Идеальные каникулы смерти (сборник) - Харрис Шарлин. Страница 26

— Что объясняет его ледяное высокомерие, — кивнула Кейт.

— Он вообще не умеет ладить с другими людьми, — согласился с ней Брайан. — Никто ни разу не видел, чтобы он выходил на перерыв. Никогда. Он каждый день сидит у себя за столом, жует бутерброд с тунцом и авокадо и роется в очередной книжке.

— Может, он просто…

— Застенчивый? — фыркнула Кейт. — Ты это хотел сказать, Новый Сотрудник? Нет, Таддеуш Палгрейв не застенчивый. Он держится особняком и свысока смотрит на простонародье. Он успел попотчевать тебя своими импровизированными латинскими прибаутками?

— Нет, я вообще с ним еще не знаком.

Кейт посмотрела на часы.

— Что ж, сегодня тебе представится такая возможность. В четыре часа монтаж. Он там будет.

Она встала и смахнула с коленей крошки.

— Что такое монтаж?

— Перед тем как отправить книгу в типографию, мы встречаемся, чтобы проверить верстку. Все страницы развешиваются по стенам, чтобы каждый мог еще раз их просмотреть.

— На самом деле это всего лишь повод распечатать в пятницу бутылочку вина, — вставил Брайан. — Все потягивают вино и похлопывают друг друга по спине, поздравляя с успешным окончанием работы.

— Все, за исключением Палгрейва, — уточнила Кейт.

— Да, — согласился Брайан. — Все, за исключением Палгрейва.

В четыре часа я приплелся в угловой конференц-зал вслед за Джорджем Вегнером, журналистом с тридцатилетним стажем, начинавшим свой трудовой путь в русском подразделении «НьюсБит». К пробковым стенам были приколоты страницы макета книги, и, как и предсказывал Брайан, в воздухе витал дух самодовольства. Вегнер на протяжении двадцати минут подробно рассказывал мне о введении, написанном им к каждой главе. В каждом из них он кратко описывал то, что ожидает читателя впереди.

— Если сделать это правильно, — говорил Джордж, — читатель даже ничего не заметит. Но для структуры главы такое введение имеет первостепенное значение. Оно придает мышлению читателя необходимое направление. К примеру, в одной из глав, непосредственно перед описанием Мишенери-Ридж, было очень важно…

— Прямодушный и веселый? Вы это серьезно, мистер Вегнер?

Этот голос застал меня врасплох. Я обернулся и увидел Таддеуша Палгрейва, с презрительным и насмешливым видом нависшего над Вегнером. Прежде мне случалось видеть его лишь издали. У него был высокий широкий лоб и заостренный подбородок, что придавало голове вид перевернутой пирамиды. В его светлых волосах пробивалась седина, но кожа была совершенно гладкой, из-за чего определить его возраст не представлялось возможным. Я прикинул, что ему не могло быть меньше сорока пяти лет. Его прищуренные болотного цвета глаза были холодны как лед, хотя я уверен, что он не одобрил бы подобное клише. Но иногда по-другому просто не скажешь.

Вегнер пришел в себя быстрее, чем я.

— Таддеуш, ты, наверное, не знаком с нашим новым сотрудником? Позволь тебе представить…

— Вы чрезмерно увлекаетесь сочетанием «прямодушный и веселый», мистер Вегнер, — повторил Палгрейв, проигнорировав мою протянутую руку.

— Я не понял тебя, Таддеуш.

— В «Самом смертоносном дне» вы проинформировали нас о том, что Амброуз Бернсайд был прямодушным и веселым командующим правым крылом армии Потомака. Во «Втором Манассасе» ты заявил, что Джон Поуп, «хотя и был прямодушным и веселым в повседневной жизни, но заслужил репутацию решительного и хитрого военачальника на западном театре военных действий». А в «Дороге на Чанселлорвилль» мы узнаём, что генерал Джозеф Хукер, «прямодушный и веселый человек, принял на себя командование Второй дивизией Третьего корпуса в начале кампании на полуострове». — Палгрейв кивнул в сторону страницы, на которой появилась возмутительная фраза. — Я могу продолжить.

Вегнер попытался обратить все в шутку, но я видел, как покраснели его уши.

— Мне придется за этим проследить, — вздохнул он. — Но у каждого писателя есть свои любимые выкрутасы. Ты согласен?

— Если вы хотите сказать, что большинство писателей страдают ленью и безответственностью, — уточнил Палгрейв, — я буду вынужден согласиться. Или я вас неправильно понял?

В комнате воцарилось молчание. Питер Альбамарль вмешался в попытке спасти ситуацию.

— Боюсь, Таддеуш, что я тоже этим страдаю, — засмеялся он. — Мне стыдно признаться, сколько раз я использовал фразу «скрылся за завесой свистящих пуль и клубов голубого дыма». В моих главах никто никогда не совершает тактическое отступление. Они неизменно скрываются за завесой свистящих пуль и клубов голубого дыма. Это превратилось в своего рода…

Палгрейв отмахнулся от него, продолжая сверлить взглядом беспомощно извивающегося на пробковой стене Вегнера.

— Генерал Хукер не был ни прямодушным, ни веселым, — продолжал он. — А если точнее, то как раз наоборот. Я бы посоветовал вам перечитать эпохальный труд мистера Дэниела Баттерфилда «Генерал-майор Джозеф Хукер и его солдаты в Потомакской армии при Чаттануге». Это поможет вам осознать всю ошибочность своих воззрений. Как сказали бы древние, «Age quod agis». [7]

Было ясно, что Вегнер перестал его слушать задолго до завершающей эпиграммы. Он сделал глоток вина и со скучающим видом обвел взглядом комнату, словно высматривая того, кто подвезет его домой. Затем, сделав вид, что не замечает обращенных на него взглядов, он поставил пластиковый стаканчик на стол, взглянул на часы и скрылся за завесой свистящих пуль и клубов голубого дыма.

— Этот тип просто придурок! — заявил Брайан, ставя бокал на стол. — Я хочу сказать, что считаю подобное поведение недопустимым. Особенно в отношении Джорджа Вегнера.

Мы сидели в ирландском пабе на Кинг-стрит, уныло глядя на огромное блюдо с начос.

— Он не придурок, — возразила Кейт. — Он далеко не придурок. Он вампир.

— Ты всех считаешь вампирами, — отмахнулся Брайан. — Ты даже Лайонела Ричи называешь вампиром.

— А кто сказал, что он не вампир?

— И Шпандау-балет.

— Я не называла Шпандау-балет вампирами. Я говорила, что они зомби. Это разные вещи.

— После «Мистических вызываний» с тобой стало невозможно разговаривать.

Я потрогал пальцем подставку под бокалом. «Гиннесс — это сила», — гласила надпись на салфетке.

— После чего? — поинтересовался я.

— После «Мистических вызываний». Или это были «Космические и потусторонние существа»?

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

— Мои извинения новичкам. Это было до тебя. У нас была серия книг под названием «Рассказы о непознанном». Ты должен был о ней слышать. Реклама была повсюду. — Брайан откашлялся. — Некий мужчина собирается сесть в самолет, — загробным голосом затянул он. — Вдруг его посещает странное предчувствие грядущего несчастья. Он разворачивается и покидает летное поле. Именно этот самолет…

— Брось, Брайан, — обрывает его Кейт. — Это не то. Ты говоришь о «Библиотеке загадочных происшествий». Я имела в виду «Рассказы о непознанном».

— Ах да. Ладно. Тогда давай так. На продуваемых всеми ветрами холмах Румынии, вдали от любопытных глаз перепуганных селян происходит странный ритуал. Одинокая фигура, кутающаяся в складки развевающейся на ветру накидки, возвышается на разбитой каменной плите алтаря. В руках незнакомец стискивает украшенную драгоценными камнями…

— Ага, вот это оно. — Кейт повращала остатки вина на дне бокала. — Итак, Палгрейв — вампир. Все сходится.

Брайан потянулся кусочком маисовой лепешки к ломтику халапеньо.

— Я когда-то потратил двадцать минут на прослушивание лекции Палгрейва о различиях между военной шляпой и военной фуражкой. Он просто придурок. В этом нет ничего сверхъестественного. Иногда придурок — это всего лишь придурок.

— А как же Джейн Россмайр? — Кейт непроизвольно повысила голос. — Говорю тебе, она исчезла. Бесследно.

Брайан молча прожевал лепешку.

— Ну, если смотреть на дело под таким углом, Палгрейв должен быть вампиром. То есть я хочу сказать, что не могла же она внезапно уехать из города или получить другую работу. Ее исчезновение может объясняться только тем, что Палгрейв вампир. Какой же я дурак!