История (книги 1-5) - Диакон Лев. Страница 17

Никифор так ослабел от удара мечом, отнявшего у (императора) огромную его силу, что не мог даже стоять на коленях и, сползши на пол, распростерся там. Когда его приволокли (к Иоанну), тот спросил с угрозой в голосе: "Скажи-ка, безрассудный и злобный тиран, не я ли возвел тебя на ромейский престол? Не мне ли ты обязан верховной властью? Как же ты, охваченный завистью и безумием, забыл о таком благодеянии и не поколебался отнять у меня, оказавшего тебе громадные услуги, верховное начальство над войском? Ты послал меня, как будто бы я скиталец презренный312, в деревню, проводить в бездействии время с земледельцами, меня, мужа столь доблестного и более .тебя храброго, меня, перед которым дрожит неприятельский стан и от рук которого никто теперь тебя не спасет. Говори же, если ты можешь еще что-либо сказать в свое оправдание".

8. Никто не приходил на помощь к василевсу, и он, уже испуская дух, продолжал просить заступничества у Богородицы. Иоанн схватил его за бороду и безжалостно терзал ее, а заговорщики так яростно и бесчеловечно били его рукоятками мечей по щекам, что зубы расшатались и стали выпадать из челюстей. Когда они пресытились уже мучениями Никифора, Иоанн толкнул его ногой в грудь, взмахнул мечом и рассек ему надвое череп. Он приказал и другим наносить удары (Никифору), и они безжалостно расправлялись с ним, а один ударил его акуфием в спину и пронзил до самой груди. Это длинное железное оружие очень похоже на клюв цапли; отличие заключается лишь в том, что природа снабдила цаплю прямым клювом, а акуфий слегка изогнут и сильно заострен на конце313.

Вот какую кончину обрел самодержец Никифор, всего проживший на свете пятьдесят семь лет и царствовавший шесть полных лет и четыре месяца314. Мужеством и силой тела он без сомнения превосходил всех людей его поколения, в воинских делах отличался необыкновенной изобретательностью и опытностью, был неколебим среди всякого рода трудностей и не был подвержен обольщениям телесных удовольствий. В делах гражданского управления он был милостив и великодушен, и никогда не было более справедливого судьи и непреклонного законодателя. Он был суров и неутомим в молитвах и всенощных бдениях во имя Бога, невозмутим духом во время песнопений и нисколько не подвержен тщеславию. Однако многие считали недостатком его желание, чтобы все безукоризненно следовали добродетели и не уклонялись от высшей справедливости. За отступления от этих правил он строго наказывал и потому казался неумолимым и жестоким для уклоняющихся от законов и был ненавистен тем, кто желал вести беспечную жизнь. Я утверждаю, что если бы завистливая и карающая судьба, разгневавшись на успехи этого мужа, не лишила его так скоро жизни, ромейская держава достигла бы такого величия, какого она в другое время не достигала. Ведь провидение, презирающее грубый и заносчивый дух человека, укрощает его, подавляет, обращает в ничто и непостижимыми, ему одному известными судьбами направляет челн нашей жизни к полезному.

9. Совершив свое преступное и богопротивное дело, Иоанн вошел в великолепный дворцовый зал, называемый Хрисотриклином315, надел на ноги пурпурную обувь, воссел на василевсов трон и стал размышлять о том, как захватить государственную власть и устранить возможное сопротивление родственников василевса. Тем временем воины из охраны Никифора, слишком поздно узнав о его убийстве и надеясь, что он еще жив, бросились на помощь и изо всех сил старались проломить железные ворота. Но Иоанн приказал вынести голову Никифора и показать ее через отверстие его телохранителям. И вот некто по имени Аципофеодор, подойдя (к телу Никифора), отрубил голову и показал ее бунтующим (воинам). Это страшное и невероятное зрелище подействовало на них: они выпустили мечи из рук, запели на другой лад и в один голос провозгласили Иоанна василевсом ромеев.

Труп Никифора целый день валялся на снегу под открытым небом; это было в субботу одиннадцатого декабря; только поздним вечером Иоанн приказал предать его подобающему погребению. Тело уложили в наскоро сколоченный деревянный ящик и в полночь тайно отнесли в храм Святых апостолов; там его поместили в одну из царских гробниц316, в той же усыпальнице, где покоится тело божественного и прославленного Константина317. Но злодеи поплатились за свое преступление; неусыпное правосудие отомстило им впоследствии: у всех, кто приложил руку к убийству василевса, было отнято имущество и, очутившись в крайней нищете, они, подлые, подло и жизнь свою закончили. Мне представляется, однако, что я уже достаточно сказал о подвигах василевса Никифора, о его жизни и гибели. Я полагаю, что те, кто слишком долго останавливается на этом предмете и чрезмерно распространяется о нем, страдают пороком любопытных сверх меры людей, которые выходят за границы описываемого и не обходят вниманием никакой мелочи. Итак, мне кажется, что пора прекратить рассказ о (Никифоре) и его деяниях и вписать по возможности деяния Иоанна, которого прозвали Цимисхием (это армянское слово в переводе на греческий язык означает "туфелька"318; такое прозвище было дано Иоанну, потому что он был малого роста), - пусть же не исчезают в пучине забвения дела полезные и достойные памяти.

ПРИМЕЧАНИЯ

1Представление об истории как о самой полезной для общества науке "учительнице жизни" характерно и для античности. Господствующей теорией исторического процесса была Полибиева цикличность. Естественно, что если явления повторяются, то людям необходимо извлекать уроки из истории. Лев Диакон Заимствовал последовательность первой главы из исторического сочинения Агафия "О царствовании Юстиниана" (5). Агафий, историк VI в., в свою очередь, опирался здесь на Диодора Сицилийского (Кэмерон. 1970, 58).

2Введение Льва Диакона отличается от введения Агафия попыткой выделить движущие силы исторического процесса. Агафий в своем зачине делает упор на том удовольствии, которое доставляет читателю историк; у Льва об этом ни слова.

3Общий пессимистический тон введения Льва Диакона, вероятно, отразил настроения византийского общества. Подобное мироощущение было свойственно самому императору Василию II, в правление которого писал Лев. Новелла от 4 апреля 988 г. пронизана таким же пессимизмом: "До настоящего дня никакой, даже самомалейшей удачи мы не встретили в нашей жизни, но, напротив, не осталось такого вида несчастья, которого мы не испытали бы" (Ц.-Л. III, 303-304). Введение Льва созвучно концу его "Истории". Возможно, причиной ожидания конца света был каббалистический расчет: приближавшийся 992 год был 6500 г. от сотворения мира. Христос родился в 5500 г., а согласно Новому завету (2 Петра. III, 8), "Божий день" равнялся тысяче человеческих лет. См.: Васильев. 1942.