Мемуары принцессы - Сэссон Джин П.. Страница 48

Тут в комнату ворвался Карим. Он хотел узнать, в чем причина столь громкого шума, который был слышен даже в саду.

Как, кричали мы, разве он не знает, что женщины преодолели один из барьеров, преграждающих путь к освобождению? Ведь они стали водить автомобили!

Реакция Карима несколько отрезвила нас. Я знала его мнение по этому поводу: он сказал бы, что наша религия ничего не говорит об этом. Мой муж был из тех саудовских мужчин, которые всегда считали абсурдным, что женщинам не позволено управлять автомобилем.

Безжизненным, усталым тоном мой муж произнес:

— Это как раз те действия, которые могут только всем навредить. Мы боролись с фанатиками за то, чтобы позволить американцам присутствовать на нашей территории, а они больше всего боялись, как бы вы не стали просить еще каких-нибудь привилегий. Что важнее для тебя, Султана?! — воскликнул он. — Чтобы американские солдаты защитили нас или чтобы женщины сели за руль автомобиля?

Я страшно разозлилась на Карима. Сколько раз он протестовал против глупого обычая, приковывавшего саудовских женщин к дому. А теперь страх перед религиозными фанатиками заставил его показать свое истинное лицо. Как я жалела, что мой муж — не боец, в груди которого горит неугасимое пламя.

В сердцах я ответила, что женщины не могут вечно умолять мужчин о предоставлении им прав. Мы хотим сами распоряжаться своим временем. Мы используем и будем использовать любую возможность, чтобы заявить о своих правах. Настало паше время, и Кариму следовало бы встать с нами рядом, плечом к плечу! Да и королевский троп не рухнет, если женщины сядут за руль!

Муж мой был зол на всех женщин без исключения и сказал, что происшедшее отодвинет их освобождение на десятилетия. Он добавил, что паша радость живо остынет, когда мы станем свидетелями жестокого наказания, которое, несомненно, постигнет возмутительниц спокойствия. Придет время и женщинам сесть за руль автомобиля, но этот час еще не наступил. Его слова еще долго звучали в наших ушах, когда сам он уже покинул комнату.

Карим испортил нам все удовольствие. Я, как кошка, зашипела ему вслед, а Сара, глядя на меня, едва сдерживала смех. Впрочем, она, как и я, с презрением отнеслась к словам моего мужа. Она напомнила мне, что мужчины в пашей семье любят поговорить о правах женщин, но на самом деле ничем не отличаются от остальных саудовцев. Все они любят, чтобы их женщины подчинялись им. Если бы это было не так, мы давно бы уже почувствовали ослабление гнета. Наши отцы и мужья были членами королевской семьи; если они не помогают нам, то кто же еще может это сделать?

— Американцы! — сказала я с улыбкой. — Американцы!

Время, однако, показало, что Карим был прав. Сорок семь отважных молодых женщин, осмелившихся выступить против негласного закона, запрещающего им водить автомобиль, вскоре ощутили на себе всю силу религиозного фанатизма. Нет такого греха, в котором их бы не обвинили. Все эти женщины были представительницами среднего класса, учительницами или студентками — теми, кто способен мыслить. Результатом их отваги стали изломанные судьбы: у них отобрали паспорта, они потеряли работу, а семьи их подверглись преследованиям.

Выйдя однажды в город за покупками, мы с Сарой увидели следующую картину: группа религиозных фанатиков-студентов агитировала целую толпу мужчин, убеждая их, что эти женщины невероятно распутны и зарабатывают на жизнь проституцией. Они кричали, что таковыми их объявили религиозные лидеры нашей страны! Мы с сестрой с ужасом слушали, как эти безумцы кричали, что греховные искушения, пришедшие к нам с Запада, ведут к потере всеми саудовцами своей чести.

Мне ужасно хотелось встретиться с кем-нибудь из этих женщин, но, когда я заикнулась об этом Кариму, он вспылил и приказал мне забыть эти глупости. Он даже пригрозил, что запрет меня в доме, если я буду настаивать на своем. В такие моменты я ненавидела своего мужа, так как знала, что он способен выполнить свое обещание. Я видела, что он вне себя от страха. Подобно остальным саудовцам, он панически боялся перемен.

Несколько дней я собиралась с духом, а затем начала поиски. На городской площади я увидела толпу мужчин и попросила своего шофера-филиппинца пойти к ним и сказать, что он мусульманин (в Саудовской Аравии много филиппинцев-мусульман). Я хотела, чтобы он попросил у них список телефонных номеров «падших женщин» якобы для того, чтобы позвонить их родителям и выразить свой протест по поводу поведения их дочерей.

Вскоре он принес мне список, а я попросила, чтобы он ничего не говорил Кариму. К счастью, в отличие от слуг-арабов филиппинцы предпочитают избегать семейных скандалов и не вмешиваются в наши дела.

В списке было, тридцать имен и номеров телефонов. Рука моя дрожала, когда я набирала первый номер в списке. В течение нескольких недель я пыталась дозвониться хоть до кого-нибудь, но из тридцати номеров мне ответили лишь по трем, да и там сказали, что я ошиблась номером. Эти бедные люди испытывали такое давление, что предпочитали отключать свои телефоны!

Али уезжал за границу и решил по пути нанести нам визит. Он вместе со своими четырьмя женами и девятерыми детьми собирался провести несколько недель в Париже. Мой брат клялся, что хотел бы отправиться сражаться с иракцами но, как выяснилось, он был настолько загружен делами, что на поприще бизнеса мог, по собственному мнению, принести куда больше пользы стране, чем если бы надел военную форму.

Я не сомневалась, что братец просто собирался пересидеть тревожные времена в безопасности. У меня не было ни малейшего желания уличать его в трусости, поэтому я просто улыбнулась и пожелала ему счастливого пути.

Тема женщин за рулем вновь всплыла, когда Али рассказал нам, что одна из отчаянных женщин была приговорена к смерти собственным отцом за то, что «опозорила» семью. Отец посчитал, что если он казнит свою дочь, то религиозные фанатики оставят его и остальных членов семьи в покое. Рассказывая об этом, Али улыбался, и как же я ненавидела его в тот момент! Он прекрасно себя чувствовал в стране, где женщина — не более чем пыль под ногами мужчины, и готов был сражаться до последнего, лишь бы оставить все как есть.

Когда я спросила Карима, не слышал ли он об этом случае, он поклялся, что ничего не знал, и посоветовал мне выбросить из головы всякие мысли об этом, так как нас это не касается. Он, впрочем, добавил, что ничуть не удивлен, так как семьи возмутительниц спокойствия страдали от нападок фанатиков не меньше, чем сами «бунтовщицы».

— Я же предупреждал тебя, — напомнил он мне.

Я поняла, что все разглагольствования моего мужа об освобождении женщин — не более, чем ширма, за которой прячется такой же типичный саудовец, как Али. Неужели в нашей стране нет ни одного мужчины, который бы искренне желал нашего освобождения?

Слухи о гибели бедной женщины распространились по всей стране, однако их никто не опроверг и не подтвердил.

Война, так напутавшая нас, наконец закончилась. Наши мужчины сражались и погибали, но, по словам Карима, мало кто из наших солдат продемонстрировал чудеса храбрости. Рассказывая о том, как саудовские солдаты бежали прочь от врага, Карим заливался краской стыда. Единственными, кто не посрамил нас, были саудовские пилоты, которые действительно не уронили своей чести.

По мнению Асада, нам следует испытывать чувство облегчения, а не стыда. Сильные вооруженные силы могли бы представлять опасность для пас самих, потому что трон не всегда способен выдержать "конкуренцию с авторитетом военных. В арабском мире нередки случаи, когда монархия свергалась именно военными. Что касается нашей обширной королевской семьи, она известна своим миролюбием и нежеланием разрешать конфликты силовыми методами.

Как это ни прискорбно, война не принесла с собой столь ожидаемых перемен для женщин Саудовской Аравии. Все слишком быстро закончилось. Силы Саддама были подорваны, а интерес западных стран привлекла проблемакурдов, ведущих партизанскую войну в горах Ирана.