Голоса роман-пьеса - Кедров Константин Александрович "brenko". Страница 8

Алексей Евгеньевич.Справедливости не ищи.

Любимов.Что же, "оптимизм", что ли травить будем? Не-е-ет.

Я.А так хочется оптимизма в финале... Да и где он, этот финал, — вы не знаете. Я не знаю, и никто не знает и не узнает. А, может, его и нет. Может, и нет никакого финала, а как поется в песнопении, "но жизнь бесконечная". А, может, уже и не жизнь, а смерть бесконечная? "Но смерть бесконечная". Однажды человек замечает, что среди его современников умерших гораздо больше, чем живых. И что самое удивительное, эти как бы умершие выглядят намного живее. А потом как бы живые и вовсе исчезают, остаются только как бы умершие. И в один прекрасный день человек и сам не заметит, как с умершими он общается, а о живых только вспоминает. Потому что нет никакой границы между тем и этим, этим и тем. Как Александр Лазаревич рассказывал...

Александр Лазаревич.Мы долго думали, какой он будет, социализм, а потом вдруг однажды по радио объявили, что социализм наступил... Они и коммунизм так объявят, и царствие небесное. Вот оно! Уже наступило.

Я.Бога я представлял как фокусника в клоунском красно-белом костюме и красном колпаке в белый горошек. Он извлекал изо рта черные и белые шарики, потом черные метал вниз, в меня, в наказание за плохие поступки, А за хорошие поступки полагались шарики белые — это подарки. В 7 лет меня окрестили тайно, ночью в единоверческой церкви в Клинцах, куда мама и папа приехали с театром на гастроли. Папа не возражал, но и не приветствовал наш заговор. Мела февральская метель за окнами церковной сторожки. Было немного страшно, как в сказке. Я погрузился в купель.

Отец Захария.Отрекаешься ли от диавола и деяний его?

Я.Отрекаюсь.

Отец Захария.Плюнь трижды через левое плечо.

Я.Отрекаюсь. Тьфу-тьфу-тьфу. (Сцена повторилась три раза. Почему-то вдруг стало стыдно.)Я не знал никакого диавола, и отрекаться было по сути дела не от кого. К тому же я считал невежливым плевать в кого-либо, даже в диавола. Еще большую неловкость я ощутил, когда отец Захария велел трижды встать на колени и трижды удариться об пол лбом. Зачем все это моему любимому Боженьке? Но, облачившись в белую крестильную рубашку до пят и надев серебряный крестик, я почувствовал себя избранным и для начала приказал метели: "Остановись, метель!" Метель продолжала завывать всю ночь.

Отец Захария.Тут дело в самом тебе. Значит, недостаточно горячо молился.

Алексей Евгеньевич.В церковь ходят не просить Бога, а славить Бога.

Я.И то, и другое казалось мне стыдным, но иногда, когда очень плохо, я мгу искренне попросить, а когда хорошо, то так же искренне славлю. Разумеется, Богу этого не нужно, но люди без этого не могут.

Любимов.Конечно, не могут, вон какой Парфенон отгрохали, а мы с вами здесь пьесу ставим "Посвящение Сократа".

Хор.Что узнал ты, Сократ, от богов?

Сократ.Я знаю то, что ничего не знаю.

Любимов.А другие и этого не знают.

Я.А я знаю то, что я знаю.

Сократ.И что же это?

Я.Я знаю то, что я живу. И еще я знаю точно, что я умру.

Сократ.И то, и другое нуждается в доказательствах.

Я.Второе можно и не доказывать. А первое... первое тоже можно не доказывать.

Надежда Владимировна.Самое главное доказательство загробной жизни — это то, что я прихожу к тебе во сне не часто, а лишь в исключительных случаях. Если бы загробной жизни не было, я снилась бы тебе каждый день. А тут все совсем не так просто.

Кирпотин.Я марксист, атеист и материалист и ни разу к вам во сне не являлся.

Александр Лазаревич.Ты себе думаешь, а оно себе думает. Наука умеет много гитик. Ведь я просил меня не кремировать.

Я.91-й год, разруха. Это было не в моей власти.

Александр Лазаревич.Ну, надеюсь, ты получил десять тысяч, которые лежали на сберкнижке, спрятанной в книгу Сартра "Слова" на 112-й странице?

Я.Ты завещал вклад Ольге Сергеевне, а она была уже не в силах съездить в сберкассу, чтобы завещать вклад мне. Да я и не понял, о чем она говорит. Но ты не огорчайся. Десять тысяч стремительно обесценились, а в сберкассе стояли такие толпы…

Надежда Владимировна.И мои 700 рублей так и пропали. Я же говорила, что пропадут.

Я.Боже мой, о чем мы говорим? Завещания, книжки, вклады... Ведь начали о бессмертии.

Сократ.Это и есть доказательство реальности загробной жизни. Если бы вы говорили о душе или о бессмертии, это было бы крайне неубедительно. А вы общаетесь так, словно никто и не умирал.

Александр Лазаревич.Нет, кое-что я все-таки помню. Я попросил Олю принести мне в больницу одеяло.

Ольга Сергеевна.Я принесла желтое одеяло, других в Доме ветеранов сцены не было. Ты усмехнулся и сказал...

Александр Лазаревич.Надо же, всю жизнь терпеть не мог желтый цвет.

Я.Это были последние слова отца. Почему такое значение придается последним словам? Словно люди родились, чтобы умереть.

Алексей Евгеньевич.

А мы пить будем,

мы гулять будем,

а смерть придет —

помирать будем.

Надежда Владимировна.В детстве я думала, что не умру. Как это - перестать дышать? А я вот возьму и не перестану.

Вовка.Таблицу умножения знаешь?

Я.Пойду в школу и выучу.

Вовка.Учи сейчас. Повторяй:

Одиножды один — приехал господин.

Одиножды два — пришла его жена.

Одиножды три — спать пошли.

Одиножды четыре — свет погасили.

Одиножды пять — легли на кровать.

Одиножды шесть — он ее за шерсть.

Одиножды семь — он ее совсем.

Одиножды восемь — доктора просим.

Одиножды девять — доктор едет.

Одиножды десять — ребенок лезет.

Я.Мама! Я знаю таблицу умножения.

Надежда Владимировна.Откуда?

Я.Меня Вовка выучил.