Братья по разуму - Блиш Джеймс Бенджамин. Страница 28

— С горы Зиккурат?

— Вот именно, Популяция, изолированная в горном районе, численностью около семи с половиной тысяч. А не так давно их там было шесть тысяч. За последние десять лет они заметно размножились.

Эстансио задумался, машинально поворачивая свою чашку то в одну, то в другую сторону.

— Местность, пожалуй, вполне подходящая, — сказал он наконец.

Мюллер с усмешкой кивнул, а затем попросил:

— Ну-ка, объясните мне почему.

— Небольшая популяция в изолированном районе, где естественный отбор особенно жесток. При таком положении вещей почти неизбежно должны проявиться эволюционные тенденции.

— У Хотермена вычитали? — спросил Мюллер.

Эстансио покраснел.

— Совершенно верно. Но ведь он прав?

Мюллер пожал плечами.

— В принципе — конечно, — согласился он. — Однако Хотермен рассматривал совсем иную ситуацию. Он имел в виду развитие определенных генетических тенденций, то есть такое положение, когда данные гены уже существуют. А тут происходит совсем другое.

— Вы уверены? — нерешительно спросил Эстансио.

— Абсолютно, — заявил Мюллер. — Наша станция была создана здесь, когда планета перешла от Альфы к Бете, то есть почти тысячу лет назад. Мы исследовали шаркунов на протяжении всего этого срока. Если бы интересующие нас гены существовали и тогда, они выявились бы в первые же двести лет. Но чего не было, того не было. Первый достаточно сметливый шаркун, хотя и вдвое уступавший нынешним по смышлености… Не морщитесь, не морщитесь, я проверял в архиве… Первый такой шаркун был обнаружен сорок лет назад. Ну-ка, угадайте, откуда он был родом?

— С горы Зиккурат?

Мюллер ударил кулаком по столу.

— Совершенно верно, — процедил он сквозь зубы. — Произошла мутация. Другого объяснения нет. И произошла она в изолированной популяции.

Эстансио долго молчал.

— Почему вы его забили? — спросил он наконец.

— Потому же, почему я забил первых двух, — ответил Мюллер. — Хочу взглянуть на его мозг. Первые два… я думал, это случайность. Теперь я изменил свое мнение и полагаю, что клетки мозга этого последнего экземпляра подтвердят закономерность.

— Но как же правила? — с недоумением спросил Эстансио.

— Ведь шаркун, демонстрирующий исключительные качества…

Мюллер подергал свою мефистофельскую бородку.

— Правила, правила! — бросил он пренебрежительно. — Я должен знать точно, а другого способа нет. — Внезапно он резко переменил тему. Во всяком случае, так могло показаться на первый взгляд.

— Вы ведь возвращаетесь с этим рейсом грузового космолета?

Вопрос был чисто риторический. Стажера приглашали остаться на станции еще на год лишь в исключительных случаях. Эстансио кивнул.

Мюллер удовлетворенно улыбнулся.

— Очень хорошо, — сказал он. — Когда уедете, можете говорить об этом сколько хотите. Но пока вы еще тут… Этого не было. Просто не было. Вы поняли?

— Кажется, да… — протянул Эстансио. — Но… почему?

— А потому, что они умнеют, — ответил Мюллер. — Если не принять мер, они все станут умными — куда умнее нас. И они свирепы — вы же видели, как ведут себя дикие. Значит, этого нельзя допустить. Вот зачем мы из века в век сохраняем тут станцию. Чтобы наблюдать за ними. Потому что кто-то уже тогда сообразил, к чему идет дело. Чтобы вовремя осадить их. Но тут хватает идиотов, которые — представьте себе — хотят, чтобы шаркуны эволюционировали. Ну, так им незачем знать про мутацию. Да и остальным тоже.

— А-а… — сказал Эстансио, растерянно сдвинув брови. — Но что мы можем сделать? Как им помешать?

— Не спрашивайте, — хихикнул Мюллер. — Не то я объясню.

— Нет, все-таки… — не отступал Эстансио.

Мюллер налег грудью на столик и многозначительно забарабанил по нему пальцами.

— Вы слышали, кто прибудет с космолетом?

Эстансио задумался, припоминая.

— Ну, Блэкитт, еще Холмен и…

Мюллер жестом остановил его.

— Я говорю не о сотрудниках, а о тех, кому приспичило знакомиться с условиями жизни на планете.

— Хичкок? — Эстансио явно недоумевал. — Но ведь он… он же будет за них заступаться. Он всегда за кого-нибудь заступается.

— Оно так, — согласился Мюллер, — но только он редко бывает в курсе. И по большей части просто сует всем палки в колеса. То же будет и тут.

— Вы уверены?

— Да, уверен, — Мюллер улыбнулся. — Я ему поспособствую.

И он захохотал.

«Я содрогнулся, господа. Содрогнулся!»

Хичкок решил, что именно этой фразой он, когда вернется на Землю, начнет свою речь о том, что ему довелось увидеть на Одиннадцатой планете в системе Скорпиона. Так он начнет свою речь на заседании Общества защиты гуманности, учредителем которого был, и объявит очередную кампанию по помощи и спасению.

Институт Одиннадцатой Скорпиона, конечно, попробует протестовать. Эти ученые завизжат, будто он подтасовывает факты. Пусть их! Те, чьи гнусности он вытаскивал на свет в прошлом, всегда прибегали к подобным уверткам, но тщетно. Широкая публика знала, на чьей стороне правда.

Хичкок составил свое мнение, едва прибыл на Одиннадцатую Скорпиона, а точнее говоря, в ту минуту, когда начал спускаться по трапу, притулившемуся под бортом «Странника». Он был далеко не в лучшем расположении духа — поездка оказалась сопряженной с массой неудобств. «Странник» был грузовым космолетом, а не комфортабельным пассажирским лайнером. Его сунули в одну каюту с молодым стажером, который был так увлечен мутационными возможностями, заложенными в генетических процессах, что только о них и говорил. Духовное убожество ученых просто поразительно!

Держа в руках по чемодану, Хичкок опасливо спускался со ступеньки на ступеньку. Трап был длинный и казался очень ненадежным. Он дрожал и поскрипывал под ударами ветра.

В любом цивилизованном месте к космолету подали бы лифт.

Ветер был ледяной. Он завывал вокруг Хичкока. Он морозил ему горло. Он пронизывал его легкое пальто — на любой цивилизованной планете этого пальто было бы более чем достаточно. Его пепельные посеребренные сединой волосы взлохматились, кончики ушей ныли, отвислые щеки онемели. У него ломило в висках, а на носу повисла капля. Ужасная, ужасная планета!