Миру и Велимиру (выпуск №1, 2011г.) - Кедров Константин Александрович "brenko". Страница 20
Война
черный хлеб
на роскошном фарфоре
Всполохи
и хотя мы одни с тобою
мы совсем не одни
балеринами над стеною
танцуют огни
Страсти по Шекспиру
все меняется
и мы изменяемся
страшнее
по залам дворца
вспоротым горлом гонца
кровавый крик
сумасшедшая пена
И З М Е Н А
Мое пространство
есть пол и потолок моих стремлений
а между ними я
и если потолок высок
как гений
то пол
как сгусток бытия
Скоротечность
время пуля
и летит она в тебя
Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус
-------------------------------------------------------------------
Наталья Никифорова
Перспективы бабочки и сигареты
Какая перспектива у сигареты,
которая тлеет в пепельнице мраморной с двумя моржами?
Или у бабочки, на иголку наколотой
и лежащей в гербарии, засунутом между стеллажами?
Пожалуй, нисколько не лучше,
чем перспектива попасть в источник у воды,
что вчера была пролита на бумагу со множеством многоточий.
Но пески Сахары иногда быстро перемещаются по поверхности.
И даже на очень большие расстояния.
Случится зима,
Когда под вечер все деревья вдруг сбросят свои одеяния.
Ретроспектива – это командная активность
пересмотра ближайшего отрезка времени работы.
На ретроспективу ни для бабочки,
ни для сигареты не выданы квоты.
А пески, обретя вдруг подвижность, летучесть,
просто однажды становятся тучей и улетают на одинокий остров.
За собой оставляя пустыни голый остов.
От сигареты останется только пепел,
да еще наверное дым, от которого першит в горле.
Красотой бабочки восхищаются,
даже после того, как она стала мертвой.
Вот с песками сложнее, пролетая сквозь красное солнце,
они становятся намного сильнее,
и постепенно они забывают пустыню,
становясь просто пляжем, который греет чью-то спину.
--------------------------------------------------------------------------
Юрий Анежин
В позолоте
Мелькает солнце в позолоте!
На росах кутанных травиной
Обтянет тина пень в болоте
Кликнет в чащобе соловьиный!
Янтарно-желтое убранство!
Березы пакли потускнели
В трущобах папоротника влавство
И птицы трели!
Цветовые
В синие утрены
Ветром колоша
Спящие матрены
Втянут семена!
Потянут цветочки
Лепестковый ряд
Распустят листочки
Зеленной наряд!
Медовые слады
Сотканы с душой
По утру, узорной
Трудовой пчелой!
В чаши окунает
Для наполни сот
Пасечник венчает
Урожайный год!
---------------------------------------------------------------
«Люди! Над нашим окном
В завтрашний день
Повесим ковер кумачовый,
Где были бы имена Платона и Пугачева».
Велимир Хлебников. 1921 г.
Сергей Бостонарь
Окна
Ты знаешь, окна тоже говорить умеют,
Их можешь ты разбить, они тебя – не смеют,
Они спонтанны, постоянство чуждо окнам,
Не подчиняются годам, не верят срокам.
У них нет радости, их бремя тяжесть грусти,
Пройдешь их около – они тебя отпустят,
Не могут побежать, сказать, остановиться,
Все что осталось – отражать на облаках немые лица
Их выражение – когда шумят метели
Песком прямо в глаза, песком! как на расстреле…
Не отвести свой взгляд, их веки бесконечны,
Печальны, непросты, наивны, так беспечны
Они как звезды состоят из точек,
Осколков и обид, из запятых и строчек,
Они как снег, им суждено разбиться,
Мечтать взлететь, мечтать… но их мечтам не сбыться.
Фотокомпозиция Александра Лысенко
----------------------------------------------------------------------------------
Борис Фальков
(1946 -2010)
Мюнхен, Германия
ВОЗВРАЩЁННЫЙ ОРФЕЙ
(фрагменты из цикла)
Я всматриваюсь в вас, о числа,
и вы мне кажетесь одетыми в звери.
—
Ветер бросает нечет и чёт,
тихо стоят невода.
—
И грядет бесшумно зверь
парой белых нежных чисел!
Виктор Хлебников
* * *
Земное время описало очередной свой круг. Возвратились давно сбывшиеся события и спетые песни. Одни пришлось заново пережить, другие наново переписать. Теперь достаточно сравнить тот их вариант с этим, чтобы убедиться. Только вот – в чём?
Вопрос опасный: что именно в них содержится? То есть, что оправдывает существование событий и песен? Вопрос не ценности, и даже не смысла, а присущих им значений.
Это так. Ведь это те же песни. Они всё это время существовали, не важно – где, важно, что они были и есть. Как был, и значит – есть октябрь 66-го, когда я, подобно Орфею, вышел в очередной раз из-под земли на Невский, подталкиваемый ровно дующим в спину ветром. А это, в свою очередь, возвращает к тому, что в 46-м я вышел... откуда? О, я-то помню – откуда. И числа эти незабываемы. Значит, все они тоже есть.