовил обзор работ, ведущихся в аналогичных лабораториях других исследовательских центров. Получилась краткая статья-перечень. Алексей решил показать ее Ренате.

Она прочла и ахнула:

— Такой «кондуит» может быть воспринят как бунт молодых.

— Ну и что? — засмеялся Алексей. — А то будут идти годы, и мы будем топтаться на месте…

— Поговорите с Сергеем Сергеевичем; в конце концов он должен все понять. Только помягче, он самолюбив… Вы как бы спрашиваете его совета, над какой из этих тем вы бы могли работать. Попросите его стать вашим научным поводырем…

— Я понимаю так, — заметил Владимирцев, — мне указали направление, в котором я бессилен найти новое. Наверно, я бестолочь!.. Просить о вольном поиске, мне кажется, я не имею права. Знаете, Рената, я просто запутался. Сергей Сергеевич надеялся, что я свежим взглядом что-то увижу, а я ничего не вижу и лишь навожу ревизию на чужие работы…

Ренате было жаль парня, она участливо спросила:

— А раньше у вас были какие-то свои идеи, задумки? Над чем бы вы хотели работать?

Владимирцев долго молчал, наконец ответил:

— Сейчас, вникнув в десятки чужих работ, кажется, я потерял даже то, что слабо-слабо брезжило.

— Может быть, расскажете мне об этом? Не потому, что я смогу помочь, а просто — легче выговориться и, таким образом, воскресить прежнюю свою идею?

Владимирцев тепло посмотрел на Ренату:

— Что же я вам буду морочить голову? У вас своих забот хватает…

Но остаток дня они провели в Ренатиной загородке. Владимирцев рассказывал, что его интересуют возможности лазерного луча — его длина, его «колея»…

— Мне всегда хочется делать что-то конкретно применимое, а не вообще. В институте должны стремиться не только к фундаментальным исследованиям, но и к гипотезам, поискам, ведущим к реальным делам. Я ценю фундаментальные работы… Но… — горько усмехнулся Владимирцев.

Рената не утешала, она считала: прекрасно, что Владимирцев стремится к исследованиям, дающим практический результат, и ему следует работать прежде всего над теми гипотезами, какие он сам «родил». Посоветовала поговорить с Сергеем Сергеевичем.

Такой разговор состоялся.

Выговорившись перед Ренатой, Владимирцев излагал Алисову ситуацию не столь удрученно, как раньше, но искренне признался, что чувствует себя беспомощным. Передавая Сергею Сергеевичу свои сравнительные записи, анализирующие направленность исследований, ведущихся в лаборатории Алисова, и то, что делают в исследбвательских центрах других городов, Алексей заключил, что работы эти вторичны.

Алисов прочел странички, захмыкал и похвалил:

— Прекрасный обзор! Вы, Алексей, молодец… Вот только не учли работы уральцев… Ну что же, — Алисов потер нос, — полезный сравнительный анализ. Так над чем бы вы хотели работать?

— Мне интересно ваше мнение, — сказал Владимирцев. — Я, Сергей Сергеевич, недостаточно глубоко знаю предмет, — он указал на записи, — чтобы выбирать.

— Хотите, Алексей, мы вас пошлем в командировку? В Москву, Ленинград, Свердловск, Харьков. Посмотрите, что делают коллеги, приедете, расскажете нам. А здесь, как я понял, для вас ничего интересного нет. Во всяком случае, пока.

Несколько месяцев Владимирцев провел в командировках.

Вернулся с почти готовым отчетом, но главное, с наметками предложений, чем бы следовало заняться лаборатории, используя уже сделанные другими открытия. Алисов предложил профессору Димову послушать отчет Владимирцева на секторе. Три дня шло обсуждение сообщения Алексея.

«Это было пиршество идей и гипотез», — скажет потом восторженный профессор Димов.

После дискуссии Рената предостерегла Владимирцева: «Смотрите, Алеша, как бы вы не превратились в лазерного ревизора и информатора. Нужно все же высмотреть свое дело… Мне по-прежнему кажется, что вы способны изобрести собственный порох».

Владимирцев чувствовал, что Рената Георгиевская стала его судьей, более важным, проницательным, чем остальные, поэтому он ей рассказал, что «папка» все же сыграла свою решающую роль. Уже в командировке. Он, кажется, нашел свое дело, хотя и не мог объяснить, как это произошло. «Осенило — это не то… просто без всякой связи с тем, чем занимался в харьковских лабораториях, однажды, уже чуть ли не во сне, ясно увидел и понял световое давление лазерного луча… Почувствовал — вот оно… кажется, понял, что и как искать и чего можно ждать от поисков».

И Владимирцев занялся исследованиями светового давления.

Предстояло проверить предположение. В начале он вел работы на установках импульсных лазерных лучей на углекислом газе, затем на другой установке — на неодимовых лазерах, излучение которых имеет меньшую длину волны. Владимирцев хорошо знал опыты со световым давлением, но как его практически увидеть, ощутить?