Винтовая лестница - Кедров Константин Александрович "brenko". Страница 6
Человек во вселенной появился не случайно. Его мысль все шире распространяется во вселенной. Сфера разума, ноосфера, вышла за пределы земли. Этот процесс, по мнению Вернадского, необратим. Победа разума над стихией ненависти космически предопределена.
Писатель, однако, не может позволить себе роскошь мыслить только в пределах тысячелетних и геологических эпох. Увы, человеческая жизнь намного короче.
Член-корреспондент АН СССР И. С. Шкловский, автор книги "Вселенная, жизнь, разум", убедительно развенчал радужные надежды на то, что разум во вселенной находится где-то по соседству с нами. Глава его последней книги озаглавлена так: "О возможной уникальности разумной жизни во вселенной" (Шкловский И. С. Проблемы современной астрофизики. М., Т982).
После многих событий бурного ХХ века, событий, унесших сотни миллионов людей, хочется добавить ещё одну главу - о возможной уникальности разумной жизни на земле.
Я не верю в уникальность разумной жизни в космосе и разделяю уверенность Циолковского и Вернадского в существовании инопланетного разума, но готов подписаться под каждой строкой высказывания И. С. Шкловского об уникальности человеческого разума, человеческой жизни.
Подведем итог, несколько неожиданный. Для контактов С высшей цивилизацией мы должны сами стать выше, взойти на новую ступень лестницы, ведущей в космос.
Внутри девяти слоев
Сколько витков у лестницы, ведущей во вселенную? Согласно древней китайской мифологии - девять. Древняя Индия говорит о пяти ступенях совершенства, за которыми открывается небо. Может быть, там в небе, ещё четыре ступени.
Как легок четырехстопный ямб, прямо летит в небеса. Может быть, Пушкин начал восхождение прямо с пятого слоя: перед смертью он видел лестницу и поднимался по ней. Я думаю, неважно, сколько ступеней, главное подниматься.
У винтовой лестницы есть не только подъемы, но и довольно крутые спуски. И не всегда поэт знает, идет ли он вниз или поднимается выше. Здесь самое страшное - остановиться. Неподвижность - гибель поэзии.
Библия сохранила предание о Вавилонской башне - каменной винтовой лестнице, восходящей к небу. Строили её многие народы, но смешались языки, строители не смогли продолжить свою работу, и башня рухнула.
Есть воспоминание о лестнице от земли к небу, которую видел во сне библейский патриарх Иаков. Лестница Иакова стала символом духовного восхождения человека. Это сама поэзия. "Башню" нельзя разрушить, а воздвигается она словно сама собой.
Как хотелось бы продолжить плавное восхождение по винтовой лестнице, уводящей в небо к ослепительной точке "Омега", от Хлебникова и выше, но сегодня он сам остается высшей недосягаемой "Омегой". По его лестнице поэты восходят на небеса. Винтовая лестница уводит человека в космос: поднимаясь ввысь, она скручивается до острия опять же знакомого нам светового конуса. Сначала схождение к острию нулевой точки, а затем разбегание вширь в нижней половине чаши Джемшид. Тангенциальная спираль Тейяра де Шардена превратилась в лестницу, ведущую в небо, туда - выше и выше - к человеку. Здесь в ослепительной, уж невидимой высоте сходятся в точку параллельные Н.Лобачевского.
И все-таки о чем они говорят, эти звезды?
Этот разговор становится понятен внезапно в момент мгновенного единения человека со всей вселенной.
Метакод похож на разорванный свиток: одна половина на небе, другая в душе человека. Только соединив вместе внутренние (душевные) и внешние (звездные) письмена, можно угадать звездный шифр природы, открытый вселенной и человеку.
В 1978 году в Пицунде, на берегу Черного моря, в местах, где причалили аргонавты, плывшие за Золотым руном созвездия Овна, я начал работу над "Звездной книгой". Там же Юнна Мориц, работала над сборником "Третий глаз". За день до нашего знакомства ею были написано стихотворение "Туманность дыханья и пенья":
Вот берег, который мне снится,
И лунные камни на нем,
И вижу я лунные камни,
И знаю, что это они...
И вижу я синюю птицу, небесные розы над ней.
Я вижу небесные розы
И знаю, что это они.
Я вижу небесные розы,
Венки из улыбок мадонн,
Газелью улыбку вселенной,
И знаю, что это они...
И я бы на месте вселенной
Закутала тайну в туман
И пела туманные песни
О тайне в тумане своем!
Туманные песни бы пела,
Когда бы вселенной была!..
И читатель поймет, насколько созвучны были мне эти строки и почему стихотворение печатается в сборниках с посвящением автору этой книги. Слова поэта А.Блока о небе - "книге между книг" - здесь, под небом Колхиды, воспринимались совсем не книжно, а стихи Юнны Мориц из сборника "Третий глаз" я услышал потом, в Москве сквозь телефонную мембрану и как бы сквозь бездну времени, словно сразу после А.Блока зазвучали эти слова:
С какого-то грозного мига,
С какого-то слезного кома
Влечет меня звездная книга,
Как странника - письма из дома.
И множество жизней прожив на земле,
Читаю не то, что лежит на столе,
А то, что за облаком скрыто
И в странствиях крепко забыто.
Видимо, не все было досказано о звездах ещё и в ХIХ веке. Что-то надо договорить сегодня в той же спокойной строгой поэтике, "когда во тьме грудной, во тьме живородящей душа сжимается, как жгучая звезда..."
Откуда-то из космоса надвигался пугающий Парад планет, астрономы опровергали слухи о пагубном влиянии для земли этого редкого космического явления, и многие уже ощущали и предчувствовали, как выстроятся некие астральные ступени от планеты к планете, от человека к мирозданию.
Небо словно скрылось от наших глаз в 30 - 70-е годы на целые сорок лет. Только астрономы знали очертания созвездий. Конечно, где-то там, в туманной дали были Фет, Тютчев, Блок, но уже основательно забывали Хлебникова, а если и вспоминали, то что-нибудь сугубо земное. Что-то мешало нашей поэзии долгие годы, какая-то свинцовая тяжесть гнула к земле. Да и "научная картина мира" безнадежно устарела, отстала от времени. Многое зиждется на догматах VIII и XIX столетий и требует пересмотра. Эту уверенность разделяли многие писатели, художники и поэты. Нельзя построить картину мира, близкую к достоверности, не учитывая творческое воздействие человека на мироздание. Пассивная роль букашек, отведенная нам в космологии ХIХ века, как выяснилось ныне, не соответствует действительности.