Голоса роман-пьеса - Кедров Константин Александрович "brenko". Страница 12
Скачут водяные паяцы
скачут по тротуару
дождик теплыми пальцами
гладит аллеи старые...
(Удаляется.)
Я.Бабушка Маня, бабушка Маня! Куда же вы?
Мария Федоровна.Ско-о-о-о-ро встре-е-е-етимся. Не торопись. Еще много надо сделать… А я пока для тебя еще что-нибудь вышью. "Скачут водяные паяцы…Скачут водяные паяцы…"
Надежда Владимировна.Ты приляг, поспи. Тебя нельзя так волноваться. Я достала для тебя теплое белье. Здесь его сколько угодно, а у вас по-прежнему нет. Я знаю, в моей комнате на Вахтангова, это теперь Николо-Песковский переулок, какая-то фирма. Я увидела кондиционеры на обоих окнах и даже заходить не стала, чтобы не расстраиваться. Мы здесь с Алешей вместе. Он уже опять не пьет и все время перечитывает то Некрасова, то Есенина. Я говорю, да почитай ты что-нибудь еще. У нас тут, как теперь у вас, книг любых завались. Первое время он все читал мемуары маршала Жукова без купюр, а потом все отбросил. Сказал: "Ну их всех", — и читает только Есенина и Некрасова.
Алексей Евгеньевич.
Пиши: в деревне Глупово
Яким Нагой живет.
Он до смерти работает,
до полусмерти пьет.
Это про меня. А вот это про вас теперь:
Порвалась цепь железная,
порвалась и ударила
одним концом по барину,
другим по мужику.
Справедливости не ищи. Теперь у вас чего только нет. Водки любой залейся, рыбки соленой навалом. У нас с этим строго. А у тебя не застоялась в шкафу бутылочка? Плесни мне рюмочку. И вот этой янтарной, солененькой, не знаю, как она у вас называется. При мне ее вовсе не было.
Надежда Владимировна.Алеша, пойдем. Ты опять за старое. Косте теперь тоже нельзя пить, у него тоже давление. Да, да, ведь ему уже 60. Ты дожил только до 59. В то время не было лекарств от давления. Пойдем, Алешенька. После все встретимся и наговоримся. Сыночка, я здесь в театре опять работаю и не костюмером, а на выходных ролях. "Кушать подано!" Какое счастье. Береги себя и еще зайди, пожалуйста, в музей Лермонтова, где я работала смотрителем. Скажи им, что Михаил Юрьевич всем велел кланяться и благодарит, что дом сохранили. И пусть не пугаются, когда он по ночам приходит, и половицы скрипят. Что-то я еще хотела сказать... А, да, я здесь, представь себе, встретила Льва Толстого и прямо так и спросила: "Как же вы могли все бросить, уйти из дома, оставить всех?" Он не обиделся, только улыбнулся в бороду, как дедушка Федор Сергеевич, и сказал: "Эх, Надюшка, Надюшка". А, может, это и был Федор Сергеевич. Здесь так все смешано, ты даже не представляешь. И еще тебе Владимир Владимирович велел привет передать, и Велимир твой Хлебников, они и здесь все спорят и что-то выясняют, но к тебе очень хорошо относятся. Пожалуйста, надень при мне теплое белье, чтобы я была спокойна, что ты тут не мерзнешь...
Александр Лазаревич.Даже на том свете она тебя балует. Не то что я... Помнишь, я все просил: "Мама, выроди меня обратно". Так вот, эта просьба моя исполнена. А ты знаешь, моя "Золушка" тут идет без малейших изменений, с полным аншлагом. И ты там играешь гнома, даришь Золушке башмачки. Вот говори тебе: "В театр только через мой труп". Так оно и получилось. А Ольга Сергеевна здесь встретилась со своим Владским, и, знаешь, она осталась и со мной, и с ним. Здесь это возможно, хотя и редко. А Надюшка осталась со своим пропойцей Алексеем Евгеньевичем. Она у меня в театре играет служанок и очень счастлива, а на земле какие были скандалы, что роль не главная... наука умеет много гитик... ты себе думаешь, а оно себе думает...
Вовка.Ты не думай, что я уже тут. Нет, я еще жив. Просто я лежу в Костроме в психушке ни жив, ни мертв. И временами тут появляюсь, а потом возвращаюсь домой, в психушку.
Я.Допился, братец единоутробный.
Вовка.
Время, милый, идет,
время катится,
кто не пьет, не ебет,
тот спохватится.
Я.Ну вот и с Вовкой повидался, уже и сам не знаю, на каком свете. Я ведь тоже не знаю, откуда говорю с вами. Может, отсюда, может, оттуда. А, может, и нет никакого оттуда-отсюда. Не мы уходим в вечность, а вечность постепенно приходит к нам. Веста, Веста, Веста, Веста... опять сорвалась с поводка и все еще где-то бегает. Если увидите ее, то скажите, что я все еще ее жду. Английский сеттер. Серая в черных разводах. И уши, как лопухи. Веста... Веста... Веста...
Поэт Леонид Топчий (1960 г.).
Два еврея замутили свет.
Оттого на свете счастья нет.
Суета одна и маята
от ученья Маркса и Христа.
(Он же из своего стиха "Интернационал".)
Проклятьем я не заклейменный
и не был никогда рабом.
Комик Лева.Товарищи! Театр наш попал впросак, и нам всем предстоит решить, как нам выйти из этого просака (Новозыбков, 1948 г.)
Он же в роли шута в "Золушке".
Его высочество наш принц,
он занят важными делами.
Он вас покинул, ну, а вы
повеселитесь сами.
Дилинь-дилинь,
дилинь-дилинь,
вот вам моя рука.
Наш принц ушел,
оставив вас
на дурака.
Надежда Владимировна (обняв меня и упав на колени).Сыночка! Меня сократили!!!
Александр Лазаревич (пародирует подъем в казарме — старшина-узбек кричит папиным голосом).Быстряй! Быстряй! Быстряй!!
Алексей Евгеньевич (подражает крикам слонов, идущих на водопой).У-лю-лю! У-лю-лю!! У-лю-лю!!!
Хрущев.Они изобрели бомбу, которая убивает все живое, но оставляет в целости дома и заводы. У нас такой бомбы нет, но зато у нас есть бомба, которая уничтожает и дома, и людей.
Радио.
Под солнцем родины мы крепнем год от года,
мы делу Ленина и партии верны.
Зовет на подвиги советские народы
ком-му-ни-стическая пар-тия страны-ы-ы-ы.
Александр Лазаревич.Мама! Выроди меня обратно!
Алексей Евгеньевич (с выражением)."Купи мне шаль, отцу купи порты…"