Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП) - Рейнольдс Джош. Страница 45

Конрад промолчал. Элисса это от него скрывала, да и зачем ей было такое ему рассказывать? Может быть, она и сама ничего не знала. Значит, её мать могла вовсе и не быть ее родной матерью, а Вильгельм Кастринг мог и не быть ее отцом. Происхождение Элиссы было так же окутано тайной, как и его, Конрада…

Интересно, знал ли о нем хоть что-нибудь этот Кастринг? Конрад жил в деревне, принадлежавшей его отцу, и он должен был знать, что там происходит. Впрочем, если Кастринг ничего не знает о происхождении своей собственной сестры, откуда ему знать о прошлом какого-то деревенского мальчишки?

Рядом с Кастрингом лежал его щит; на нем рядом с эмблемой темного божества красовался родовой герб Кастрингов. Но на колчане и стрелах, которые ему когда-то отдала Элисса, найдя их в старой кладовке, был другой.

Колчан из какой-то странной шершавой кожи, десять стрел — и все угольно-черного цвета с одинаковым золотым знаком: кулак в железной перчатке между двумя перекрещенными стрелами. Последнюю из тех стрел Конрад потратил на Черепа, когда пытался его убить. Похоже, что тогда Череп узнал этот рисунок, как и Вольф, который, взглянув на него, сразу велел Конраду проводить его в сожженную деревню.

Кому же принадлежало это оружие?

— Однажды в Ферлангене, — начал Конрад, — я видел герб, черный с золотом: кулак и две перекрещенные стрелы. Ты ничего о нем не знаешь?

Немного подумав, Кастринг ответил:

— Что-то знакомое.

— Ты видел такой на луке, колчане и стрелах?

— Да. — Закрыв глаза, Кастринг провел пальцами по лицу. — Похоже, это связано как-то с эльфами? Впрочем, не могу вспомнить.

Конрад смотрел на огонь, пытаясь сосредоточиться, но от слабости и усталости у него ничего не получалось.

Элисса дала ему не только лук и стрелы, но и имя. До встречи с ней у него не было ни того, ни другого.

А теперь ее брат, или тот, кого она считала своим братом, по всей видимости, даже не собирался никак это имя использовать.

— Ты говорил, что знание имени дает над человеком власть, — сказал Конрад. — Почему же ты тогда не хочешь узнать мое имя?

Кастринг всегда отвечал после некоторого молчания, теперь же он молчал целую минуту, и Конрад даже подумал, что он уснул.

— Потому что оно тебе больше не понадобится, — медленно ворочая языком, ответил Кастринг. — На рассвете ты умрешь. — При этих словах Конрад тревожно оглянулся. — Вообще-то говоря, ты уже мертв, — добавил Кастринг. — Не следовало дотрагиваться до моего меча.

Конрад взглянул на свою правую руку, на которой еще виднелись следы змеиного укуса. Рука онемела; то же самое происходило и с левой рукой, и с ногами. Нет, не может быть, он устал, он просто очень устал. Устал, замерз и страдает от ран.

Кисть даже не распухла. Он почти ничего не почувствовал, когда змея его укусила — если только это была змея. Наверное, все это ему почудилось. Не было никакой змеи, не было ядовитых зубов, не было яда, проникающего в кровь…

Минуту назад Конрад желал только одного — спать, но теперь ему ужасно не хотелось закрывать глаза и проваливаться в ночь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Резко поднявшись, Конрад поморщился от боли. Солнце нещадно жгло его обнаженное тело, в горле пересохло, губы запеклись и потрескались, кожа покрылась коркой засохшей крови. Костер еще не потух, и от тлеющих углей поднимался серьга дымок. Вокруг стояла полная тишина; рядом никого не было.

Судя по солнцу, рассвело часа три назад. Он редко спал так долго. Но сейчас, хотя он и не чувствовал особой усталости, ему хотелось забраться куда-нибудь в тень и проспать весь день.

Стряхнув с себя сонливость, Конрад посмотрел на свою кисть. Место змеиного укуса и раны, нанесенные девой-палачом, покрылись подсохшей коркой. Эльф, который когда-то спас его руку, на этот раз спас ему и жизнь. Кастринг говорил, что до рассвета Конраду не дожить. Вот почему монстры бросили его; они решили, что он умер. На самом же деле крепкий сон был следствием исцеляющей магии.

Конрад поднялся, решив осмотреть лагерь монстров. На первый взгляд могло показаться, что здесь вообще никого не было. Исчезло все, даже безголовые трупы принесенных в жертву людей; их кровь поглотила земля и высушило солнце. Конрад потрогал землю. В ней не чувствовалось жизни, она стала сухой, как песок. Несколько чахлых кустиков и пучков травы, росших поблизости, засохли и увяли, деревья покрылись грибком и загнили, как Лес Теней, в котором обитали зверолюди. Все, до чего дотрагивались твари, начинало болеть и разлагаться, даже земля, по которой они проходили.

Вспомнив о Кастринге, Конрад потрогал губы — неужели и его рот засохнет, потрескается и станет таким же безгубым?

Нет, решил он, нужно срочно найти воду и утолить жажду. Он пил вчера вино, от этого у него всегда пересыхало во рту и начиналась сильнейшая жажда.

— Похоже, ты и в самом деле крепкий парень.

Конрад резко обернулся.

Кастринг сидел на огромном звере, который, видимо, когда-то был лошадью. Шкура зверя была покрыта красно-черными пятнами, бока прикрывали доспехи. Вместо копыт на его ногах были когти; из пасти торчали собачьи клыки, между ушей вырос темный изогнутый рог.

Как ни странно, при свете дня Кастринг выглядел не так жутко, как ночью. Рога не росли у него из головы, а были частью шлема, однако застывшая безгубая усмешка оставалась на лице подобно маске. Его волосы были так длинны, что доходили до пояса; на Кастринге были черная меховая накидка, красная кожаная безрукавка и медные доспехи. На боку висел меч с рукоятью, вокруг которой обвивалась змея, у седла был приторочен щит с двумя гербами.

Конрад попятился.

— Не бойся, — сказал Кастринг. — Я не стану тебя убивать. Сейчас, во всяком случае. Просто хочу пригласить принять участие в нашем походе.

— А если я откажусь?

— Это не ответ. Если я о чем-то прошу, можешь считать это приказом. Я думал, ты уже умер. Но если нет, то ты представляешь интерес. Ты поедешь с нами. Будешь меня развлекать рассказами о Ферлангене. Должен признаться, что вчера я очень устал, поэтому не смог поддерживать разговор. За это прошу извинить. Потом мы проведем с тобой в беседах много часов, пока ты…

— Что?

— Пока ты не умрешь. Все заканчивается, даже жизнь, особенно жизнь. Мы рождаемся, чтобы умереть. Мы не знаем, когда встретим свой конец, и это делает нашу жизнь особенно интересной, ты не находишь? А твоя жизнь, обещаю, будет чрезвычайно интересной.

Конрад почувствовал, что за его спиной кто-то стоит, и обернулся. Это была его старая знакомая — прекрасная танцовщица смерти. На этот раз она оделась — на ней были сандалии и свободная короткая накидка. Хотя дева и отмылась от крови, ее завязанные в пучок волосы были ярко-красного цвета; такими же были и глаза, и хищные зубы.

На лбу танцовщицы виднелся знакомый Конраду знак — Х-образный крест, по-видимому выжженный. Сейчас кровавая дева выглядела гораздо менее зловещей и соблазнительной, чем при свете луны, и от этого она не стала менее жуткой. Все тот же ошейник с шипами, но теперь она добавила к нему еще и ожерелье, сделанное, по всей видимости, из человеческих костей — фаланг пальцев. На ожерелье болтался нож.

— Кажется, я забыл вас познакомить, — сказал Кастринг. — Это Шёлк. Или, может быть, Атлас. Все время их путаю. Ладно, не имеет значения. Как и мне, ей совершенно незачем знать твое имя. Она не владеет языком Старого Света, но ты быстро научишься выполнять то, что она будет тебе приказывать. С этого момента вы станете неразлучны. И даже, может быть, сойдетесь поближе. Уверяю тебя, она умеет доставлять удовольствие. А потом придет день, может быть, скоро, а может быть, и нет, и она тебя убьет.

Кастринг что-то сказал танцовщице, и она торжественно кивнула. Все это время дева не сводила с Конрада глаз, разглядывая его обнаженное тело. Когда Кастринг закончил свою речь, она взяла в руки нож, поцеловала клинок и послала воздушный поцелуй Конраду. Тот содрогнулся, вспомнив о ее раздвоенном языке и жадности, с которой она слизывала свежую человеческую кровь.